— Поп-викторина, — говорю я на прерывистом дыхании. — Одно слово, описывающее то, что ты чувствуешь. Только одно.
Я достаю её кружевные трусики с её рта, и её дыхание становится глубже, будто она пытается поймать воздух, которого ей не хватало.
— Не нужно так драматизировать, — говорю я ей. — У тебя есть нос, чтобы дышать. Или я выебал из тебя все знания по анатомии?
Вместо того чтобы сердито посмотреть, её губы приподнимаются, и её глаза светлеют. Я прижимаю пальцы к её подбородку и поднимаю её взгляд.
— Тебе это нравится, — говорю я, не спрашивая. — Тебе нравится, когда я трахаю тебя так сильно, что твой мозг опустошается от всех этих блуждающих мыслей.
Она покачивается на моих коленях, словно может упасть назад. Я держу её крепче, одна рука ложится ей на спину, чтобы сохранить её в вертикальном положении, а я просовываю пальцы в её ошейник, с силой сжимая его, чтобы обеспечить поддержку её голове.
— Одно слово, — напоминаю я ей. — Даже если оно такое же неуклюжее, как слово член. Прямо сейчас.
Она облизывает нижнюю губу, и мой взгляд следует за движением. Не двигайся, Коннор. Но это сложно. Всё, что она делает, заставляет меня хотеть взять её сильно и быстро. И потом она дает мне ответ одним тихим вздохом.
— Сладострастный.
Мои брови поднимаются.
— Это большое слово.
Она сияет от гордости. О нет, Роуз. Это был не комплимент. Я дергаю её за ошейник, и она наклоняется вперед по моей команде. Мои губы касаются ее уха.
— Ты все ещё мыслишь здраво, — говорю я ей. — Видимо, я не оттрахал тебя достаточно сильно.
Я чувствую, как ее влагалище сжимается вокруг моей эрекции быстрыми, короткими пульсирующими движениями. Её рот должен догнать её тело. Ему не составляет труда умолять меня.
Я пока не двигаюсь. Я позволяю ей намокнуть между ног и извиваться в ожидании, изо всех сил стараясь усмирить свои собственные потребности.
— Одно слово, — говорю я снова.
Мои пальцы впиваются в мягкую кожу её бедра, а затем я скольжу ими, поглаживая ляжку.
— Похотливый, — она произносит это слово невнятно, и её голова откидывается назад, её веки трепещут, когда я снова начинаю двигаться.
Я останавливаюсь после двух коротких движений.
— Одно слово.
Я дергаю за ошейник, и её глаза распахиваются.
— Страсть.
Лучше.
Я отпускаю ошейник и кладу обе руки на её бедра, а затем приподнимаю её со своего члена. Я наблюдаю за тем, как её тело реагирует тревогой. Ему не нравится, что я лишаю ее себя. Когда я опускаю её обратно, заполняя её, я делаю это сильно. Наши тела издают звуки вместе. Плоть о плоть. Мои стоны против её. Хриплое дыхание, заполняющее тишину. Я делаю так ещё три раза, практически насаживая её на свой член.
Возможно, это моя вторая любимая поза. Сразу после той, где я раздвигаю ей ноги, связываю, засовываю кляп ей в рот и оставляю мокнуть и ждать на кровати.
На третий или четвертый резкий вдох я снова делаю паузу, удерживая её в неподвижном состоянии, пока я глубоко внутри.
— Одно слово.
Она не колеблется.
— Блядь.
Так то лучше.
Я снова беру её в свои руки и убеждаюсь, что это последнее слово, которое она запомнит.
Мы разговариваем некоторое время, Роуз лежит на животе, одеяло прикрывает её до талии, а я опираюсь локтем на подушку. Я вожу рукой по её спине, массируя все напряженные мышцы и закрепляю ощущение её бархатистой кожи у себя в памяти.
Я обожаю эти моменты после секса, почти так же сильно, как сам секс. Её стресс свёлся к минимуму. Даже когда она говорит о своем списке дел — о своих заботах и страхах — она дышит легко, а не напряженно.
— Не думаю, что мне удастся оставить Дэйзи с нами после окончания шоу, — тихо говорит Роуз. — Я говорила с мамой, и она не позволит ей покинуть родительский дом, — она прижимается щекой к подушке, повернувшись ко мне. — Может быть, если будет второй сезон, она сможет жить с нами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Второй сезон? Еще шесть месяцев разбираться со Скоттом, с инвазивными камерами, следящими за каждым нашим шагом?
— Ты бы этого хотела? — спрашиваю я.
— Нет, — откровенно говорит она. — У меня уже есть то, что я хотела получить от шоу. Акции Fizzle высоки. Несколько сетей магазинов хотят сохранить мои коллекции. Люди симпатизируют Лили больше, чем когда-либо, — последний факт заставляет её улыбнуться. — Это самая лучшая часть, — признается она.
Трудно отрицать любовь Лили к Лорену или его любовь к ней, когда они всегда вместе на шоу.
— За них легко болеть, — говорю я, целуя её плечо. — Сначала просто нужно понять их.
Это самое трудное. Быть готовым посмотреть сквозь призму их зависимостей и увидеть человека.
Она на секунду закрывает свои тяжелые веки, но я не хочу, чтобы она пока спала. Я должен спросить кое-что важное, пока она в благодушном настроении.
— По поводу свадьбы, — начинаю я. И прежде чем я успеваю закончить, она вмешивается, её глаза распахиваются.
— О, я хотела тебе рассказать, на днях я показала Лили её свадебное платье, и она была счастлива, Коннор, — Роуз улыбается, как будто это фантазия. Мой желудок скручивается в узел. Она поддерживает свое тело на предплечьях, чтобы лучше смотреть на меня. — Она визжала и подпрыгивала, будто была взволнована. Думаю, она наконец-то готова выйти замуж.
— Это здорово, — говорю я, не в силах контролировать свой осипший голос. — Я рад за неё.
Она хмурится, а потом ударяет меня по руке.
— По твоему голосу не видно, что ты счастлив.
Моя рука останавливается на её пояснице.
— Я с девушкой, которая отказывалась участвовать в детских играх в женитьбу, а теперь ты фанатеешь от чужой свадьбы.
Она уже рассказывала мне, что когда Лили и Ло притворились женатыми, будучи маленькими детьми, она уничтожила все цветы, сорвав их со стеблей, а потом назвала всех «глупыми» и ушла.
— Если ты беспокоишься, не изуродую ли я цветы на их свадьбе, не беспокойся. Я сама их выбрала. У них будут орхидеи.
— Я их поменял.
Её глаза резко открываются, и она садится прямо, прижимая простыню к груди. Она указывает на меня.
— Если моя мать склонила тебя к оранжевым лилиям и бирюзовой ленте...
Я закрываю ей рот.
— Я не советовался с твоей матерью ни о каких окончательных приготовлениях, обещаю.
— Тогда в чем дело? — спрашивает она. — Ты выглядишь так, будто провалил тест по математике.
Я придвигаюсь к ней и целую её висок.
— Я просто подумал о нас.
Она замирает.
— И это тебя расстроило?
Я всегда был самым уверенным, самым подготовленным, но никогда не был самым откровенным. И всё это можно опровергнуть Как ты можешь быть уверенным, когда твоя судьба в чужих руках? Я не могу управлять свой собственной, если она не раскроет мне карты.
— Я с головой в этих отношениях, — говорю я ей. — Я хочу детей. Я хочу обручальное кольцо на твоем пальце. Я хочу всё это с тобой, Роуз. Но о чём думаешь ты?
Мы не говорили об этом уже несколько месяцев. В последний раз, когда мы это делали, она осудила мое тщетное представление о детях, но после того, как мы имели дело с Дэйзи, Лили — она должна видеть, что мы бы хорошо справились вместе, не включая академического соперничества, не включая отличного секса. Мы совместимы в жизни. И это самое главное.
Она качает головой, задумчиво глядя куда-то вдаль.
Моя грудь сжимается, и я пытаюсь облегчить ей задачу.
— Представь себя через два года. Что ты видишь?
После долгого молчания она говорит: — Я вижу, как ты работаешь в Cobalt Inc. вместе со своей мамой, и я вижу, как мы вместе едем в отпуск с моими сестрами и их парнями или мужьями, что бы они ни сделали за два года.
Она закатывает глаза, но улыбается этому будущему.
Я жду, пока она закончит, но это все.