– О Боже!.. – прошептал Морган, чуть отступив назад. Лили не могла определить, что именно прозвучало в его голосе. Презрение и возмущение? А может, благоговение и трепет?
Она закрыла глаза, тщетно надеясь, что когда откроет их вновь, то проснется и все происшедшее окажется лишь дурным сном. Но когда она снова посмотрела перед собой, то поняла, что находится не в своей спальне, освещенной лучами утреннего солнца, только подобравшегося к горизонту, а в мансарде. Творение Рейна Готорна, который предал ее, вновь вошло в ее жизнь.
Картина!
Итак, она здесь. На этот раз полотно показалось Лили еще более откровенным, чем в тот роковой вечер. И больше невозможно обманывать себя, думая, что этой картины нет и никогда не существовало. Как невозможно отрицать и то, что когда-то сказал ей Морган: ее брат действительно купил это полотно.
Горло Лили сжалось, сердце бешено застучало в груди. Теперь и Морган стал свидетелем ее позора. После всего, что у нее было с этим чудесным человеком, ей была ненавистна даже сама мысль о том, что он тоже когда-нибудь может увидеть это. Конечно, он знал о существовании картины, но знать и видеть – вещи совершенно разные. Теперь он получил доказательство ее падения. Увидев образ, созданный Рейном Готорном, отныне он будет думать о ней только как о женщине легкого поведения.
Как о женщине, которая недостойна его любви.
Лили захотелось немедленно убежать из мастерской и больше никогда сюда не возвращаться. Она проиграла битву за детей, а теперь еще и бесстыдная картина, причина всех ее бед, предстала во всей своей красе перед человеком, уважение которого она так старалась заслужить.
– Она прекрасна!
Лили резко обернулась и посмотрела на Моргана. Он по-прежнему не сводил глаз с полотна, с видом знатока живописи изучая портрет дюйм за дюймом. Колени у Лили предательски задрожали, и она едва удержалась на ногах, когда проследила за его взглядом.
И прежде картина многим нравилась, многие восхищались мастерством художника, однако ни у кого из всех этих ценителей никак не могла вызвать восхищение женщина, которая позволила запечатлеть себя на холсте обнаженной.
– Но это не ты.
Лили пришла в смятение. Если бы этот сильный человек внезапно потерял самообладание и разрыдался перед ней, то и тогда она не была бы столь удивлена. Она мучительно пыталась понять, что он хотел сказать.
Морган же приблизился к ней, обхватил за плечи и резко, без всякой нежности повернул к себе. Его глаза были полны боли и ярости.
– Это не ты! – взволнованно выдохнул он.
Очень медленно смысл его слов стал проникать в ее сознание. Он все понял. Теперь он знает все.
Лили приоткрыла рот, чтобы не задохнуться от волнения.
– Милостивый Боже! – воскликнул Морган. – Он нарисовал твое лицо, но это не твое тело!
– Как ты догадался? – удивленно спросила она, отчаянно желая, чтобы Морган доказал ей, что хоть на этот раз все понял правильно.
– Посмотри сюда, – указал он на картину, – а теперь сюда. Конечно же, – гневно воскликнул он, – это не твое тело! Не твои бедра, не твоя грудь. И живот совсем другой. А где родимое пятно? Лучше меня тебя никто не знает. Занимаясь с тобой любовью, я изучил каждый дюйм твоего тела. Несмотря на то что с тех пор, как был написан этот портрет, прошло десять лет, я уверен, что на нем изображена не ты.
Он повернулся к Лили:
– Боже мой! Он нарисовал не тебя, но ты не могла этого доказать. У тебя не было оснований отрицать, что ты не позировала ему! И люди поверили в худшее. – Тело его налилось ужасной тяжестью. – Однако и я оказался ничуть не лучше. Я ведь тоже поверил в самое плохое.
Лили показалось, что стены комнаты закружились в бешеном вихре, как и ее мысли. Морган все понял! Стоило ему взглянуть на картину, и он догадался – на полотне изображена не она. И теперь то, что когда-то он верил в самое худшее, не имело для нее никакого значения. Да и как он мог думать иначе? Важно было только то, что, даже продолжая верить всем сплетням и наговорам, Морган все-таки полюбил ее.
– Лили, – обратился он к ней и взял ее руки в свои, – почему ты не рассказала мне все с самого начала?
Ее губы тронула печальная улыбка:
– А разве ты поверил бы мне? На мгновение он закрыл глаза:
– Возможно, нет.
– Наверняка нет. Но теперь это не имеет значения. – Лили с силой сжала его руки. Только теперь она осознала, что это и прежде не имело значения. – Мне радостно уже оттого, что хоть кто-то на свете знает: я не позировала Рейну Готорну. Однако никому во всем Нью-Йорке это неведомо. Не знал об этом и Клод. Зато теперь появился человек, который, увидев картину, понял, что я не Пурпурная Лили.
– Ты должна рассказать обо всем судье, тогда никто не отнимет у тебя детей. Ты просто обязана заявить всему Нью-Йорку, что никогда не была Пурпурной Лили.
– Но я не могу рассказать об этом ни судье, ни кому-либо другому! Они все равно мне не поверят.
– Тогда я сам расскажу.
Лили невесело усмехнулась, пытаясь скрыть охватившее ее разочарование.
– И что, интересно, ты всем им скажешь? Что ты при определенных обстоятельствах видел меня обнаженной и поэтому знаешь, что женщина, изображенная на портрете, не имеет ничего общего с той женщиной, которую ты видел в своей постели? – Обида жгла ее сердце каленым железом. – Подобное заявление в суде только еще больше запятнает меня.
Признав свое поражение, Морган отвернулся. Внезапно он замер, все его тело напряглось. Лили проследила за его взглядом и увидела, что, кроме картины, из-за шкафа вывалился еще и какой-то сверток. Наклонившись, Морган достал из оберточной бумаги тонкую папку для набросков. Он очень осторожно развязал ленточку, открыл папку и бегло просмотрел содержимое – лист за листом. По мере того как он это делал, лицо его все больше напоминало каменную маску.
Потом, повернувшись к Лили, Морган протянул папку ей:
– Вот тебе и доказательство.
Испытывая страшное смущение, Лили взяла наброски. В глубине души она понимала, что именно увидит на этих листках, но все еще не хотела в это верить. Трясущимися от волнения пальцами она стала перебирать рисунки. Множество набросков. И всюду – она. Вот она в светлом дневном наряде, а вот – в красивом вечернем туалете. Различные позы, различное выражение лица. Но на всех рисунках Готорна она одета, причем с безупречной элегантностью. Далее последовали другие наброски. Для них Готорну послужила моделью незнакомая женщина. Он также изобразил ее в различных положениях. Но в отличие от Лили эта женщина позировала художнику обнаженной.
Внимательно просмотрев рисунки, Лили точно смогла заключить, какие именно наброски использовал для своей скандальной картины Рейн Готорн. Один из них был сделан в этой самой комнате: на нем она задумчиво смотрела в окно.