Пули крошили и деревья, и человеческие тела. На долю некоторых из них пришлось так много попаданий, что они буквально разваливались на части и потом их опознать было практически невозможно. Так, солдат 5-го Мэнского полка, отправившийся на следующий день на поиски своего капитана, нашел даже не труп, а лишь его жалкие остатки. «На всей поверхности тела не было и четырех дюймов, не тронутых пулями», — вспоминал он.
Подобных примеров можно было бы привести множество, но и без того понятно, что сражение у Спотсилвейни превратилось в беспрецедентное по своей жестокости побоище. Самой же трагичной его стороной было то, что колоссальные жертвы, понесенные обеими сторонами 12 мая, оказались бесполезными. После того как атаки фланговых группировок северян были отражены, продолжение битвы за Подкову потеряло для них всякий смысл. Южане слишком прочно удерживали траншеи, чтобы их могли захватить вымотанные долгим боем полки Хенкока и Райта, и бой носил характер самой массовой, самой продолжительной, самой кровопролитной и самой безрезультатной перестрелки за всю войну.
Правда, чашу весов в сторону Севера еще мог склонить 5-й армейский корпус, остававшийся все утро в резерве. Генерал Мид, который осуществлял непосредственное руководство сражением с федеральной стороны (Грант лишь несколько раз появился на поле боя, но не отдавал никаких распоряжений), еще в 8 часов утра решил двинуть в бой этот последний резерв и направил генералу Уоррену соответствующий приказ. Но герой Геттисберга, проявивший столь блестящие военные способности, оказался в тот день не на высоте. Подготовка его корпуса к атаке заняла слишком много времени, войска выдвигались на позиции, словно находясь в сомнамбулическом сне, а Уоррен ничего не делал, чтобы ускорить этот процесс. Не помогли и повторные приказы Мида, а потерявший терпение Грант даже посоветовал ему сместить командира 5-го корпуса с поста. Наконец, Уоррен, словно испугавшись этой угрозы, двинул вперед дивизию Кроуфорда и Мерилендскую бригаду Денисова. Но предпринятая ими атака была такой робкой, что южане без труда ее отразили. [400]
Затем части Уоррена залегли неподалеку от траншей противника и вступили с ним в вялую перестрелку, которая, конечно, не могла принести успеха.
После провала атаки 5-го корпуса битва за Подкову стала не просто бессмысленным, но и преступным смертоубийством. Потерпевшим неудачу командирам северян следовало немедленно прекратить атаки и вывести свои истекающие кровью части из боя, ибо добиться большего, чем уже было сделано за этот день, они не могли. Однако генерал Грант преследовал свои цели, которые нельзя было обозначить терминами «победа» или «поражение». Он вел войну на истощение, и в его задачи входило уничтожение максимально большего количества вражеских солдат. Собственные же потери интересовали Гранта меньше, поскольку человеческие ресурсы Севера были достаточно многочисленны, чтобы восполнить пустующие места в рядах Потомакской армии. Поэтому, объехав линии сражающихся войск верхом и понаблюдав некоторое время за ходом сражения, Грант остался доволен достигнутым результатом. В тот день он написал своей жене, что никогда в жизни не чувствовал себя лучше.
Генерал Ли также не вмешивался в ход битвы, хотя и по совсем другим причинам. Все, что он мог предпринять для отражения атаки врага, было сделано им ранним утром, и теперь спасение армии зависело от стойкости рядовых пехотинцев, сдерживавших натиск северян. Зная, что в этом он вполне может на них положиться, генерал Ли занялся другой, не менее важной работой. По его приказу не участвовавшие в бою части и нестроевые взялись за лопаты и приступили к рытью новой линии окопов. Командующий южан сам выбрал для нее место — она проходила поперек основания Подковы в нескольких сотнях метров за спинами сражающихся частей. А затем лично проследил за всеми производимыми работами. Эти работы проходили с обычной для конфедератов расторопностью и быстротой, чтобы к вечеру утомленные боем войска могли отступить в хорошо оборудованные и тщательно подготовленные траншеи.
Однако это долгожданное отступление стало возможным лишь к полуночи, когда битва, точно пресытившийся обжора, стала постепенно успокаиваться. Дождавшись, когда отгремят [401] последние выстрелы, конфедераты оставили стойко обороняемые ими позиции и под покровом ночи тихо подались назад. Впрочем, федералы все равно не могли их преследовать. Многие из них были счастливы уже тем, что уцелели в самом кровопролитном сражении войны, и к тому же чувствовали себя настолько уставшими, что заснули прямо на боевых позициях, устроив себе некоторое подобие постели из грязи.
Наутро они смогли, наконец, занять линию Подковы, стоившую им такой крови, и убедиться в совершенной бесплодности своей «победы». Результатом атак трех федеральных корпусов стал захват вражеских окопов протяженностью около 1200 ярдов, не представлявших собой никакой тактической ценности. Южане попросту выровняли огромную дугу, устранив слабое место в своей линии, и их новые траншеи выглядели еще более внушительно[12]. Северяне могли бы использовать Подкову в качестве плацдарма для повторных ударов в центре неприятельских позиций, но захваченные окопы оказались до такой степени заполнены трупами, что годились теперь только для братской могилы.
Особенно тяжелое зрелище представлял из себя Кровавый угол, где тела были по большей части обезображены многочисленными попаданиями ружейных и картечных пуль и лежали в траншеях бесформенными грудами. Только на участке длиной 15 и шириной 12 ярдов, по подсчетам одного офицера-северянина, покоилось 150 мертвых тел, и это был еще не предел плотности. «На закате, — вспоминал генерал Портер, — мы увидели, что мертвые враги лежат грудами друг на друге, в некоторых местах в четыре слоя, представляя собой все ужасные виды увечий. Под кучей быстро разлагающихся трупов было заметно конвульсивное подергивание конечностей — раненые были все еще живы… Это место очень точно названо Кровавым углом».
Разумеется, и речи быть не могло о том, чтобы размещать войска в этом морге под открытым небом, и генералы северян благоразумно отвели свои части на исходные рубежи [402]. Предварительно они приказали захоронить убитых, и, выполняя это распоряжение, федералы стащили всех лежащих вокруг мертвецов в и без того заваленные телами окопы и сбросили на них сверху бруствер. Но такая могила оказалась не слишком надежной, и земля в некоторых местах просела, представив на всеобщее обозрение разлагавшуюся человеческую плоть. «Кажется просто невероятным, какая перемена произошла менее чем за неделю, — вспоминал капеллан одного из федеральных полков, снова оказавшийся вблизи Кровавого угла через несколько дней. — Волосы и кожа отвалились от черепов, а мясо — от костей, и все это издавало отвратительную вонь. Многие солдаты заткнули свои ноздри зелеными листьями. Подобные сцены кажутся слишком отталкивающими, чтобы о них писать. Однако как еще передать точное представление о том, что здесь произошло и выстрадано».
Битва 12 мая была лишь одним из эпизодов невиданного противостояния двух армий у Спотсилвейни. Даже после провала своих атак на центр мятежников Грант не пожелал признать поражения (похоже, такого слова для него просто не существовало) и продолжил свои попытки прорвать оборону конфедератов. «На этот раз мы столкнулись с человеком, который либо не знал, когда он побит, а когда нет, либо плевал бы даже на потерю всей своей армии, лишь бы он мог довести дело до конца», — писал о Гранте один из солдат Северовирджинской армии, и в этом кратком высказывании отчетливо видна вся суть стратегии федерального главнокомандующего. Но траншеи были таким фактором, с которым не мог не считаться даже победитель Чаттануги, ведь все попытки прорвать 6-мильную оборонительную линию оказались безуспешными. Они лишь удлинили списки погибших и раненых, костьми которых снова были усеяли подступы к фортификационным сооружениям южан. Наконец 20 мая, в нарушение своего принципа «никогда не маневрировать», Грант снялся с позиций у Спотсилвейни и, обойдя линию вражеских траншей, двинулся на юг. Генералу Ли оставалось только следовать за ним, заслоняя своей армией подступы к столице Конфедерации. Ли тоже направился вглубь штата Вирджиния навстречу неизбежному поражению. [403]
Несмотря на все последующие кровавые столкновения у Спотсилвейни, четверг 12 мая стал для солдат обеих армий одним из самых ужасных дней за всю гражданскую войну. «Я никогда не думал, что мне будут верить, если я стану рассказывать об ужасах Спотсилвейни», — сказал о нем федеральный солдат. «Сражение, происшедшее в четверг, было одним из самых ужасных столкновений, которые только окрашивали человеческой кровью подножие Господа Бога», — вторил ему рядовой из Северной Каролины.