В отрядах противника были и воины, но много и обычных уголовников. Однажды взяли пленного — это был монстр два метра ростом. У него рука была толще моей ноги. Такого в рукопашной взять невозможно, надо сразу убивать. Его сначала ранили, в плечо. Стали допрашивать: «Кто такой?» — «Я пастух». — «А пулемёт тебе зачем, пастух? От волков отстреливаться? А гранаты ручные зачем?».
Самое страшное наказание для пленных было — пообещать отдать его солдатам. Я иногда просто вставал и говорил: «Ну, если не хочешь говорить — я пойду, покурю полчасика». — «Не уходите!». Он же видел, как бойцы на него смотрели. И начинает рассказывать. Пленных арабов сразу передавали в ФСБ, да они и по-русски не говорили. Негров мне не посчастливилось живьём брать. Мёртвых их видел…
Как-то поймали русского — тощенький, глаза загнанные, как у собачонки, на него смотришь — какой из него воин! Грязный, щуплый. Ползал где-то в Рязани по помойке, ему приехавшие туда чеченцы предложили 60 тысяч в месяц. Мои бойцы мне рассказывали: одна очередь стоит в наш военкомат на контрактную службу, другая, рядом — у «Мерседеса». Наш военкомат предлагает контрактникам за службу в Чечне штуку баксов, брюнеты из «Мерседеса», тоже за службу в Чечне, но на другой стороне — две. Неужели никто из наших властей этого не видел?
Даже какие-то бытовые контакты с местными жителями часто вызывали недоверие к ним…
«Хреновато было…»
Елена Чиж, начальник медслужбы батальона:
— Как-то к комбату пришли офицеры ФСБ: «Дай нам свою медичку, надо съездить в Урус-Мартан, помочь одной бабуле». Меня повезли. Разгрузку не разрешили одеть, взяла только автомат. У какой-то женщины один брат был боевиком, а второй сотрудничал с нашими. Офицеры ФСБ, чтобы помочь ему, повезли меня к его больной матери. Полковник, который привёз меня к дому, говорит: «Лена, оставь здесь свой автомат, и не забудь снять берцы, когда войдёшь в дом». Подошла к воротам. Сразу меня окружила куча народа, чувствовала себя, как среди своры собак. Хреновато было… Встала спиной к воротам, на всякий случай. Какие-то мужики подошли, явно не колхозники. Пока шла в дом, думаю: «Хана мне, хрен я отсюда выйду». Стала разуваться — «Не надо!». Но разулась. В женской половине дома — много женщин, детей, и на постели старушка. Осмотрела её — сердечная недостаточность, астма. Сделала укол, вены были хорошие. Выхожу, и думаю: «Не отпустят». Нет, вышла. Дочь этой старушки говорит: «Ты оказала мне такую помощь! Завтра я тебя приглашаю в свой дом за стол. Что ты любишь — плов, чебуреки, шашлык?» — «Шашлык». — «Будет тебе шашлык! Будешь сидеть за одним столом с нашими мужчинами».
Подъезжаем к её дому, следом подъехала «Волга», выходят мужики, очень крепкого телосложения, в полувоенной форме.
А в это время подполковник Самокруткин нервничал, потому что не знал, чем может закончиться эта поездка. На другой день приходит этот полковник: «Лена, я за тобой». Самокруткин: «Не вздумай! Какой обед? Зачем это надо? Нет!». Он меня не отпустил, чтобы не рисковать. Могла остаться у них в заложниках. И какие мужчины были бы там за столом? Представители кого на самом деле? Здоровые были ребята. Голову бы свернули, как цыплёнку. Потом не докажешь, что я вообще к ним приезжала. Поэтому Самокруткин меня и не отпустил.
О друзьях, товарищах
Салех Агаев, заместитель командира батальона по воспитательной работе, майор:
— Комбат подполковник Самокруткин — опытный, грамотный, человечный командир. Отношения у нас были товарищеские. Мне с ним было легко работать. Абсолютно никаких разногласий не было. А как он всегда переживал, когда группа уходит на боевые — я это видел и чувствовал. Как тяжело он переживал потери…
Андрей Середин, заместитель командира разведдесантной роты по воспитательной работе, капитан:
— Подполковник Самокруткин — настоящий командир, в повседневной рутине жизни и в бою. Мужик сильный, как комбат был на месте, держал всех в узде. Впечатление о нём осталось хорошее.
Иван Кузнецов, командир взвода, старший прапорщик:
— Майор Паков — всю первую войну проползал по Чечне. Это был Командир. Очень порядочный, не позволял себе кого-нибудь оскорбить. Старшие лейтенанты Хамитов, Захаров — замечательные, смелые ребята. Старший лейтенант Миронов себя хорошо показал. Старший лейтенант Володя Шлыков, он был у Хамитова замполитом роты — в Дуба-Юрте меня вытаскивал раненого, а сам был ранен. Ему пуля в руку попала, ниже плеча, но он не смотрел на своё ранение, крови много потерял, а тащил меня на шее, молодец. Прекрасный офицер…
Старший лейтенант Пётр Захаров — так был воспитан, что всегда шёл туда, где особенно тяжело. На старшего лейтенанта Соловьёва трижды подавали наградные на звание Героя России. Никогда ни за чьи спины не прятался. Сначала шёл сам, а потом вёл солдат. Высокопорядочный офицер.
Александр Соловьёв:
— Командир первой роты капитан Тритяк — надо отдать ему должное — группы водил сам. Ходил в разведку, хотя как командир роты — был не обязан. Он делал всё достойно, не трусил.
Капитан Середин — очень достойный офицер, и как разведчик, и человек. Он сам водил группы, а замполитом роты только числился. Мне нравился его стиль руководства. Видны были и результаты его работы. Нравилось его отношение к людям, умел добиваться цели, действуя добрым словом. Зарекомендовал он себя в батальоне очень хорошо. Из Чечни его перевели на постоянное место дислокации на должность начальника штаба батальона. Он очень не хотел уезжать. Собрал нас всех, командиров взводов: «Мужики, как вы посмотрите на то, что я соглашусь начальником штаба?». Он хотел понять: не будет ли его отъезд из батальона восприниматься как трусость. Все офицеры сказали: «Мы тебя поддерживаем, нам такой начальник штаба нужен. А война рано или поздно закончится». Всё тогда им было сделано по-честному, всё правильно.
Старший прапорщик Александр Сергеев, старший техник роты… Саня для меня как брат родной. Старший прапорщик Ступишин, старшина второй разведроты — эталон чести и совести русского прапорщика.
Евгений Липатов:
— О командирах… Александр Хамитов, наш командир роты — с ним можно было хоть куда идти, знали, что напрасно не пропадём. Ценил людей, берег. Жизнь людей, а не приказ ставил на первое место. Иной раз приказы ставили наполеоновские. У нас сначала были командиры взводов кадровые, после Новосибирского училища. Всё знали, как по карте работать, у них было видение боя, умели и хорошо знали, как работать группами. Они были два месяца, после Дуба-Юрта уволились: после этого бардака, говорили, не буду служить.
Пётр Ерохин, старшина:
— Капитан Середин — просто молодец! Изумительный офицер. Лейтенант Кляндин тоже достойный командир. Помню, как он говорил: «Пацаны, я знаю, что вы отходили не первую войну, поэтому не буду вам мешать, буду у вас учиться».
Олег Кучинский, снайпер:
— Большинство ребят, с которыми мне пришлось воевать в 84-м разведбате, были из тех людей, которые никогда много не говорят, а если говорят, то по делу. Если что-то нужно сделать, они идут и делают, без всяких соплей.
Навсегда в моей памяти останутся такие настоящие воины, как Пётр Ерохин, Алексей Ерохин, Миша Зосименко, Сергей Вихрев, Сергей Яскевич, Дмитрий Ерохин. Эти ребята своим мужеством и героизмом спасли десятки, а, может быть, и сотни молодых, не обстрелянных солдат.
Старший лейтенант Александр Соловьёв постоянно ходил старшим группы. Это был настолько грамотный офицер, что, казалось, родился в погонах. В бою дерзкий, отважный, всегда действовал тактически грамотно.
Командир второй группы старший лейтенант Егор Кляндин (его позывной был — «Сова») — очень уравновешенный офицер, никогда не принимал необдуманных решений. Всегда находил возможность посоветоваться с группой и с дозорными, понимал, что мужики старше его и знают толк в войне. Правда, первое время были трения, но с сильными людьми всегда так происходит, а затем у него была очень сильная группа. Про каждого можно было сказать: «С ним в разведку пойду».
Старшина Пётр Ерохин — старый, мудрый волк, в делах и людях знает толк.11 декабря на высоту 398,3 он первым шёл, и там ребята показали «духам», кто такие воины 84-го разведбата, и никого из своих не бросили на поле боя. Генерал перед боем сказал: «Кто первым на высоту зайдёт, получит Героя». Пётр в бою на этой высоте, по-моему, заслужил звание Героя России, но разве с нашими генералами получишь такую награду: они думают, что если контрактник — значит, ради денег на войну идёт.
Антон Ширинский, старший радиотелеграфист-разведчик, ефрейтор:
— Про своих офицеров могу сказать только хорошее. Взводные все боевые, с ними приходилось вместе воевать, к любому можно подойти, всегда поможет. Ротный — тоже хороший мужик. Комбат, когда я приезжал в часть в мае 2000-го, встретил меня, как родного. Со мной в мае приехал парень из 245-го полка, он поразился, как нас встретили в батальоне: накормили, напоили, и спать уложили.