— Пошли? — Макс первым двинулся вперед, на ходу срывая с себя ацтекскую тунику. — Они хотят боя — и они его получат.
Переоблачившись и оставшись в привычном хаки, Штольц и Лик тронулись за ним. Так, должно быть, перед боем переодевались во все чистое матросы. Юлить и притворяться более не имело смысла. Им предлагали драться, и они принимали вызов.
— Макс!..
Уже почти на пороге здания капрал ошеломленно вскинул руку. На высоте третьего этажа, над воротами, была вытесана из камня морда носорога. Но вместо одного этот зверь имел два рога. Только сейчас Макс разглядел на них человеческие головы: на правом комендора Доминго, на левом — Пуэрто. По желтому камню еще текла кровь.
Мороз прошел по коже лейтенанта. Он выдернул «рейнджер». Лик вскинул карабин.
— Сейчас отстрелю ему рога!..
— Нет! — Макс остановил его резким движением. — Не надо. Патронам мы найдем более достойное применение.
С оружием в руках они ступили под сень дворцового свода.
* * *
— Да это никак лабиринт!
— Точно.
Коридор с потолком, выполненным из цветной стеклянной мозаики, вновь сворачивал в сторону. Прежде чем идти дальше, Макс огляделся. На каменных стенах — иероглифы с криптограммами, над головами — картины дерущихся и совокупляющихся зверей.
— Куда нас ведет эта паскуда?..
— В неизвестность, господа! В неизвестность! Не это ли самое заманчивое в жизни?..
Голос грянул не то сверху, не то со всех сторон разом. Вздрогнув, они остановились. Лик стволом карабина ткнул в одно из многочисленных отверстий в стене на высоте человеческого роста. Макс, подняв голову, крикнул:
— Это ты, Гершвин?
— Разумеется! Кто же еще?.. Правда, так меня уже давно никто не зовет, но для вас я с удовольствием делаю исключение. Шкура старого романтика Гершвина была не столь уж плоха.
Разговаривать с невидимым человеком было неприятно. Макс пытался отгадать, каким образом усиливается голос террориста. Может, ацтеки и впрямь вплотную приблизились к премудростям радиоэлектроники?
— Словом, называйте меня как хотите. Можете даже ругать — и брань порой доставляет наслаждение.
— Наслаждение? Уж не заговариваешься ли ты, Гершвин?
— Отнюдь. Десятилетия одиночества — это то, о чем вы не имеете ни малейшего понятия. Сейчас я беседую с соотечественниками — и этого мне вполне достаточно.
Голос разносился по коридорам, словно из мощных динамиков.
— Ты… Ты хорошо нас слышишь?
— Слышу, мой дорогой, хотя, наверное, не столь хорошо, как вы меня.
— Может быть, выйдешь, поговорим более доверительно?
— Обязательно, мой лейтенант. Выйду, и поговорим. Но чуть позже, и с глазу на глаз.
— Ты боишься моих приятелей?
— Просто хочу сравнять счет. Если вы очутились здесь, значит, надо понимать, там, в Европе, никого уже не осталось?
— Ты говоришь о тех двух подонках?
— Я имею в виду СВОИХ людей, лейтенант. Так я прав?
— На все сто, Гершвин. Твоих мясников мы успокоили, также как и твоих смуглокожих наемников.
— Они не наемники, они — мои подданные, лейтенант.
— Приятно слышать… И все-таки — как насчет доверительной беседы? Или должность верховного жреца не позволяет снисходить до простых смертных.
— А кто вам сказал, что я жрец?
Каменные коридоры содрогнулись от смеха. Макс затравленно оглядывался. Пальцы, сжимающие «рейнджер-45», напряглись. Хохот сменился вкрадчивым шепотом.
— Я здесь у них бог. Не более и не менее. Кон-Тики Виракоча — для инков, Кукулькан — для майя и Кецалькоатль для тольтеков с ацтеками. Опыт незадачливого бандита Кортеса, который так и не понял, какие преимущества сулит счастливое сходство, был использован мною с большим успехом. Увы, Кортеса, ступившего на эту землю с самыми корыстными намерениями, и впрямь долгое время принимали за бога. Потому и не оказывали сопротивления. А между тем испанцы врывались в дома и храмы, ломали статуи, уносили золото и драгоценные камни. А люди взирали на скотское поведение европейцев в полнейшем молчании. Такая действительность не имела права на существование, и, спасибо провидению, мне все удалось исправить. Бог Кортес, оказавшийся идиотом и варваром, так и не добрался до берегов Южной Америки. Возможно, и по сию пору кости его гниют в одной из сточных канав Мадрида. Это мои молодцы, по счастью, успели сделать.
— Но они обломали зубы, встретившись с нами.
— Верно! Но дело в другом, дорогой мой лейтенант! Вы воевали до сих пор с енотами и барсуками, теперь перед вами бог и ягуар в едином лице. За мной без малого шестнадцать миллионов южноамериканцев, а скоро и североамериканские племена перейдут под крыло белокурого ягуара. Все, что мне было нужно, — это крохотная фора по отношению к тем, кто явится следом. И эту фору я успел получить.
— Сколько ты уже прожил здесь? — Макс облизнул пересохшие губы.
— Ты хочешь знать, сколько я правлю этими людьми? Охотно отвечу: уже двадцать семь лет. Согласитесь, срок вполне приличный.
— Вот гад! — не выдержал Лик.
— Значит, теперь тебе… — Макс пошевелил губами, подсчитывая его возраст.
— Нз стоит считать! На пенсию я не собираюсь. По преданиям ацтеков, боги не старятся. А самое главное, у меня есть ученики и совсем недавно появился достойный преемник.
— Преемник? Откуда? — Лейтенант почувствовал, что ладони у него вспотели.
— Да, дорогие мои сограждане, европеец-преемник, который сменит меня тотчас после моей смерти. Боги ацтеков, как я уже сказал, бессмертны. Отчасти с этим и связаны многочисленные жертвенные обряды. Убивая молодых соплеменников, индейцы полагали, что восстанавливают жизненную энергию небесных владык. Поэтому, что бы со мной ни случилось, я просто не имею права умереть, ибо я вечен — един во многих лицах, всемогущ и всевластен. И один преемник будет сменять другого, ведя страну верной дорогой. Возможно, вам неприятно это слышать, но ход событий уже не изменить, и Америка навсегда останется «терра инкогнита» для варварских орд с Востока и Запада.
— Значит… ты всерьез решил посягнуть на историю?
— А я уже на нее посягнул. И отнюдь не усматриваю в этом какого-либо святотатства. — Гершвин рассмеялся. — Верно, я пролил кровь случайных людей, но это цена миллионов и миллионов других жизней. Кровь эта на мне, но что делать, если иначе не получается? Любой президент — даже самой малой страны — в день своего избрания автоматически становится убийцей сотен и тысяч. Он вынужден судить и рядить, рубить гордиевы узлы и посылать в бой полки. Плохо? Да, плохо. Но попробуйте-ка прожить без президентов, армии и полиции! Кто-то должен занимать эти посты, кто-то должен осмелиться — вот и я осмелился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});