Читать интересную книгу Красный циркуляр - Билл Браудер

Вдобавок представитель российских силовых структур проиграл дело по защите своей репутации. Решение Высокого суда Великобритании по иску майора МВД Павла Карпова создало новый прецедент. Судья отказал в производстве, поставив преграду в будущем для всех подобных исков от любителей репутационно-судебного туризма, стремящихся использовать лондонский суд, чтобы заставить замолчать критиков авторитарных режимов.

Какими бы значительными ни были эти достижения, зачастую бывает нелегко объяснить друзьям и коллегам, почему я продолжаю борьбу.

Как-то раз летним субботним днем 2012 года навестить нас приехал мой старинный друг Жан Каруби с семьей. Мы оживленно болтали за ужином, рассказывая друг другу о работе, о семье, но когда я отлучился на кухню заваривать чай, он подошел и попросил переговорить с глазу на глаз. Мы удалились в гостиную, и я плотно закрыл дверь.

Жан сел и тихо произнес:

— Билл, мы дружим много лет, и я очень беспокоюсь за тебя. У тебя прекрасная семья, ты успешный бизнесмен, но Сергея уже не вернуть. Может, пора остановиться, пока не произошло что-нибудь ужасное?

Такие разговоры случались и раньше, и я прекрасно осознавал возможные последствия своей деятельности. Мысль о том, что мои дети рискуют остаться без отца, преследует меня постоянно. Каждый раз при посещении школьной постановки балета или за игрой с детишками в парке я думаю о том, сколько еще смогу быть рядом с ними.

Но потом я вспоминаю детей Сергея, особенно младшего, Никиту. Ведь они никогда уже не увидят своего папу. Сергей не отступил в гораздо более опасной ситуации. Что же я был бы за человек, если бы сдался и позволил себе отступить?

— Пойми, Жан, я должен довести дело до конца, иначе яд бездействия убьет меня изнутри.

Разумеется, я поступаю так не от большой храбрости. Я вообще не храбрее других и так же, как все, испытываю страх. Но я понял одно: жизнь у страха коротка; как бы я ни был напуган в какой-то момент, я знаю, что это ощущение недолговечно и спустя некоторое время отступит. Житель зоны военных действий или человек опасной профессии скажут вам, что организм не в состоянии долгое время пребывать в страхе. Чем чаще с ним сталкиваешься, тем легче с ним справиться.

Допускаю, что есть большая вероятность, что Путин или кто-то из его окружения однажды расправится со мной. Как и любой другой человек, я не желаю себе смерти и сделаю все, чтобы это у них не вышло. Я защищаюсь и, хотя не могу раскрыть все детали, упомяну об одной, самой важной — этой книге.

Если меня убьют, вы будете знать, кто за это в ответе. Когда эту книгу прочтут мои враги, они поймут, что вам известна эта простая истина.

Если вам не безразличны стремление к справедливости и трагическая судьба Сергея, я прошу вас поделиться этой историей с другими людьми, и тогда имя Сергея Магнитского и его дух будут жить в наших сердцах, а это надежнее целой армии телохранителей.

И еще об одном меня обычно все спрашивают: как я воспринимаю потери, которые мне пришлось понести в борьбе за восстановление справедливости для Сергея. Действительно, я потерял дело, которое кропотливо создавал; потерял так называемых друзей, отдалившихся из опасения, что моя кампания может повредить их финансовым интересам; потерял свободу перемещаться по миру без риска быть арестованным и переданным российским властям.

Стали ли эти потери тяжелым бременем? Как ни странно, нет. Теряя одно, я приобретал что-то ценное в другом.

Пусть я лишился тех, кого некогда считал друзьями, но для кого стал финансовой обузой. Зато я встретил множество прекрасных людей, делающих мир лучше.

Не борись я за справедливость, я никогда не познакомился бы с Эндрю Реттманом — журналистом из Брюсселя, который с неослабевающим упорством освещает дело Сергея. Несмотря на серьезные проблемы с двигательным аппаратом — любое движение превращалось для него в муку, — он не пропустил почти ни одного совещания Европейской комиссии по делу Магнитского, сделав все, чтобы местные бюрократы не смогли дипломатически замять это дело.

Я никогда не встретил бы Валерия Васильевича Борщева — семидесятилетнего ветерана российского правозащитного движения, председателя общественной наблюдательной комиссии Москвы по соблюдению прав человека в местах принудительного содержания, который уже через два дня после смерти Сергея ходил по следственным изоляторам и камерам, где содержали Сергея, и опрашивал десятки должностных лиц. Несмотря на огромный личный риск, он разоблачил вызывающе невразумительные и лживые заявления российских госорганов.

Я никогда не познакомился бы с восьмидесятишестилетней российской правозащитницей Людмилой Михайловной Алексеевой, которая первой в России открыто обвинила сотрудников МВД в убийстве Сергея Магнитского. Как и мама Сергея, она подавала заявления о возбуждении против них уголовных дел и не опускала руки даже тогда, когда эти заявления оставались без ответа.

За это время я встретил еще сотни людей, изменивших мое представление о человечности. Этого никогда бы не случилось, продолжай я работать на Уолл-стрит.

Если бы много лет назад в стэнфордской школе бизнеса кто-нибудь спросил меня, что я думаю об идее оставить карьеру управляющего инвестиционным фондом ради правозащитной деятельности, я посмотрел бы на него как на сумасшедшего. Но вот прошло четверть века, и именно так все произошло.

Да, наверное, я мог бы вернуться к прежней жизни. Но, увидев этот новый мир, я уже не могу представить себе иной путь. Конечно, нет ничего зазорного в том, чтобы посвятить жизнь бизнесу и коммерции, но при этом мир будет как черно-белое кино. И вот неожиданно я увидел его в цвете, и все в жизни стало ярче, насыщеннее, и главное, — гармоничнее.

Это не означает, что я ни о чем не сожалею. Безусловно, я сожалею о том, что с нами рядом нет Сергея.

Если бы я мог начать все сначала, я бы вообще не поехал в Россию и с легкостью отказался бы от любого делового успеха, если бы это могло вернуть Сергея.

По прошествии времени я понимаю, каким был наивным, полагая, что, будучи иностранцем, обладаю некой защитой от варварства российской власти. И вот погиб не я, а другой человек — из-за меня и моих действий, а я не в силах его вернуть. Однако я могу развивать наследие Сергея и добиваться справедливости для его семьи.

В начале апреля 2014 года я решил пригласить вдову Сергея, Наташу, и его сына Никиту в Европейский парламент, чтобы они увидели, как проходит голосование по резолюции Магнитского о введении санкций в отношении тридцати двух человек, причастных к делу Сергея. Этот день должен был стать историческим: впервые за всю историю Европейского парламента было намечено публичное голосование в отношении лиц, подпадающих под действие санкций Магнитского в Европе.

Во второй половине дня первого апреля 2014 года мы сели на поезд «Евростар» Лондон — Брюссель. Как только мы вынырнули из Евротоннеля в Кале, мне позвонил один из служащих Европарламента:

— Билл, председатель парламента только что получил письмо от крупной американской юридической фирмы, действующей от лица нескольких россиян, упомянутых в списке и подпадающих под санкции. Они угрожают обратиться в суд, если голосование не отменят, заявляя, что парламент нарушает их права.

— Что? Да они сами нарушают все права! Это немыслимо!

— Согласен, но до десяти утра завтрашнего дня председателю парламента необходимо представить экспертно-правовое заключение по этому вопросу, иначе голосование может не состояться.

Было уже шесть часов вечера, и я не представлял, как найти опытного юриста, который согласится бросить все и за ночь составить убедительное заключение.

Я уже был готов опустить руки, но тут мой взгляд упал на Никиту. Мальчишка прильнул к окну и во все глаза смотрел на проносившиеся мимо французские пейзажи. Как же он в этот момент был похож на Сергея!

— Дайте мне немного времени, — ответил я.

Я вышел в тамбур, где за семь лет до этого сидели мы с Иваном, узнав про обыски в наших московских офисах. Я начал звонить разным знакомым и оставлять сообщения, но по прошествии часа и тринадцати сделанных звонков не продвинулся ни на йоту. Придя в отчаяние, я стал обдумывать, как объяснить предстоящее Наташе и сыну Сергея.

Но тут раздался звонок из Лондона. Это был Джеффри Робертсон — адвокат Ее Величества, которому я оставил сообщение о помощи. Среди юристов-правозащитников ему не было равных. В Великобритании он с самого начала был одним из самых искренних и горячих сторонников международной версии закона Магнитского.

Я второпях объяснил ему ситуацию, все время опасаясь, что связь вот-вот прервется. К счастью, этого не произошло. В конце разговора он спросил:

— К какому сроку нужен документ?