Читать интересную книгу Красный циркуляр - Билл Браудер

Дать ответ на закон Магнитского было проще простого: отплатить той же монетой в духе шпионских скандалов времен холодной войны. Американцы вводят санкции в отношении нескольких российских чиновников — русские отвечают им тем же. Вот и всё. Конец истории.

Но Путин решил изменить правила игры. Как только закон Магнитского был одобрен в сенате, он основательно занялся поиском способа лягнуть Америку, да побольнее.

У аппаратчиков Путина было полно идей. Для начала в Думе предложили арестовать российские активы банковской корпорации «Ситигруп» объемом три с половиной миллиарда долларов. Идея, бесспорно, мстительная, но при этом нелепая. Кто-то, должно быть, сообразил, что если Россия наложит арест на активы «Ситигруп», США заморозят российские активы. В итоге наши оппоненты отбросили эту идею и пошли дальше.

Возникла мысль блокировать Северный транспортный коридор, который США использовали для снабжения транзитом через территорию России войск в Афганистане. Таких маршрутов у Америки было всего два — через Пакистан и через Россию, и Путин прекрасно осознавал его ценность.

Недостаток этой идеи заключался в том, что официальные лица в Пентагоне в ответ посмотрят на карту и станут искать, куда надавить, чтобы аналогичным образом ущемить стратегические интересы России. И наверняка выберут Сирию, а правительство Путина немало вложило в поддержку сирийского диктатора Башара Асада, так что Путин не мог подвергать риску это капиталовложение. Такой вариант тоже отпал.

Путин искал нечто, не затрагивающее ни финансовые, ни военные интересы, но при этом способное досадить Америке.

Такое решение было найдено одиннадцатого декабря 2012 года. В тот день я был в Торонто и убеждал канадских парламентариев принять свою версию закона Магнитского. А вечером выступал с речью перед группой канадских общественных деятелей и журналистов. В ходе прямого общения молодая журналистка задала вопрос: «Сегодня российская Дума объявила о предложении ввести закон о запрете усыновления российских сирот американскими семьями. Как вы это прокомментируете, господин Браудер?»

Об этом я слышал впервые. Сложно было ответить на него с лету. Немного подумав, я ответил: «Если Путин действительно ставит под политический удар российских сирот, то это самый безнравственный поступок из всех, которые он мог предпринять».

Это решение русских психологически подействовало на меня. До этого момента все в нашей борьбе было черно-белым. Выбор прост: или вы на стороне истины и правосудия, или на стороне палачей и убийц, безнаказанно действующих в России.

Теперь же, вставая на сторону истины и правосудия, человек рисковал причинить вред российским детишкам-сиротам.

Предложенный Путиным запрет был ощутимым, потому что за прошедшие десять лет американцы приняли в свои семьи свыше шестидесяти тысяч российских сирот. Вдобавок Россия в последние годы ввела ограничения для американцев: в большинстве случаев они могли усыновлять только больных сирот — с диагнозами СПИДа, синдрома Дауна, порока развития позвоночника и другими серьезными патологиями. Некоторые из этих детей не смогли бы выжить без медицинской помощи и заботы со стороны американских семей.

Это означало, что Путин карает не только американские семьи, ожидавшие воссоединения с российскими детишками. Он одновременно наказывал беззащитных сирот в собственной стране, возможно, обрекая их на смерть. Бессердечность — слабое слово для всего этого. Это воплощенное зло.

Путин попал прямо в точку. Он нашел именно то, к чему стремились американцы и что он мог отнять без риска ответных мер. Более того, он нашел способ взыскать моральную цену за поддержку кампании правосудия для Магнитского.

Путин ожидал негативной реакции со стороны Америки, но и понятия не имел, какой пчелиный улей разворошил в собственной стране. У россиян можно найти много недостатков, но в любви к детям им нет равных. Россия — одна из немногих стран мира, где можно свободно привести в ресторан шумного ребенка и никто из посетителей не возмутится. Тут просто обожают детей.

Путина это не остановило. Четырнадцатого декабря — в тот самый день, когда Обама подписал закон Магнитского, — в Госдуме прошло голосование, и законопроект о запрете на усыновление детей был принят в первом чтении.

Ответная реакция внутри страны последовала с самой неожиданной стороны. Некоторые из приближенных к Путину, заслышав о новой законодательной инициативе, начали нарушать строй.

Первой высказалась Ольга Голодец, вице-премьер по социальным вопросам. В интервью «Форбсу» она заявила, что «закон противоречит семейному кодексу и международной конвенции о правах ребенка, согласно которой интересы и права ребенка должны быть приоритетом при принятии государственных решений».

Министр образования Дмитрий Ливанов написал в своем микроблоге:

«Логика как бы „око за око“, но логика неправильная, так как могут пострадать наши дети, которым не нашлось усыновителей в России».

Даже глава российского МИД Сергей Лавров, проводник внешней политики Путина, отметил: «Это неправильно, но я уверен, что в конечном итоге Госдума примет взвешенное решение».

Путин заставлял всех ходить по струнке, и вдруг такое беспрецедентное проявление нелояльности. Я начал думать, что, возможно, за запретом на усыновление стоит не он. Я очень надеялся, что это так и здравомыслие в конечном итоге возобладает. Беззащитные детишки не могут быть орудием в этой схватке.

Путин, который редко выказывает свои намерения, считается одним из самых непредсказуемых политиков в мире. Непредсказуемость — его стиль. Он хочет иметь свободу маневра, но при этом никогда не отступает и не показывает слабости. Предсказать его дальнейшие действия было невозможно, но мы знали, что некоторые ответы придут, и произойдет это во время ежегодной четырехчасовой пресс-конференции президента, назначенной на двадцатое декабря 2012 года.

Это тщательно отрежиссированное шоу для масс: большинство вопросов — безобидные или поверхностные, их обычно задают журналисты, подготовленные администрацией президента, или те, кто практикует жесткую самоцензуру. На таких спектаклях редко случались неожиданности, но я знал, что здесь Путин впервые приоткроет свои карты и все-таки выскажется о запрете на усыновление.

Я смотрел прямой эфир в офисе. Ко мне присоединились Иван и Вадим помочь с переводом и выяснить, что же скажет Путин. Первый вопрос задала журналистка из интеллектуального глянца «Сноб» Ксения Соколова:

«В ответ на принятие американцами закона Магнитского Госдума приняла запретительные меры в отношении американских граждан, которые хотят усыновлять российских детей-сирот. Считаете ли Вы такой ответ действительно адекватным? И не смущает ли Вас, что дети, причем самые обездоленные и беспомощные из них, становятся инструментом в политической борьбе?»

Путин сменил позу за огромным угловатым столом и постарался уйти от ответа. Он пытался выглядеть невозмутимым, несмотря на то, что мероприятие с самого начала отошло от намеченного сценария.

«Это, безусловно, недружественный в отношении России акт, — заявил он. — Насколько я знаю опросы общественного мнения, большинство граждан негативно относятся к усыновлению иностранцами наших детей». Затем он долго говорил, упомянув лагеря в Гуантанамо и Абу-Грейбе и секретные тюрьмы ЦРУ, будто их существование оправдывало преступления, которые совершались в России.

По прошествии трех часов пресс-конференции из полусотни заданных Путину вопросов шесть имели отношение к Сергею Магнитскому и российским детям-сиротам. Путин заметно злился.

Наконец незадолго до окончания мероприятия поднялся журналист Сергей Лойко из газеты «Лос-Анджелес Таймс» и сказал:

«Я возвращаюсь назад к Сергею Магнитскому, потому что Вы про это говорили. У России было три года, чтобы дать ответ, что же случилось. И тогда не было бы никакого „списка Магнитского“, вы не ругались бы с Америкой, дети поехали бы в Америку, и все были бы довольны и счастливы. Но ответа нет. Что там?

Вы проявляете недюжинную осведомленность в других громких уголовных делах, я не буду их называть. Мне хотелось бы услышать от Вас ответ на вопрос, что там с 230 миллионами долларов, которые якобы <…> инспекторы и полицейские — милиционеры в прошлом — украли из бюджета. На них можно было бы отстроить прекрасные детские дома, и Медведеву не приходилось бы голословно говорить, что мы что-то должны сделать. Уже бы это было, и мы бы могли держать сирот в нормальном состоянии.

Что произошло с Сергеем Магнитским? Почему для него наступил 1937 год? Хорошо, что он не для всех. Но почему он все равно возвращается в нашу жизнь?»