Выстрел. Пуля попала прямо в голову. Баркуд обмяк и больше не шевелился.
— Унести, — тихо приказал Эрвин. — Надеюсь, оно того стоило, — сказал он себе.
Между вторым и третьим звонком
Дорога, уходящая в ночную тьму. Окружающее пространство покрылось тёмным покрывалом и не пропускало ни капли света. Ночь правила бал и ликовала до первых лучей солнца.
Застава на перекрёстке. Бетонные блоки, белые мешки с песком, деревянная сторожка без окон. Нигде не горел свет. Из сторожки вышел парень в тёмном капюшоне. В руках блестел пистолет. По земле растекались лужицы крови от двух холодных трупов часовых. С них спешно снимали форму.
— Пошевеливайтесь, — шикнул парень в тёмном капюшоне. — Груз скоро будет здесь.
Ему не ответили и принялись переодеваться.
Хартия была самым могущественным государством в этом мире. Но, как и у всех, у неё были слабости и недостатки. Одна из них — преступность. «Отряду сто тридцать семь» не хватало сил, средств и методов, чтобы обеспечить безопасность во всех регионах. Так что на окраинах бандиты чувствовали себя прекрасно.
Парень сверился с часами. Осталось две минуты. Несколько дней назад проверенный источник сообщил о конвое с ценным грузом. Охраны быть не должно. Это настораживало, но источник ещё ни разу не давал осечки. Возможно, виной стало высокая нагрузка на офицерский состав и приставить конвой просто забыли.
В таких конвоях всегда было много денег и оружия. А ради этого стоило выйти на ночную «прогулку». Ведь некоторым, чтобы утолить внутри безграничную тоску нужно было только одно — убивать. Деньги — лишь приятное дополнение. На деньги можно провести весело время, купить себе тёплый уголок или же заработать ещё больше денег. Но деньги никогда не заполняли пустоту внутри людей. Никогда.
Вдалеке послышался гул двигателя. Заблестели фары. Как раз вовремя. Водитель был подкуплен, так что с транспортировкой груза проблем возникнуть не должно. Грузовая машина остановилась. Водитель мигнул грязными фарами. Это условный сигнал, означавший, что всё в силе.
— Груза много? — спросил парень водителя.
— Можешь пойти глянуть, — безразлично бросил тот.
Что-то было не так. Внутри терзало предчувствие чего-то плохого. Взяв себя в руки, парень подошёл к кузову.
Внутри на него уставилась пара десятков человек. Не сговариваясь, они направили на него оружие. У парня же перехватило дыхание.
«Гвардейцы», — промелькнула мысль.
Последние, что он видел — подошву солдатского ботинка, впечатавшуюся между глаз. Затем только темнота.
***
Ужасно болела голова. Казалось, что в неё вставили металлический штырь и там забыли. Во рту было противно от вкуса крови. Руки крепко связали.
С огромным усилием он открыл глаза. Какой-то сарай. В подтверждение этому был стойкий запах навоза. Над парнем стояло два гвардейца. Образцовые исполнители воли государства. Ни изъяна. Казалось, что они давно утратили свою личность, принеся её в жертву Хартии.
Дверь отворилась, и в сарай вошла девушка. Потрёпанная куртка, заплетённые тёмные волосы, покорный взгляд. Никто бы не признал в ней первую леди.
— Оставьте нас, — обратилась Элизабет к гвардейцам. Те молча подчинились, и девушка обратилась к пленнику: — Знаешь, как для одного из самых опасных преступников в Хартии, тебя оказалось не так уж и сложно поймать.
— Элизабет… — сладко протянул он. — А я уж думал, что Гвин поменял себе игрушку.
— А ты не изменился. Бороду отрастил, а на язык всё тот же остряк.
— Чего тебе нужно, куколка? Ни за что не поверю, что ты здесь мимоходом. Первые леди просто так нигде не появляются.
Больше всего на свете Лиза сейчас хотела бросить его. Пусть гвардейцы делают с ним всё, что душе угодно. Как бы они утёрли нос «Отряду сто тридцать семь».
«Почему Гвардия должна выполнять вашу работу?! Чем вы вообще заняты?!»
Элизабет смогла взять себя в руки. Он нужен. Он полезен. Ей и Эрвину.
— Скажи, Вильгельм, ты хочешь жить?
— У меня осталось несколько незаконченных дел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я могу догадаться, каких. Дай угадаю: в тебе всё это время живёт ненависть. Ко мне. К Хартии. К Гвину. Горечь за потерянный дом и убитых друзей. Ты хочешь отомстить. Ты хочешь убить нашего славного консула. Моего супруга. Верно?
Вильгельм молчал. Элизабет попала в самое сокровенное.
— Верно, — ответила себе первая леди. — А что если я дам тебе такую возможность? Шанс исполнить мечту? Готов ли ты на это?
Вилли не отвечал. Он закрыл глаза. Сквозь тьму на него смотрело грустное лицо Алисы.
— Вильгельм, ты поможешь мне?
— Почему я должен тебе верить?
— Потому что я — твой проверенный источник. Хотя бы поэтому.
***
Хартия начала наращивать войска на западной границе. Официально эти маневры проходили под видом учений, но какое вторжение не начиналось под видом учений?
В Конфедерации всё прекрасно понимали. Началось формирование армии, увлечения выпуска оружия, подготовка к обороне и заключение с соседями дипломатических и торговых отношений. Начинался обратный отсчёт, и мир затаил дыхание.
Алексей возвращался с канцелярии в подавленном настроении. Информация о готовящемся вторжении вынудило его принять для себя важное и дерзкое решение. Он отпросился с работы пораньше, хотел побыть дома один и всё обдумать. А к тому времени из театра вернётся Саманта, и они ещё раз всё обсудят.
Но у судьбы, как всегда, были свои планы. Саманта оказалась дома. Она сидела на кровати, обхватив руками колени, и грустно смотрела в одну точку.
— Милая, что случилось?
— Театр закрывают, — казалось Саманта вот-вот заплачет. — Урезают финансирование.
— Ну вот и началось, — вздохнул Алексей.
— Что началось? — девушка удивлённо взглянула на Лёшу.
— Сейчас много чего закрывают. Не только театры. Время такое. Как я и предполагал – страна готовится к войне. Каждый готовится к войне за право жить так, как он хочет. И даже я… — Алексей отвёл взгляд.
— Лёша? Что ты уже задумал?
— Как всегда — несусветную глупость. Я не могу и не имею право сидеть в стороне, пока решается судьба мира. Я записываюсь в армию. Тогда мы не смогли остановить Гвина, и вот во что это вылилось. Я должен понести ответственность за свои поступки.
— Ты опять идёшь в самое пекло и оставляешь меня одну? Ты же понимаешь, что мне хуже всего, когда я тебя жду. А мне уже надоело тебя откуда-то ждать.
— Давай хотя бы ты не будешь делать глупости.
— Ну уж нет, — Саманта ехидно улыбнулась. — Мы поэтому и вместе, потому что совершили за свою жизнь много глупостей.
— Да делай что хочешь, — махнул Алексей. — Девушек всё равно не берут в армию.
— Значит вступлю в Союз сестёр милосердия. У меня есть медицинский опыт.
— Как хочешь. Ты вольна делать что угодно. За это мы и собираемся сражаться.
— Может всё-таки там наверху хватит сил решить всё мирным путём?
— Я тоже не хочу верить в самое худшее. Но факты говорят о совсем не радужных вещах.
***
Стройные ряды двухъярусных кроватей. Вычищенный до блеска деревянный пол. Острый запах сигарет вперемешку с хлоркой.
— Смирно! — рявкнул офицер.
Молодые солдаты дружно вытянулись как струны. В помещение, громко шагая, зашёл фельдфебель. На кители покачивалось несколько медалей, вся правая сторона лица покрылась глубокими шрамами. Офицер смерил взглядом курсантов. Его глаза ничего не выражали, кроме презрения.
— Я фельдфебель Ковальский! По совместительству старший инструктор этого учебного сброда. Моя задача – отсеять зёрна от плевел, а из остальных сделать гордость нашей великой страны. С этого момента без моего прямого приказа вы не имеете права ни на какую самодеятельность. Скажу стоять — будете стоять. Скажу бежать — будете бежать. Скажу пожертвовать собой — умрёте без вопросов. Это понятно, мрази?!
— Так точно, господин фельдфебель.
— Херня, я вас не слышу! Отвечаете как девственницы перед первой бурной ночью!