С улицы донесся собачий вой, и к Джесси наконец-то вернулся голос. Она также выла, как бы подражая собаке и с ужасом ощущая, как ее покидают остатки разума. С таким же успехом она могла выть в палате сумасшедшего дома. Всю свою оставшуюся жизнь. Джесси отчетливо поняла это.
«Нет, Джесси! Держись! Не теряй рассудка, беги! Убегай!»
Ее гость усмехался ей, обнажая десны и золотые пломбы, поблескивание которых напомнило ей Джеральда. Золотые зубы. У этого существа золотые зубы, а это значит, что оно…
«Это значит, что оно реально, но мы уже поняли это, так ведь? Единственный вопрос, который еще предстоит решить, — что ты собираешься делать теперь? Есть у тебя хоть какая-нибудь идея, Джесси? Если есть, тебе лучше реализовать ее, потому что у тебя почти совсем не осталось времени».
Призрак шагнул вперед, все еще держа корзину открытой, как будто ожидая, что Джесси восхитится ее содержимым. На нем было надето ожерелье. Густой, неприятный запах усилился точно так же, как и безошибочное ощущение недоброжелательства. Джесси попыталась сохранить расстояние между ними, отступив на шаг назад, и вдруг поняла, что не может сдвинуться с места, как будто ноги ее приросли к полу.
«Оно собирается убить тебя, малышка, — произнесла Руфь. Джесси поняла, что это правда. — Ты что, собираешься позволить ему это? — В голосе Руфи не чувствовалось ни злости, ни сарказма, только удивление. — Неужели после всего того, что произошло с тобой, ты позволишь ему убить себя?»
Собака выла. Рука копошилась в корзине. Кости перешептывались. Бриллианты и рубины мерцали в ночном свете. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Джесси схватилась за свои собственные кольца на левой руке, пытаясь снять их сильно дрожащим большим и указательным пальцами правой. Дикая боль пронзила всю ее руку. Джесси носила эти кольца, не снимая, почти все годы своего замужества. Когда она последний раз снимала их, ей пришлось намылить палец. Но в этот раз они соскользнули удивительно легко.
Джесси протянула окровавленную правую руку к существу, уже приблизившемуся к самой двери кабинета. Кольца лежали на ее ладони, образуя мистическую восьмерку. Призрак остановился. Подобие улыбки на его толстых губах искривило рот в каком-то новом выражении, которое могло означать как гнев, так и смущение.
— Вот, — прохрипела Джесси. — Вот, возьми их. Забери и оставь меня в покое.
Прежде чем создание пошевелилось, Джесси бросила кольца в открытую корзинку, и они преспокойно опустились вниз. Джесси расслышала двойное позвякивание, когда подаренное Джеральдом в день помолвки и обручальное кольца упали на кости. Существо снова обнажило зубы, издав при этом шипящий звук. Оно сделало шаг вперед, и тут ее дремлющее сознание проснулось.
— Нет! — закричала Джесси. Она повернулась и, пошатываясь, побежала по коридору.
Дул ветер, хлопала дверь, дребезжали стекла в оконных рамах, завывала собака, а оно было прямо позади нее. Джесси слышала его шипение, и в любой момент оно могло схватить ее плоской белой рукой, с фантастически длинной ладонью, похожей на щупальце, она вот-вот почувствует, как его пальцы сомкнутся на ее шее…
Потом, — достигнув двери черного хода, уже открыв ее и выбежав на крыльцо, она споткнулась о свою собственную ногу; падая, она ухитрилась повернуть свое тело и упасть именно на левую сторону. Так она и упала, но все же сильно ударилась, почувствовав, как искры посыпались у нее из глаз. Перекатившись на спину и приподняв голову, Джесси уставилась на дверь, ожидая увидеть в дверном проеме плоское мертвенно-бледное лицо космического ковбоя. Но там никого не было. Не было слышно и шипящего жуткого звука. Однако это ровным счетом ничего не значило; это существо могло появиться в любую секунду, схватить ее и свернуть ей шею. Джесси вскочила на ноги, сделала один шаг, но, не удержавшись на ногах, дрожащих от испуга и потери крови, упала на забор рядом с мусорным бачком. Она застонала, глядя на небо, по которому неслись облака, подгоняемые ветром с запада. Тени перекатывались по ее лицу, как причудливая татуировка. Затем раздался вой собаки, теперь уже откуда-то поблизости, и это пробудило в ней решительность, столь необходимую ей. Она протянула левую руку к крышке низенького мусорного бачка, поискала ручку и с ее помощью поднялась на ноги. Поднявшись, Джесси все еще держалась за бачок, пока земля не перестала качаться под ее ногами. И только тогда она направилась к «мерседесу», еле двигаясь и балансируя уже обеими руками.
«Как ужасно выглядит дом в лунном свете! — удивилась Джесси, испуганно оглядываясь назад. — Очень похоже на череп! Дверь — это рот, окна — глаза, а тени деревьев — это волосы…»
Затем у нее возникла другая мысль — наверное, она была очень смешной, потому что в ночной темноте раздался смех.
«А мозги — не забудь о мозгах. Конечно же, мозги — это Джеральд. Мертвые и гниющие мозги дома».
Джесси снова рассмеялась, когда добралась до машины, громче, чем когда-либо, а в ответ донеслось завывание собаки.
«У моей собаки полно блох, и они кусают ее за коленки», — подумала она.
Ее собственные колени подогнулись, и Джесси еле успела схватиться за дверцу машины, не переставая смеяться. Но она абсолютно не понимала, почему смеется. Джесси все поняла бы, если бы та, дремлющая, часть ее рассудка, отключенная ее организмом в целях самозащиты, проснулась, — но этого не случится, пока она не выберется отсюда. Если ей это все-таки удастся.
— Кажется, мне необходимо переливание, — сказала Джесси, что вызвало у нее новый приступ смеха.
Все еще смеясь, она неуклюже просунула левую руку в правый карман, чтобы достать ключи. И тут она почувствовала, что запах вернулся и что существо с плетеной корзиной стоит прямо за ней.
Джесси повернула голову, смех все еще переливался в ее горле, а губы все еще кривились в усмешке; на какую-то долю секунды она увидела эти плоские щеки и бездонные глаза. Но видела она их только потому, что
(из-за солнечного затмения)
была сильно напугана, а не потому что там действительно что-то было, крыльцо было все так же пустынно, проем двери напоминал темный прямоугольник.
«Но тебе все же лучше поторопиться, — вмешалась Образцовая Женушка Белингейм. — Тебе лучше поторопиться, пока ты можешь сделать хоть что-нибудь, как тебе кажется?»
— Конечно, — согласилась Джесси и снова рассмеялась, доставая ключи из кармана. Они чуть не выскользнули у нее из рук, но она поймала их движением, достойным акробата. — Твоя сексуальная вещица, — произнесла Джесси и дико расхохоталась, когда хлопнула дверь и мертвый пастух, жертва любви, появился на пороге в грязно-белом облаке пыли, но когда она повернулась (чуть снова не роняя ключи, несмотря на огромный брелок), там ничего не было. Это всего лишь ветер хлопнул дверью — только ветер, и ничего больше. Наконец Джесси открыла дверцу машины, скользнула за руль, втянув дрожащие ноги внутрь. Она хлопнула дверцей и, опустив рычаг, автоматически закрывавший все дверцы (и, конечно, багажник — ничто в мире не может превзойти немецкую, педантичность), почувствовала невыразимое облегчение, охватившее все тело. Облегчение и что-то еще. Это что-то еще ощущалось как здравый смысл, и Джесси подумала, что никогда в жизни не переживала ничего подобного — ничего, что можно было бы сравнить с его сладостным, благоухающим возвращением… разве что тот первый глоток воды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});