— Ты не кричишь. — он внезапно опустил орудие пыток, и испытывающее посмотрел на нее. — Не молишь о пощаде. Не пытаешься оправдаться. Они все кричали, пока последние силы не оставляли их. Я раздевал их догола, и они умирали в грязи и зловонии, обливаясь кровью и слезами. А я смотрел, как с каждой каплей жизнь вытекает из бесстыдных глаз. Я видел ужас и отчаянье. Они все раскаялись перед последним шагом в безмолвие.
— Это сильно смахивает на священную инквизицию, когда приговор известен еще до суда. — едва слышно проговорила Лера. — Мне не в чем каяться. Я не кричу, потому что знаю, что меня ждет. Я видела, как они умирали, и я не доставлю тебе такого удовольствия.
— Я не ошибся в тебе. — он улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. — Ты смелая. Особенная. Ты действительно не доставишь мне удовольствия своей смертью. С тобой умрет частичка меня. Не бойся, я все сделаю быстро. Я прихватил с собой шприц с обезболивающим. Один укол, и ты ничего не почувствуешь.
— Какое милосердие. С чего это ты так великодушен? — зло усмехнулась Маринина.
— Ты отказываешься? — холодно спросил он, скривив губы. Вот бы плюнуть ему в лицо, да во рту пересохло. Она обвела глазами свое последнее пристанище. Он даже прибрался для нее. Помещение было маленьким, без окон и дверей. Очевидно подполье или подвал. Стены выложены красным кирпичом, тщательно выметенный бетонный пол с испорченным ею ковром посередине. У одной из стен деревянная перекладина с полками, на которых в беспорядке валялись запчасти и комплектующие от автомобиля. Поземный гараж?
— Гараж сверху, а мы под ним. — проследив за ее взглядом, подсказал Адеев. — Ты правильно делаешь, что не кричишь. Тебя никто не услышит и не найдет. Я оставлю тебя здесь.
— Я бы не была так уверена. — саркастически заметила Валерия. Она решила сменить тактику и выдавила из себя понимающую мягкую улыбку. — Ты еще можешь помочь себе. Отпусти меня, а я скажу, что ты не виновен. Я объясню, что ты всего лишь жертва обстоятельств. Ты не виноват в том, что твоя мать приговорила своего мужа к смерти, чем навлекла проклятие на всю семью.
— Что ты знаешь о моей семье? Что ты знаешь о моей матери? — рассвирепел Адеев. Видимо, она наступила на больную мозоль. Продолжить или не стоит? Клинок снова оказался у ее грудной клетки.
— Расскажи мне. — не меняя тона, попросила Лера, вспомнив о своем психологическом образовании. — Я все равно ни кому и ничего уже не расскажу, а ты выльешь всю свою боль. Я хочу знать, ради чего умираю. Хочу понять твою ярость.
— Да, что ты способна понять? — он презрительно смерил ее взглядом. — Детдомовская шлюха.
— Ты ничего не теряешь. — спокойно ответила Лера. — Твоя мать обрекла тебя на страшное существование. Я знаю, что ты не был таким. Я видела тебя в своих видениях маленьким напуганным мальчиком, прижимающим к груди старую куклу. Ты знал, что она хочет навредить твоему отцу. Ты все слышал, так?
Максим колебался, растеряно глядя на нее. Рука его дрогнула, и он опустил клинок. Так, начало положено. Давай же, расскажи мне, выплесни свое негодование.
— Да, я слышал. — глухо ответил он безжизненным голосом. Отвернувшись от нее, Адеев закрыл ладонями лицо. — Я слышал, как она сказала, что мой отец не должен жить. А я так его любил. — он опустился на пол и замер в позе, выражающей глубокое отчаянье. — Я должен был сказать ему, предупредить, но был напуган. Я боялся ее и ненавидел. Я струсил. Я позволил им убить его.
— Ты был ребенком. — голосом, полным сочувствия, произнесла Маринина. — Ты не виноват.
— Конечно, не виноват! — воскликнул он ожесточенно, вскочив на ноги и разворачиваясь к ней. — Во всем виноваты вы! Чертовы ведьмы! Он бы жил до сих пор, если бы не Анастасия, эта шлюха Дьявола. И ты такая же, как она!
— Нет, я не такая, Максим. Я не знала своей матери. Почему ты думаешь, что авария не была случайной? Ты взрослый образованный человек, неужели ты веришь в эти сказки про порчу и проклятия?
— Мой дед вскоре покончил с собой, а жена брата умерла при родах. Это тоже случайно? — он, не моргая, смотрел на нее. Лера вздрогнула. Что-то близкое к сожалению колыхнулось в ее душе. Неужели после всех этих смертей она жалеет его? И все же это было так. Она видела только маленького испуганного несчастного одинокого мальчика. Теряя близких, он все это время винил себя за молчание, за трусость, вымещая свою злость на других. Он придумал себе миссию, которая помогла бы ему избавиться от ярости и чувства вины. И рядом не было никого, кто любил бы его, попытался понять и помочь, разглядеть боль в глубине темных горящих ненавистью глаз. В каждой женщине, доведенной его больным воображением до статуса коварной служительницы сатаны, он убивал, прежде всего, себя, слабого беззащитного мальчика, который не смог помочь своему отцу.
— Мне так жаль. — искренне прошептала Лера одними губами. В глазах ее задрожали слезы. Адеев услышал ее. Он дотронулся до ее щеки холодной ладонью, завернутой в латекс.
— Мне тоже. — сказал он с немой мукой в глазах. — Я хотел бы быть другим. Но вы не оставили мне выбора.
— Моя смерть ничего не решит. Ты не остановишься. Ярость снова вернется. Дело не в магии, не во мне, и даже не в моей матери. Это зло, как ты выразился, внутри тебя. Только ты сможешь помочь себе.
— Очень трогательно. — убрав руку, он холодно улыбнулся уголками губ. — Но хватит с меня мелодрамы. Ты все услышала, что хотела?
— Да. — разочарованно произнесла Валерия.
— Тогда пора умирать, любимая.
Он занес руку и резко провел ледяным лезвием по ее груди. Сверху вниз. Он вошел в ее тело глубоко и мягко, словно разрезал не плоть, а сливочное масло. Ей показалось, что она услышала, как металл заскрежетал, наткнувшись на кость. Лера сдержала крик. Боль была ослепительной, пронизывающей, лишающей сил и рассудка. Но она не закричит.
— Твоя мать была красивой. Ты не похожа на нее. Ты лучше. — глядя, как кровь быстро заструилась по ее телу, спокойно произнес Адеев. Он казался спокойным и сосредоточенным на своем действии. Аккуратно и четко, без эмоций. Лера не сводила глаз с окровавленного клинка. Он снова приближался к ней. Теперь уже боль не была такой сильной. Она привыкла к ней. Говорят, что в шоке люди не чувствуют боли. Но она чувствовала. Кровь стекала с ее груди на юбку, струилась по ногам, образовывая под ней лужицу, которая быстро увеличивалась. Страх ушел, оставив место отстраненности. Она больше не боялась умереть, она жаждала, чтобы все скорее кончилось. Безнадежность, отчаянье и желание освобождения от пульсирующей нечеловеческой боли. Есть ли смысл в ее смерти? Спасет ли это чьи-то жизни? Или она просто канет в пустоту, из которой нет выхода. Лера почти погрузилась в блаженное забвение, боль отступила, темнота засасывала ее. Это смерть? Или она просто теряет сознание? Но потом что-то произошло, и она вынырнула из состояния невесомости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});