от трех до восьми лет с конфискацией валютных ценностей и ценных бумаг.
Уголовный кодекс РСФСР (в ред. от 27.10.1960)
То, что произошло потом, было для послесталинского времени довольно необычным – все-таки советское государство старалось теперь открыто собственных законов не нарушать, – хотя и не уникальным. Впрочем, начиналось все достаточно обыкновенно: до нескольких руководителей СССР (помимо Н. С. Хрущева называют еще А. И. Микояна и М. А. Суслова) дошли жалобы иностранцев на разгул валютного черного рынка в «первом в мире государстве рабочих и крестьян». Хрущев, как это с ним регулярно бывало, вспылил и потребовал решительных действий. Его пытались успокоить тем, что такие меры к этому времени уже были приняты, что выразилось в постановлении Верховного Совета СССР об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях до 15 лет лишения свободы. Судить же фигурантов дела по новому закону – говорили Хрущеву – нельзя, поскольку это будет грубым попранием общепризнанного юридического принципа, гласящего, что закон, устанавливающий или устрожающий ответственность, не имеет обратной силы. Советское законодательство этот принцип тоже недвусмысленно признавало: принятые в 1958 году «Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» прямо указывали, что «преступность и наказуемость деяния определяются законом, действовавшим во время совершения этого деяния… Закон, устанавливающий наказуемость деяния или усиливающий наказание, обратной силы не имеет».
На Никиту Сергеевича эта аргументация впечатления не произвела, и на Пленуме ЦК КПСС, ссылаясь на «требования трудящихся» (в частности, письмо работников Ленинградского металлического завода) о примерном наказании отщепенцев, он эмоционально, с переходом на личности – особенно досталось Генеральному прокурору Р. А. Руденко и Председателю Верховного суда СССР А. И. Горкину – потребовал приговор пересмотреть. Мосгорсуд повторно рассмотрел дело, и уже в соответствии с новой нормой Рокотов и его «подельники» получили 15 лет. Однако и этот приговор был сочтен неоправданно мягким.
«Вы читали, какую банду изловили в Москве? И за все ее главарям дали по 15 лет.
Да за такие приговоры самих судей судить надо!»
Из выступления Н. Хрущева на митинге в Алма-Ате, 31 марта 1961 года
ЦК КПСС выступил с инициативой усиления ответственности «за валюту» вплоть до смертной казни, что и было проведено 1 июля 1961 года указом Президиума Верховного Совета. Руденко немедленно опротестовал приговор Мосгорсуда в Верховном суде РСФСР как «недостаточно суровый», и тот в двухдневном процессе вынес уже третье решение по «делу валютчиков» – Рокотов и Файбишенко были осуждены к высшей мере наказания. Чуть позже отдельно был приговорен к расстрелу Яковлев. Приговор, как и положено, был встречен одобрительной реакцией трудящихся, которые на митингах и в письмах гневно клеймили «отщепенцев».
Известно по меньшей мере еще одно грубое нарушение законодательства в хрущевское время: весной 1964 года в Ленинграде был приговорен к смертной казни за двойное убийство и расстрелян Аркадий Нейланд, которому в момент совершения преступления было 15 лет; по советскому закону максимальное наказание для несовершеннолетних составляло десять лет лишения свободы.
«Я хочу строить коммунизм»
Ян Рокотов, подельник племянника Сталина и любовник любовницы Берии, надеялся, что не все потеряно, и пытался добиться помилования. В письме на имя Хрущева 22 июля 1961 года он писал: «Я приговорен к расстрелу. Преступление мое заключается в том, что я спекулировал иностранной валютой и золотыми монетами. Ко мне два раза применяли обратную силу закона… Я очень прошу Вас сохранить мне жизнь. Во многом я заблуждался. Сейчас я переродился и совершенно другой человек… Мне 33 года, я буду полезным человеком для советского государства… Ведь я не убийца, не шпион, не бандит. Сейчас прояснился ум у меня, я хочу жить и вместе с советскими людьми строить коммунизм… Очень прошу помиловать меня». Однако прошение о помиловании было отклонено.
«Дело валютчиков» вызвало столь жесткую реакцию советского руководства по целому ряду причин. Во-первых, фарцовщики «позорили Страну Советов», наглядно демонстрируя иностранцам, что не вся советская молодежь проникнута исключительно идеалистическими настроениями. Во-вторых, они сбивали с истинного пути других молодых людей и внушали им «ложные капиталистические ценности». В-третьих, нанесенный стране экономический ущерб действительно поражал воображение. Но, к сожалению, возникшая задолго до советской власти поговорка «Закон – что дышло: куда повернул – туда и вышло» в очередной раз получила свое подтверждение. История «Золотой фирмы» не добавила Хрущеву ни внутреннего, ни международного авторитета. Через 15 лет академик А. Д. Сахаров приведет «дело валютчиков» как пример вопиющей несправедливости как по существу, так по форме: «Я особо хочу обратить ваше внимание на то, что в СССР смертная казнь назначается за многие преступления, никак не связанные с покушением на человеческую жизнь. Многим памятно, например, дело Рокотова и Файбишенко, обвиненных в 1961 году в подпольной торговле драгоценностями и незаконных валютных операциях. Президиум Верховного Совета принял тогда закон, предусматривающий смертную казнь за крупные имущественные преступления, когда они уже были присуждены к тюремному заключению. Состоялся новый суд, и задним числом – что нарушает важнейший юридический принцип – их приговорили к смерти. А затем по этому и аналогичным законам были осуждены многие, в частности за частнопредпринимательскую деятельность, за организацию артелей и т. п.». А еще через десяток лет после выступления Сахарова об этом деле вспомнит безвестный тогда сотрудник дрезденской резидентуры КГБ…
Впрочем, как мы видим сегодня, спор между приоритетом права и сиюминутно понимаемой «государственной целесообразностью» в нашей стране не закончен.
По сути, всерьез еще и не начат…
50. Советский Плевако
(суд над убийцами адвоката Раскина и его жены, СССР, 1966)
Один из красивейших дачных уголков Подмосковья – дачный поселок Загорянка: сосны, Клязьма, рядом колоссальный по московским меркам лесной массив Лосиного острова. Еще с дореволюционных времен дачи здесь покупала или снимала «интеллигенция со средствами» – инженеры, адвокаты… В советское время инженеров сильно поубавилось, а вот адвокаты остались, к ним присоединились артисты, писатели из тех, кого не «пожаловали Переделкином», ученые. Тихо, спокойно, безопасно. Разве что в глухую осеннюю пору на запертых дачах поворовывали, но ведь так везде, не оставляй ценного; а еще лучше – уезжая, оставь бутылку водки да банку рыбных консервов: глядишь, благодарный вор и не будет ничего ломать-крушить…
Летней ночью 1965 года из дачи, принадлежавшей известному московскому адвокату Борису Семеновичу Раскину, раздались женские крики. Соседи не отреагировали (испугались? решили, что «дело семейное»?), а наутро сквозь стекло веранды увидели два неподвижных тела. Елена Ивановна Раскина была убита несколькими ножевыми ударами, Борис Семенович – одним, прямо в сердце; нож остался в ране.