массовые поставки в СССР, – посмотрел на него Гуров. – Скорее это презенты, которые не так просто достать.
– Думаешь, Громов постарался? – прищурился Стас.
– Корман сказал, что у него был ребенок. Но Громов не сказал, какого пола. Да и сам труп Громова нашли именно в квартире Трифоновых. Я пытаюсь найти связь, но то, что получается в итоге, смахивает на фантастику.
– Я тебя понял, Лева. Мать Елены. Ты ведь про это. Это она могла быть любовницей Громова.
– Екатерина Андреевна Трифонова, – вспомнил Гуров ее имя. – Да, она вполне могла быть той самой таинственной любовницей.
– Вот только доказать это будет очень трудно, – с досадой цокнул языком Стас.
– Очень, – кивнул Гуров. – Но, возможно, я что-нибудь придумаю. Мы знаем, что Громов тщательно скрывал свою любовную связь. Поделился только с американцем. Но мы не знаем, как вела себя в этой ситуации Екатерина Трифонова.
– Она вполне могла растрепать кому-нибудь, – понял друга Стас. – Правда, это тоже маловероятно.
– Почему это? – удивился Гуров.
– Восьмидесятые, Лева. Секса в Союзе нет. Гражданские браки не поощряются. Измены порицаются. Это сейчас любой может выложить историю своей неверности в интернет, и мир после этого не рухнет. А тогда такой свободы не было. А теперь представь ситуацию: замужняя женщина не только изменяет мужу, но и рожает после этого ребенка от своего любовника. Но мужу об этом не говорит, и тот растит ребенка как своего. А любовник между тем постоянно ошивается рядом. Вот он, здесь. Задаривает свое кровное дитя подарками, благо заработок позволяет. Как думаешь, в то нелегкое для страны время могла Елена кому-то раскрыть свою постыдную тайну?
– Не знаю, Стас. Могла. Или нет. Все зависит от того, кому именно она бы доверилась.
– А для этого нужно изучить ее личное дело, – заключил Стас. – Только вот где его взять?
Гуров посмотрел на Стаса:
– Ее муж работал на закрытом предприятии. Так сказала дочь Трифонова, Елена. Был ведущим инженером, начальником отдела. Найду по имени и должности. Не думаю, что Трифоновых Иванов Алексеевичей, занимающих в восьмидесятые пост ведущего инженера на закрытом предприятии, найдется слишком много. Наш в списке как-нибудь да отыщется.
* * *
Ведущий инженер по имени Иван Алексеевич Трифонов отыскался в штате широко известного концерна радиостроения «Фотон-М». Правда, его кабинет занимал другой сотрудник, потому что Трифонов давно покинул свой пост.
Оформив временный пропуск, Гуров для начала обратился в отдел кадров, чтобы выяснить, остались ли в концерне старейшие сотрудники. И получил довольно внятный ответ: генеральный директор Соболев Игорь Валентинович работает на предприятии как раз с конца семидесятых. А начинал он свою карьеру как раз вместе с Трифоновым.
Генерального директора на месте не было. Вместо него нашлась симпатичная пухленькая секретарша, которую Гуров до появления ее шефа развлекал разными историями с тонким привкусом уголовщины.
Игорь Валентинович Соболев оказался мощным высоким мужчиной в костюме, который ему определенно был мал в области живота. Абсолютно седой, но почему-то с черными усами. Гуров встал навстречу, протянул удостоверение. Соболев хмыкнул и обернулся в сторону кучки сотрудников, ввалившейся вслед за ним в приемную.
– Тань, раскидай, – приказал он секретарше. – Если кому-то по срочному делу, пусть подождут. Вы ведь ненадолго? – озабоченно взглянул он на Гурова.
– Это как пойдет, – честно ответил Лев Иванович, убирая удостоверение в карман. – Может быть, вы сначала людей отпустите? Потому что у меня время есть. Я подожду.
Соболев молча ушел в кабинет. Сотрудники, искоса поглядывая на Гурова, обступили стол секретарши. Через пять минут в приемной, кроме нее и Гурова, никого не осталось.
– Видать, не срочные у них были дела, – улыбнулся Гуров и постучал в дверь кабинета генерального директора.
Соболев к этому моменту уже успел избавиться от тесного пиджака, пристроив его на «плечики», висящие на двери шкафа-купе. Белая рубашка делала торс Соболева еще объемнее.
– Присаживайтесь, – пригласил он Гурова.
– Спасибо.
В кожаном кресле, которое выбрал Гуров, можно было разместить семью из трех человек – такое оно было огромное. Удобным его можно было назвать с большой натяжкой. Соболев привычно устроился за своим столом – огромным и практически пустым.
– Вы без предварительной записи, – нахмурился Соболев.
– Я из уголовного розыска, – напомнил Гуров.
– Что-то срочное? Что-то не так с моими людьми?
Он не спросил: «Что-то не так у меня на работе?» Нет, он сразу спросил про людей. Лев Иванович понял, что имеет дело с человеком, воспитанным в строгости и умеющим помнить про своих. Руководители такого рода, как правило, делились на два лагеря. Одни присасывались к власти и быстро теряли память. Другие до конца своих дней помнили, как начинали. Соболев был из вторых.
– С вашими людьми, надеюсь, все в порядке, – ответил Лев Иванович. – Я вас о прошлом хотел спросить.
– О прошлом? – удивленно пробасил Соболев. – Слушайте, да я совсем запутался. Уголовный розыск? Ничего не понимаю.
– К вам лично никаких претензий. К тому, чем вы здесь занимаетесь, тоже. Трифонов Иван Алексеевич. Вам ничего не говорит это имя?
– Как же, помню, – тут же ответил Соболев. – Иван Алексеевич. Работали вместе. Он потом ведущим инженером стал, а я подался по профсоюзной линии. А что такое? Почему вы о нем спрашиваете? Он что, преступил закон?
– Насколько мне известно – нет. На данный момент его нет в живых. Скончался в Париже в две тысячи двадцатом. Онкология.
Соболев нахлобучил на глаза свои седые брови, повозил пальцами по столешнице.
– Вот как, – произнес он. – Нет, значит, больше Вани… Жаль.
Предупреждая его дальнейшие вопросы, Гуров решил не делать паузу:
– Игорь Валентинович, сейчас мы расследуем одно запутанное дело. Возможно, Трифонов сыграл там свою роль. Мне бы хотелось узнать о нем как можно больше.
– А вы с его дочерью разговаривали? – поднял голову Соболев. – Она-то, наверное, еще жива.
– Жива и здорова. Она живет в Париже, связаться с ней крайне затруднительно.
– Получается, забрала к себе папку, – улыбнулся Соболев. – Умница. Эх, Ваня, Ваня… Ну что же вам рассказать?
– Да все, что помните, – разрешил Гуров.
– Помню я действительно все, – произнес Соболев. – Слишком хорошая память, особенно на лица. Это ведь в молодости хорошо, если все помнишь. А в моем возрасте хотелось бы кое о чем и забыть.
Начинали мы вместе, это правда. Я пришел сюда позже его на месяц или два. Ваня уже служил технологом. Подружились. Вместе в столовку бегали, вместе отчеты по ночам писали. Через год я ударился в общественную работу – и понеслась. Кем только я не был. И комсоргом, и парторгом, потом заведовал профкомом. Дослужился до генерального.
А Ваня всей этой суеты