Охранники вокруг Олафа, Эдуарда, Римуса и Клодии стояли кто на ногах, кто на коленях, чтобы не мешать друг другу стрелять — грамотно и организованно. Тело тигрицы моталось и дергалось от пуль, как марионетка в эпилептическом припадке, но оно не падало. Я стреляла от стены, под которую бросила меня Клодия. Разрядила в Соледад уже целую обойму, а ее мышцы и мех смыкались над пробоинами, как медленная вода. Блин, настоящее серебро, а на нее оно действовало не лучше обычных пуль. Никогда не видела оборотня, который был бы на это способен. Даже фейри так легко не заживляют в себе такие дыры.
Опустошив обойму, я сменила ее, почти как Питер недавно, только запасная была у меня на поясе. Соледад исцелялась не как оборотень, а как гниющий вампир — разновидность нежити, в Соединенных Штатах редкая. Ну, так и мастер ее тоже не местный.
К левому уху постепенно возвращался слух, потому что до меня начали доходить крики, издалека, будто и не рядом со мной. А в правом ухе была все та же гудящая тишина.
— Огонь, нам нужен огонь! — Наверное, я сказала это слишком громко, потому что все обернулись ко мне. — Сжечь ее! — крикнула я.
Олаф пустился бежать по коридору прочь. Зрелище убегающего Олафа так меня отвлекло, что я вздрогнула, услышав возобновившуюся стрельбу. Обернулась снова к месту действия — тело снова стояло на ногах и двигалось. Выросла снова морда, хотя грудь была зияющей дырой. У нее не было легких, но она двигалась — прыгнула ко мне высокой дугой, золотистым мазком света. Я стреляла в этот мазок, пока не защелкала пустая обойма, бросила пистолет и полезла за ножом, зная, что не успею.
Метнулась передо мной другая полоса, мы врезались в стену, из глаз посыпались искры, и я не сразу поняла, что это Клодия закрыла меня собой, сцепившись с тигрицей врукопашную. Наверное, у нее тоже кончились патроны. Когти располосовали ей грудь, она пригнулась в оборонительной стойке. Тигрица вскрикнула — или зарычала — и бросилась бежать прочь. Было почти забавно, как мы все застыли на миг, а потом кучей бросились за ней. У меня живот не столько болел, сколько дергался, будто мышцы не совсем правильно работали. От этого я сбилась с шага, но удержала равновесие и побежала дальше. Раз я могу бежать, значит, я не ранена, так ведь?
Я чувствовала, как бежит у меня спереди по животу кровь, пропитывая джинсы. Если Соледад вырвется, она может перевезти вампиров, или кого-то предупредить, или устроить засаду. Значит, ей надо помешать — надо. Только бегать как оборотни мы не все умели. Римус и остальные обогнали нас с Эдуардом как стоячих.
Ее окружили возле двойных стеклянных дверей, где была видна уже парковка, видна свобода. Римус уже тоже был ранен. Ее окружили перед дверями — двойной цепью. Она припала к земле в центре этого круга, рыча на врагов, вся золотая с белым, и даже после всего я не могла не видеть, как она красива. Грациозна, как свойственно кошачьим ликантропам. Напряженно и сердито дергался ее хвост.
Эдуард вставил новый магазин, передернул затвор, загоняя патрон в зарядную камеру — щелчок отдался эхом. Полные обоймы были не у всех — у меня, например, кончились, у многих тоже, но другие действовали по-деловому.
Соледад прорычала из-за тигриных клыков:
— Моя смерть не остановит Арлекина, и вам все равно смерть. Гибель моей госпожи не защитит вас от грядущей дикой охоты.
— Вы не прислали нам черную маску, — ответила я.
Оранжево-желтые глаза обернулись ко мне, из мохнатой глотки вырвался звук, средний между рычаньем и мурлыканьем. От него у меня волосы на шее встали дыбом.
— Ты умрешь!
— Соледад, совет вампиров помешан на правилах. Нельзя нас убивать, раз вы прислали нам только белые маски. Честная игра и прочее в этом роде.
Я не очень хорошо умею понимать мимику даже знакомых оборотней в звериной форме, но она, кажется, испугалась.
— Если ты нас убьешь, остальные тебя загонят и убьют, Анита. Закон вампиров запрещает убивать арлекинов.
— Я вас убью не как слуга-человек Жан-Клода, я убью твою госпожу как федеральный маршал и официальный ликвидатор вампиров.
— Я знаю ваши законы, Анита. У тебя нет на нас ордеров.
— У меня два ордера на двух вампиров, которые чертовски похожи на Мерсию и твою госпожу.
И снова испуганная искра у нее в глазах. Кажется, научилась я читать по мохнатым лицам — очко в мою пользу.
— В ордерах — имена членов церкви! — прорычала Соледад.
— Ордер формулируется достаточно широко, Соледад. Там сказано, что я могу убить вампира, ответственного за смерть жертвы, и могу, по своему усмотрению, убивать любого, кто этой смерти содействовал. Также мне позволено убивать всякого, кто препятствует мне в выполнении этого моего долга. — Я глянула в красивое странной красотой лицо-морду. — То есть тебя.
Олаф появился рядом с Эдуардом, держа в руке банку ВД-40 и факел, сделанный из тряпки, намотанной на ручку от швабры. От всего этого шел острый маслянистый запах. Олаф своим густым голосом объявил:
— Я шел за горючим к машине, но чулан уборщицы оказался ближе.
Я чуть не спросила, что такое «горючее», но, может, и хорошо, что не спросила. Хотя то, что в машине, могло быть быстрее, чем то, что мы сейчас собирались к ней применить.
Олаф дал Эдуарду зажечь факел — наверное, пропитал чем-то заранее, потому что занялось прозрачным ярким пламенем.
Клодия велела тем, кто стоял дальше, расчистить место — охранники раздались как занавес, оставив Соледад открытой, и образовали две цепи — одна стоит на коленях, другая в полный рост. Эдуард встал с ними.
— В сердце или в голову! — крикнула Клодия.
Соледад прыгнула — не в сторону двойной цепи, где были двери и свобода, не в сторону расстрельного взвода, а туда, где цепь была реже — в коридор.
Все стволы грохнули одновременно — и взлетевшая лента золота с серебром свалилась кучей на пол. Она умела заживлять раны от пуль, но изначально раны получались настоящими. В нее продолжали стрелять, и под конец она дергалась, но не пыталась снова встать.
Олаф повернулся так, чтобы я увидела у него сзади на поясе пистолет.
— Прикрой меня.
Я все ждала, что начнет чувствоваться рана, но меня продолжал нести адреналин. Потом мне это отольется, но пока что все хорошо.
Охватив ладонью рукоять, я извлекла пистолет из внутренней брючной кобуры. У Олафа я ожидала увидеть что-то большое, но это был хеклер-коховский «ю-эс-пи компакт». Я на такой поглядывала перед тем, как все-таки выбрала «Кар». Взяв его двуручным хватом, я нацелилась в упавшую тигрицу.
— Готова, — доложила я.
Олаф с факелом и банкой-спринцовкой растопки скользнул в круг. Я не скользила, шла шагом, но была рядом с ним, когда он оказался возле тигрицы. Была рядом с ним, когда он сбрызнул горючим ее растерзанное лицо и грудь. Вдруг возникший нефтяной запах мешал дышать. Тигрица среагировала на жидкость или на запах, попытавшись нас ударить — я выстрелила ей в морду. Пистолет в моих руках подпрыгнул стволом к потолку, и я не сразу смогла навести на нее снова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});