Это стало сенсацией. Несколько медиков присутствовали при родах и выразили полное удивление. Только когда еще один королевский врач, немец по имени Кириакус Алерс, тщательно обследовал женщину и объявил, что все это — просто мистификация, Тофт в конце концов призналась в обмане. Ее ненадолго отправили в тюрьму за мошенничество, а потом — домой, в Годалминг; больше про нее никто не слышал.
До понимания женской анатомии и физиологии было еще далеко. В 1878 году British Medical Journal вел оживленную длительную дискуссию с читателями на тему: может ли прикосновение кухарки, у которой в данный момент менструация, испортить ветчину?
По словам Джудит Фландерс, одного британского врача исключили из медицинского реестра за то, что он заметил в своей печатной работе: изменение окраски слизистой оболочки вокруг влагалища вскоре после зачатия — надежный индикатор беременности. Это заключение было совершенно справедливым, но крайне неприличным, ведь чтобы определить степень изменения окраски, следовало сперва ее увидеть. Врачу запретили практиковать. Между тем в Америке уважаемого гинеколога Джеймса Платта Уайта выгнали из Американской медицинской ассоциации за то, что он позволял своим студентам присутствовать при родах (разумеется, с разрешения рожениц).
На этом фоне действия хирурга Айзека Бейкера Брауна кажутся еще более неординарными. Браун стал первым хирургом-гинекологом. К несчастью, им руководили заведомо ложные идеи. В частности, он был убежден, что почти все женские недомогания — результат «периферического возбуждения нерва в наружных половых органах с центром в клиторе».
Проще говоря, он полагал, что женщины мастурбируют и это приводит к безумию, эпилепсии, каталепсии, истерии, бессоннице и множеству других нервных нарушений. Для решения проблемы предлагалось удалять клитор хирургическим путем, тем самым исключая самую возможность неуправляемого возбуждения.
Бейкер Браун также был убежден, что яичники плохо влияют на женский организм и их тоже лучше удалять. До него никто не пытался вырезать яичники; это была крайне сложная и рискованная операция. Первые три пациентки Брауна умерли на операционном столе. Однако он не остановился и прооперировал четвертую женщину — собственную сестру, которая, по счастью, выжила.
Когда обнаружилось, что Бейкер Браун в течение многих лет вырезал женщинам клиторы без их ведома и согласия, медицинское сообщество отреагировало бурно и яростно. В 1867 году Бейкера Брауна исключили из Общества акушеров Лондона, положив конец его практике. Врачи наконец-то приняли, как важен научный подход к интимным органам пациенток. Ирония заключается в том, что, будучи плохим доктором и, по всей видимости, очень плохим человеком, Бейкер Браун, как никто другой, посодействовал продвижению женской медицины.
II
Надо отметить, что в XIX веке люди боялись секса также и по вполне рациональной причине: они боялись заразиться сифилисом. В то время не было более страшной болезни, по крайней мере для тех несчастных, у кого уже развилась третья стадия недуга. Никто не хотел для себя подобной участи. Страх сифилиса вызывал неприятие секса. Многим казалось, что Господь таким образом карает за внебрачные связи.
Как мы уже знаем, сифилис появился в Европе давно. Еще в 1495 году, всего через три года после плавания Христофора Колумба, на кораблях которого и прибыла в Старый Свет эта болезнь, у некоторых итальянских солдат по всему лицу и телу выступили прыщики, «похожие на просяные зернышки». Считается, что это первое медицинское упоминание сифилиса в Европе.
Он быстро распространялся — так быстро, что люди не успевали понять, от кого подцепили болезнь. В английском языке сифилис поочередно называли «французской оспой» (1503), «испанской болезнью», «кельтской причудой», «неаполитанской оспой» или — пожалуй, наиболее красноречиво — «христианской болезнью». Слово «сифилис» было изобретено итальянцем Джироламо Фракасторо в 1530 году (в его поэме имя Сифилис носил заразившийся болезнью пастух), но в английский язык оно пришло только в 1718-м. История происхождения более вульгарного термина clap неизвестна, но он употребляется в английском по крайней мере с 1587 года.
Сифилис был крайне неприятным заболеванием, потому что не только передавался половым путем, но и имел три стадии, каждая хуже предыдущей. Первая стадия обычно проявлялась в виде шанкра на гениталиях, уродливого, но безболезненного образования. Спустя время наступала вторая стадия, характеризовавшаяся самыми разными симптомами, от более или менее сильных болей до выпадения волос. Как и первая стадия, вторая заканчивалась примерно через месяц даже в том случае, если пациент не лечился.
Для двух третей заболевших все на этом заканчивалось благополучно, однако оставшаяся треть сталкивалась с настоящим кошмаром. Инфекция могла протекать в скрытой форме в течение двадцати лет, а потом вдруг наступала третья стадия сифилиса. Болезнь методично и безжалостно разрушала кости и ткани организма. Одно время в Лондоне существовал «Клуб безносых». Больной мог лишиться неба. Смерть нервных клеток превращала жертву в развалину. Симптомы варьировались, но один был ужаснее другого. Несмотря на все это, люди на удивление смело шли на риск. Джеймс Босуэлл за тридцать лет девятнадцать раз переболел венерическими болезнями.
Лечение сифилиса было тяжелым. В качестве лекарства использовали ртуть; это токсичное вещество оставалось в арсенале врачей до XX века и перестало употребляться лишь с изобретением антибиотиков. После приема ртути у больных появлялись все симптомы отравления: кости делались губчатыми, зубы выпадали, — но альтернативы не было. «Ночь с Венерой — вся жизнь с Меркурием[79]», — говорили в те времена. Между тем ртуть не полностью вылечивала сифилис, а всего лишь ослабляла его симптомы.
В отличие от нынешнего времени, медицина в XIX веке была поразительно неэффективной и крайне неприятной. Врачи могли справиться лишь с малым количеством недугов. Зачастую их лечение только усугубляло состояние больного. Больше всего везло тем, кто не обращался за помощью к докторам и выздоравливал без их вмешательства.
Самыми несчастными были те пациенты, которым требовалась операция. За несколько веков до появления анестетиков испытывались разные методы снижения боли. Одним из них было кровопускание: в задачу врача входило обескровить пациента настолько, чтобы он потерял сознание. Некоторые доктора вводили в прямую кишку раствор табака (наверное, это на некоторое время и в самом деле отвлекало пациента). Самым распространенным средством были опиаты, главным образом в виде опийной настойки, однако даже самые большие дозы не могли заглушить сильную боль.
Ампутация конечности обычно длилась меньше минуты, так что самая мучительная боль была не слишком долгой, но затем врач должен был перевязать сосуды и зашить рану, и это тоже надо было выдержать. Приходилось работать быстро. В 1658 году Сэмюэлу Пипсу удалили камень в почках; хирургу понадобилось всего пятьдесят секунд, чтобы добраться до почки, найти и вырезать камень размером с теннисный мяч (имеется в виду теннисный мяч XVII века, который был намного меньше современного, но все же не совсем уж крошечный). Пипсу здорово повезло, как отмечает Лайза Пикард, потому что в тот день хирург оперировал его первым и его инструменты были относительно чистыми. Несмотря на быстроту операции, для выздоровления Пипсу понадобилось больше месяца.
Сейчас трудно понять, как пациенты выносили дикую боль при более сложных операциях. В 1806 году писательница Фанни Берни, жившая в Париже, почувствовала боль в правой груди, которая постепенно стала такой невыносимой, что она уже не могла поднимать руку. Медики диагностировали рак груди и назначили мастэктомию. Операцию должен был делать знаменитый военный хирург Жан-Доминик Ларрей, слава которого основывалась не только на его мастерстве и множестве спасенных человеческих жизней, но и на его молниеносной скорости. Позже он прославился тем, что в 1812 году, после Бородинского сражения, выполнил двести ампутаций за двадцать четыре часа.
Берни испытала чудовищные мучения, а затем на удивление спокойно их описала. Почти таким же болезненным, как сама операция, было ее ожидание. Шли дни, тревога все усиливалась, и вдобавок утром назначенного дня Берни узнала, что хирурги задерживаются на несколько часов. Она записала в своем дневнике:
Я ходила взад-вперед до тех пор, пока у меня не осталось никаких эмоций и я не превратилась в тупое апатичное существо, ничего не чувствующее и ни о чем не думающее, — в таком состоянии я оставалась до тех пор, пока часы не пробили три.
В этот момент она услышала, как к ее дому быстро подъехали четыре кареты. Спустя несколько мгновений в комнату вошло семеро серьезных мужчин в черном. Берни дали выпить успокоительное — она не пишет, что именно, но обычно в таких случаях употребляли вино, смешанное с лауданумом. Кровать передвинули в центр комнаты; чтобы не испачкать хороший матрас и простыни, кровать заранее застелили старым бельем. Берни пишет: