Звук настраиваемых инструментов отвлек его от этой интригующей проблемы. Пора было формировать первые пары, и, так как вечер носил неформальный характер, леди Эш объявила, что раз все молодые люди знают друг друга, пусть они сами выбирают себе партнеров. Лоуренс оглянулся вокруг в поисках свободной дамы. Он заметил Теофанию, оживленно болтавшую с мисс Баннингхэм и Линдетом, который явно ждал, чтобы пригласить на танец старшую дочь хозяев дома. Лоуренсу пришло в голову, что странно было видеть Теофанию без толпы поклонников, оспаривавших друг у друга право пригласить ее на танец, но, хотя он поклонился, улыбнулся и удостоился чести ввести ее в круг танцующих пар, его мозг был слишком занят, чтобы уделить этой мысли достаточное внимание. Он также не заметил, что леди, наиболее осаждаемая поклонниками, была не кто иная, как мисс Чартли.
Однако мисс Трент заметила это и подумала, что это очень характерно для этого не слишком веселого вечера. Слишком хорошо ей был знаком блестящий взгляд Теофании, ее неестественная веселость, и, если вначале она испытала облегчение, увидев, что Теофания ни на один танец не остается без партнера, то затем она увидела, как Теофанию на очередной танец пригласил мистер Уилфрид Баттерлоу, прыщавый юноша, страдающий от неразделенной страстной любви к ней. Мисс Трент еще повезло, что она не знала, что злой гений мистера Баттерлоу подсказал ему преподнести Теофании во время танца следующий комплимент:
– Мне в-все равн-но, что о вас говорят, мисс Вилд! Я считаю, что вы прекрасны!
Но, хотя Анцилла и не была в курсе этого разговора – образчика тактичности, она ничуть не удивилась, обнаружив на обратном пути в Степлз, что Теофания находится в одном из самых опасных состояний духа, выражавшихся не в гневных вспышках, а в нервных смешках, а также уничтожающей критике манер и внешности ее знакомых – любых, кто только на ум придет. Мисс Трент хранила гробовое молчание, отчаянно надеясь, что Кортни, который сидел напротив, не станет подливать масла в огонь. Он действительно держался до тех пор, пока Теофания не дошла, наконец, до самой раздражающей причины своего недовольства.
– А Пейшенс Чартли как пугало в этом ее ужасном зеленом платье, вся такая жеманная, корчит из себя такую скромную, такую робкую, глазки опустила, чтобы все думали: какая она святая!
– На твоем месте, – резко оборвал ее Кортни, – я бы не стал так злобствовать по поводу Пейшенс!
– Злобствовать? И не собираюсь! Бедняжка, ей скоро двадцать и никто еще не делал ей предложения! Мне ее искренне жаль – это, наверное, так ужасно быть такой… такой безжизненной!
– Ничуть тебе ее не жаль! – сказал Кортни. – Ты просто места себе не находишь, что сегодня она была в центре внимания, а не ты! И вот что я тебе скажу…
– Перестаньте! – усталым голосом воскликнула мисс Трент.
– Если ты не одумаешься, – не обращая на нее внимания, продолжал Кортни, – ты очень скоро останешься ни с чем. И не думай, что твоя драгоценная красота спасет тебя! Господи, какая же ты безмозглая вертихвостка! Сначала отпугнула Линдета, потом Артура, и в довершение всего у тебя не хватило ума держать язык за зубами по поводу того, что произошло в Лидсе, когда Пейшенс доказала, какой она молодец, а не ты! Ты только ругалась как мегера, что полностью в твоем духе!
– Молодец? – дрожащим от ярости голосом сказала Теофания. – Пейшенс? Да она бессовестная выскочка! Ты, наверное, наслушался Анциллу! Конечно, она души не чает в милой, скромной Пейшенс – такой, по ее мнению, и должна быть воспитанная девушка!
– Ничего подобного! Мисс Трент ничего не рассказывала нам кроме того, что Пейшенс выдернула какого-то маленького оборванца из-под колес кареты, проявив при этом ловкость и присутствие духа! И Линдет тоже ничего не говорил! Что касается Пейшенс, так она вообще этой темы избегает. Ты говорила больше всех! Ты боялась, что кто-нибудь расскажет, как ты себя вела, поэтому ты распустила слух про Пейшенс, что она специально раздула шумиху, чтобы все подумали, какая она героиня, а на самом деле вроде бы не было никакой опасности ни для ребенка, ни для нее самой!
– Конечно, не было! Если Анцилла говорит…
– Не было? А теперь, кузина, я тебе кое-что расскажу! На днях в Йорке был Нед Баннингхэм, гостил у друзей и на ужине встретился с тем парнем, который чуть не наехал на Пейшенс. Я не помню его имени, но ты, может быть, мне подскажешь. Он очень живо вспоминал этот случай. Сказал всем, как здорово вела себя Пейшенс, без шума и суеты, и как он переживал, боясь, что она будет затоптана. Тебя тоже описывал. Джек не рассказал, что он говорил и не расскажет, все-таки ты моя кузина, а я не люблю, когда меня заставляют краснеть. Но Нед сказал Джеку, и, конечно, Джек сказал Артуру, а потом уж и Грег об этом узнал – вот почему тебя так приняли сегодня! Может быть, никто бы не стал так реагировать, если бы ты наговаривала на Софи Баннингхэм, потому что ее у нас не очень любят, но дело в том, что Пейшенс всем нравится. Больше того, до той поры, как ты появилась в Степлзе и распустила хвост по всей округе, она и Лиззи были самыми красивыми девушками у нас и у них было больше всего поклонников. Поэтому задумайтесь о том, что вы делаете, очаровательная мисс Вилд!
18
К тому времени, как мисс Трент, наконец, добралась до своей постели, она была так измучена после этого запоминающегося вечера, что почти сразу же погрузилась в глубокий, но беспокойный сон. Возвращение в Степлз кончилось для Теофании потоком слез, который еще долго не иссякал, даже после того, как ее довели до спальни. Мисс Трент, забыв на время о собственных бедах, сначала успокаивала Теофанию, затем помогла ей раздеться, а потом приступила к гораздо более трудной задаче – попыталась убедить Теофанию, пока та была послушна и более или менее восприимчива, что, хотя Кортни был резок, он говорил чистую правду. Смочив виски Теофании «водой венгерской королевы», она постаралась подсластить пилюлю. Ей казалось, что Теофания ее внимательно слушает, и ей стало жаль девушку. Конечно, она была тщеславной, эгоистичной, до невозможности надоедливой, но, в конце концов, это был всего лишь ребенок, которого баловали практически с самого рождения. Теофания впервые в жизни столкнулась с серьезным испытанием, она испугалась, растерялась; и, может быть, подумала мисс Трент, тихо задергивая занавески ее постели, этот болезненный урок пойдет ей на пользу.
К завтраку она не спустилась, но когда мисс Трент поднялась к ней, она не лежала в полумраке с влажным полотенцем на лбу и нюхательной солью, зажатой в слабой руке, как случалось раньше в подобных ситуациях, а сидела в постели, задумчиво кушая клубнику. Она посмотрела на мисс Трент немного настороженно, но когда услышала от нее сердечное приветствие, дружелюбно ответила ей.