Коротышка-адвокат печально покачал головой и кивнул на телефон.
– Может быть, оставим миссис Руссо? – обратился он к Майклу. – Мне тоже нужно с вами кое-что обсудить.
– Хотите, я останусь? – спросил Майкл у Мишель.
– Нет, спасибо. Все будет в порядке.
«Ты не ребенок. Вот и веди себя как взрослая и разумная женщина, – сказала себе Мишель. Она уже протянула к телефону руку, но вдруг заколебалась. – Что ни говори, а он отец твоих детей, твоя большая любовь, человек, с которым ты делила постель последние четырнадцать лет. И вместе с тем это совершенно чужой человек. Он лгал тебе все эти годы, вел двойную жизнь. Он подверг тебя и детей страшному риску, а потом дважды избил тебя. Снимешь трубку – не забудь, что ты говоришь не с тем Фрэнком Руссо, которого когда-то полюбила».
Мишель решила, что справится. Справиться бы еще с дрожью в руке, сжавшей телефонную трубку.
– Алло!
– Мишель? Это ты, Мишель?
Слышать его голос уже было для нее испытанием. Мишель сделала глубокий вдох.
– Да, это я. Ты что-то хотел?
– Хотел и хочу, Мишель! Хочу, чтобы ты перестала прятаться. Хочу, чтобы вернулась домой. Ты ведь знаешь, я… поступил так от отчаяния. Бред какой-то, Мишель! Я был вне себя. Возвращайся. Верни мне детей. И деньги.
Ах, ну да! Деньги. Кругом деньги. В первую очередь – деньги. Всем пожертвовал ради денег.
Мишель стало нехорошо. Чтоб они провалились, эти проклятые деньги! Не прикоснется она к ним… никогда, ни за что! Лучше умереть с голоду.
Что ему ответить, этому чужому голосу в трубке? Сказать, что она лишилась мечты, осталась без прошлого и без будущего? Сказать, что боль от побоев – ничто в сравнении с душевной болью? А стоит ли?
– Обратись к моему адвокату, Фрэнк.
– Прошу тебя, Мишель! Умоляю! Позволь хотя бы встретиться с тобой. У Брузмана, в его присутствии, если хочешь.
– Нет.
– Тогда дома? Приезжай, Мишель. Поговорим.
– Нет!
Возвращаясь домой после пытки у Брузмана, Мишель постепенно приходила в себя. Нужно будет – она согласится повидаться с Фрэнком, но встреча ничего не изменит. Ни свидетельства в свою пользу, ни своих грязных денег он не получит.
Однако ей и самой нужны деньги хотя бы на первое время… Деньги и план дальнейших действий. Она должна работать, обеспечивать себя и детей. Период «уютного семейного гнездышка» остался позади. У нее был дом – полная чаша. У нее была кухня, набитая всевозможной бытовой техникой, она стирала пыль с двух сервизов настоящего тончайшего китайского фарфора. Ее подушек-думочек хватило бы на десять домов, а о таком персидском ковре во всю гостиную никто из соседей и друзей даже не мечтал. Ее гардероб ломился от нарядов, которые за всю жизнь не переносить, шкатулка – от драгоценностей, которые разумная женщина не рискнула бы надеть без телохранителя. На ее детей, против всяких правил воспитания, игрушки, обувь и одежда сыпались как из рога изобилия. Всему этому теперь положен конец.
Полное лишений детство – вот причина того, что материальное изобилие она приняла за надежность. В юности простительно, но не в зрелые годы. Сейчас ей больше всего на свете хотелось простой и понятной жизни, где работа – не перекладывание бумажек, как в банке, а настоящий физический труд – обеспечивала бы ей и детям хлеб насущный и минимум сбережений на всякий случай. А еще – ей хотелось, по примеру Энджи, помогать другим женщинам.
Суть в том, чтобы заниматься чем-то не только полезным, но и любимым. Вот оно! В одном она точно уверена: ей нравится чистота во всем и везде. Недаром Джада называет ее Золушкой. Идея, должно быть, витала в воздухе, маячила в подсознании. Оставалось только дать объявления в газетах.
Возвращаясь из редакции, Мишель припарковалась напротив входа в «Золотые копи» – ювелирного магазинчика, где принимали в скупку драгоценности. Ей еще не доводилась бывать в подобных заведениях, в отличие от матери, которая ежемесячно наведывалась в городской ломбард.
Ты не идешь по стопам матери, дорогая. Ты делаешь это не от лени и не ради выпивки, а ради будущего – своего и детей.
Да, она долго жила с закрытыми глазами, но теперь будет видеть мир таким, какой он есть. И полагаться только на себя. Джада и Энджи, конечно, помогут, но… многое придется делать в одиночку. Фрэнк был добрым волшебником, пока в одночасье не превратился в злого, а значит, ей нужно становиться самостоятельной.
Яркая миловидная блондинка радушно улыбнулась Мишель:
– Чем могу помочь? Подыскиваете что-то определенное?
– Я не купить хочу, а продать.
Мишель достала из сумочки два колечка, сережки с алмазной крошкой, перстень с крупным изумрудом – подарок Фрэнка на прошлый день рождения – и золотую цепочку с бриллиантовым кулоном в два карата. Несколько дней назад ей удалось в отсутствие Фрэнка попасть в дом и забрать кое-какие детские вещички. Заодно она взяла и драгоценности, которыми, по ее мнению, могла распоряжаться лично. Подумав, Мишель щелкнула и замочком золотых часиков с усыпанным бриллиантами циферблатом.
– Все возьмете?
– Чеки у вас на руках?
Глядя продавщице в глаза, Мишель покачала головой:
– Это подарки от мужа. Блондинка тяжело вздохнула:
– Развод?
Мишель молча кивнула – не до объяснений ей было сейчас.
– По сто раз на дню сталкиваюсь, – сочувственно пробормотала женщина и принялась рассматривать каждую вещицу через лупу. Отложив последнюю, придвинула калькулятор. Мишель терпеливо ждала конца подсчетов. Она уже решила для себя, что согласится сразу, сколько бы ей ни предложили. Эти деньги принадлежат ей по праву; Фрэнк может считать их оплатой за ее труд домработницы. В любом случае это чистые деньги, ведь подарки от Фрэнка она принимала, когда любила его, когда думала, что и он ее любит. А теперь на эти деньги она начнет новую жизнь. Разве не справедливо?
Блондинка подняла на нее извиняющийся взгляд и назвала общую цену – смехотворную, с точки зрения Мишель. Фрэнк заплатил гораздо больше за одно только обручальное кольцо, не говоря уж о кулоне и сережках. Ну и ладно! Выбора все равно нет, а для начала хватит.
С другой стороны… стоит ли сразу брать то, что предлагают? Прежняя Мишель не умела и не стала бы торговаться, но Мишель обновленная… Она посмотрела на горку драгоценностей, к которым так привыкла, без которых, казалось, не представляла себе жизни. Жаль, что захватила из дому так мало… О-о-о! А те сережки, что на ней? Мишель положила на стойку две бриллиантовые «капельки».
– По-моему, все вместе стоит дороже, – сказала она.
– Да-да, конечно, – моментально согласилась блондинка, назвала цифру в два раза больше предыдущей и, дождавшись утвердительного кивка Мишель, шагнула к сейфу за наличными.