проигнорировать, но закрыть глаза на столь явный – нельзя[791]. Затратив гигантские усилия, Микеланджело пришлось прервать работу над статуей, на которую у него не было времени изначально. Бедственного состояния статуи вполне могло оказаться достаточно, чтобы ввергнуть Микеланджело в пучину отчаяния.
В довершение ко всему между двумя ассистентами Микеланджело в его мастерской произошла ссора, которая не могла не вызвать раздражение мастера. Его помощник Сильвио Фальконе, у постели которого он проводил целые ночи без сна за несколько лет до описываемых событий, ушел от него или был выставлен. Спустя год-два он напишет Микеланджело письмо, в котором смиренно, извиняющимся тоном расскажет, что теперь, когда он ведет дела самостоятельно, удача к нему не особо благоволит[792]. Он хотел попросить прощения у Пьетро Урбано, другого ассистента Микеланджело, о котором мы узнаём из его письма впервые; можно предположить, что причиной их ссоры стала еще и ревность.
Впрочем, Микеланджело столкнулся и с куда более серьезной проблемой и вынужден был принимать решение из числа тех, от которых зависит вся дальнейшая жизнь.
* * *
Отлучив Франческо Марию делла Ровере от церкви, Лев и его племянник Лоренцо вступили с ним в недолгую войну, стремясь изгнать Франческо из герцогства Урбинского. Эту дорогостоящую и рискованную экспедицию частично оплатило папское казначейство. 30 мая 1515 года Урбино сдался, и к концу июня вся территория герцогства перешла под контроль Медичи[793]. В июле Лоренцо официально получил герцогский титул. После этого Лев смог сосредоточиться на менее насущных, не столь практических тратах. Одним таким проектом стал весьма затратный и, строго говоря, не так уж необходимый фасад церкви Сан-Лоренцо во Флоренции, семейного родового храма Медичи.
Подобно многим главным церквям города, Сан-Лоренцо была оставлена без пышного лицевого фасада. В этом храме покоились Козимо Старший и Пьеро Подагрик, храм примыкал к палаццо Медичи. Трудно было найти архитектурное сооружение, более подходящее для того, чтобы через его посредство объявить всему миру: Медичи вернулись и вновь властвуют над Флоренцией. Вероятно, они уже некоторое время задумывались о завершении фасада, по крайней мере с прошлой осени, со времен триумфального вступления Льва в город[794].
Возможно, именно по этой причине в июне 1515-го, за год до возвращения Медичи, Микеланджело предвидел, что ему придется вновь поступить на службу к папе. Сведения о планах понтифика могли поступать Микеланджело из ближайшего папского окружения, через Доменико Буонинсеньи, секретаря кардинала Джулио Медичи. Если кто-то и побуждал Микеланджело участвовать в этом новом плане, то это, судя по всему, был кардинал, впоследствии ставший одним из величайших, наиболее чутких и проницательных покровителей мастера. Есть свидетельства, что Лев испытывал искушение отдать этот заказ своему любимому художнику Рафаэлю Урбинскому, который уже руководил выполнением нескольких крупных проектов – плавно, гладко и без всяких осложнений.
В глазах Микеланджело великолепное флорентийское предприятие являло собой дилемму. С одной стороны, финансовые, творческие и моральные обязательства вынуждали его завершить гробницу Юлия. Кроме того, фасад Сан-Лоренцо обещал стать памятником семейству Медичи, к которому он питал двойственные чувства. С другой стороны, ему представлялся неоценимый случай создать блестящее произведение искусства в своем родном городе, посрамить поколение более молодых художников и победить своего заклятого врага.
Впрочем, фасад церкви, в сущности, был архитектурной работой, а в области зодчества опыт Микеланджело был весьма и весьма мал. На этом этапе Медичи, а может быть и сам Микеланджело, предполагали, что он возьмет на себя только выполнение скульптур для фасада. Микеланджело требовался опытный архитектор, с которым он мог бы сотрудничать. Однако старейший и наиболее прославленный из флорентийских зодчих Джулиано да Сангалло умер несколько месяцев спустя, а в описываемое время, видимо, был уже тяжело болен. Это сильно сужало возможности выбора.
В августе – начале сентября Микеланджело провел во Флоренции примерно месяц или чуть больше. В этот период он, вероятно не без опасений, согласился создать проект фасада Сан-Лоренцо в сотрудничестве с архитектором Баччо д’Аньоло (1462–1543). Они мало подходили друг другу.
Баччо д’Аньоло был мастером старшего поколения, который перешел от столярных работ к более честолюбивому занятию архитектурой. Для Вазари он служил примером того, как можно, «поднявшись сразу», достигнуть «вершин, в частности, в архитектуре»[795]. В свое время превозносили деревянную резьбу, которой он украсил Зал пятисот в палаццо Веккьо, которую затем намеренно разрушили по возвращении к власти Медичи. Впрочем, достигнув примерно пятидесяти пяти лет, он построил весьма немного, если не считать элегантной классической колокольни церкви Санто-Спирито и части ballatoio, или галереи, окружающей купол работы Брунеллески в соборе Санта-Мария дель Фьоре. Баччо д’Аньоло обдумывал ее очень долго, однако когда эта галерея на одной из граней тамбура наконец была открыта в Иванов день, 24 июня 1515 года, то вызвала всеобщее разочарование[796].
Это не предвещало ничего хорошего. Сам Микеланджело полагал, что выстроенная Баччо галерея напоминает «клетку для сверчков», однако, скорее всего, пока держал свое мнение при себе. Впрочем, предстоящее сотрудничество с Баччо уже вселяло в него неуверенность, потому что в последующие месяцы их натянутые отношения обернулись сущей комедией. 7 октября Баччо написал Доменико Буонинсеньи, сообщая, что говорил со своим господином кардиналом Джулио Медичи об их проекте и что папа согласился передать этот заказ Микеланджело и Баччо[797]. Буонинсеньи вызвал Баччо и Микеланджело на тайную встречу в местечко Монтефьясконе на озере Больсена, расположенное в папских землях к северу от Рима, не упоминая ничего о том, что приглашение как-то связано со строительством фасада Сан-Лоренцо, «дабы один Ваш друг или его друзья ничего не заподозрили»[798]. Пожалуй, он имел в виду Рафаэля. Однако поездка не состоялась, возможно, потому, что Микеланджело отказался прибыть на эту встречу.
Шла осень, Микеланджело затаился в мраморных горах, словно за стенами неприступной крепости, он не покидал Каррару и разведывал месторождения. По-видимому, ответственность за возвращение Микеланджело во Флоренцию и его участие в этом проекте кардинал Медичи возложил на своего подчиненного Буонинсеньи. Как тот по секрету сообщал кардиналу, с его точки зрения, не столь важно, выберет ли Микеланджело себе в сотрудники кого-нибудь или вообще сочтет нужным работать в одиночестве.
Однако Микеланджело постепенно делался невыносим. Буонинсеньи неоднократно писал ему, настоятельно прося его и Баччо, но особенно его, приехать в Рим, чтобы поговорить с кардиналом и обсудить заказ с папой. К 21 ноября Буонинсеньи совершенно изнемог и пришел в ярость. Поведение Микеланджело чуть не свело его с ума: «Из Вашего последнего письма я вижу, что Вы по-прежнему не намерены приезжать, а значит, и