собирались души перед своим призрачным путешествием. Также в этих краях поблизости от Ланниона находятся развалины древнего города, отождествленного с Ύάδετοι Страбона.
«На большом острове Бриттия, — продолжает Прокопий, — люди в древние времена построили длинную стену, отделив значительную часть земли. К востоку от этой стены хороший климат и обильные урожаи, но к западу от нее они, напротив, таковы, что никто не может прожить там и часа; это прибежище змей и других рептилий. Если кто-нибудь попадает на ту сторону, то сразу умирает, отравленный ядовитыми испарениями». Это суеверие как бы служило второй, дополнительной, стеной страны мертвых, сохраняющей абсолютную уединенность душ. Прокопий отмечает, что данное представление было широко распространено, и ему рассказывали об этом многие.
Клавдиан тоже слышал эту легенду, но спутал ее с иным миром Одиссея. «На дальнем побережье Галлии есть место, защищенное от приливов и отливов Океана, где Одиссей, совершив кровопролитие, привлек призраков. Там слышались стоны, и огни мерцали среди теней. Жители того места видели бледные, как статуи, фигуры и бродивших мертвецов». Согласно Плинию, Филемон называл Северный Океан «морем мертвых».
В древней балладе о Ланселоте Озерном Дева из Астолата просит после смерти положить ее тело, одетое в богатое платье, в лодку и позволить той уплыть вслед за ветром. Это следы того самого древнего представления о путешествии за море в мир мертвых.
И пусть поставят одр смертный мой,
Где к Ланселоту от любви я умерла,
Украшенный по-королевски щедро,
С моим остывшим телом бездыханным,
Одетым в самые роскошные одежды,
На ту повозку, что к реке его доставит,
Чтоб в лодку опустить его, затянутую черным[95].
Могильщик в «Гамлете» поет о мертвеце:
…перевезла на корабле в страну,
Как будто я не был таким[96].
Когда король Артур получил свою смертельную рану, сэр Бедивер принес его на берег.
«И когда они подошли к воде, то увидели у самого берега маленькую лодку, в которой сидели прекрасные дамы, и среди них — королеву, и у всех них на голове были черные капюшоны. Они начали плакать и стенать, когда увидели короля Артура.
— Положи меня в эту лодку, — произнес король, и он осторожно сделал это.
Три королевы приняли его с глубокой скорбью. Эти три королевы сели рядом, на колени одной из них король Артур положил голову.
И тогда эта королева сказала:
— Ах, дорогой брат, почему же ты медлил вдали от меня? Увы! Эта рана на твоей голове чересчур остудилась.
Они стали грести прочь от берега, и сэр Бедивер вскричал:
— О, господин мой Артур! Что будет со мною теперь, когда ты покидаешь меня здесь одного среди моих врагов?
— Утешься, — произнес Артур, — и сделай все, что можешь, ибо на меня уже не в чем полагаться. Я уезжаю в долину Авалона, чтобы залечить свою тяжелую рану. И если ты более никогда не услышишь обо мне, молись за мою душу!
Королевы и дамы плакали и стенали так, что было горестно их слушать. И когда лодка скрылась из глаз сэра Бедивера, он заплакал и вошел в лес»[97].
Этот чудесный Авалон,
Где не бывает града, снега и дождя,
И ветер не взвывает громко,
А есть счастливые долины и сады,
Что к морю летнему подходят,
является кельтским Островом Блаженных. Цец и Прокопий пытаются определить его местоположение и приходят к выводу, что это Британия. Но в этом они ошиблись, так же как и те, кто надеялся найти Авалон в Гластонбери. Авалон — это Остров яблок, название, напоминающее о Саде Гесперид, находящемся далеко в западных морях, в центре которого стоит дерево с золотыми яблоками. Затем нам говорят, что на далеком острове Огигия спокойно спит Кронос, охраняемый Бриареем, пока не настанет время ему проснуться. Это греческая форма мифа об Артуре, который излечивается на Авалоне от своей тяжелой раны. Едва ли нужно говорить, что Артур из романа является на самом деле полубогом, в которого верили задолго до появления исторического Артура. Плутарх утверждает, что Огигия лежит на западе за заходящим солнцем. Согласно древнему стихотворению, опубликованному господином Вильмарке, это место восхитительной красоты. Юноши и девушки танцуют там, взявшись за руки, на покрытой росой траве, ветви зеленых деревьев отягощают яблоки, а золотое солнце опускается и поднимается за лесами. Журчащий ручей течет из источника в центре острова, души пьют из него и получают новую жизнь с глотком этой воды. В той стране царят радость, стихи и песни. Это земля изобилия, где вечно продолжается золотой век. Коровы дают так много молока, что им наполняют пруды. Там также есть стеклянный дворец, парящий в воздухе, который принимает в своих прозрачных стенах души блаженных умерших. Это тот самый стеклянный дом, куда путешествовали Меррдин Эмрис и девять его бардов. О нем упоминает Талиесин в своем стихотворении «Добыча бездны», где он говорит, что бесстрашие Артура не удержать в стеклянном здании. Существуют лишь три рода людей, которые не получают туда доступ: портные (о них говорят, что один человек другой профессии стоит девятерых портных), которые проводят дни сидя и руки которых, несмотря на труд, остаются белыми, колдуны и ростовщики.
Согласно общераспространенному мнению, этот отдаленный остров гораздо прекраснее рая. Слухи о его великолепии так волновали умы людей Средневековья, что западная страна превратилась в предмет сатиры и острот. Ее прозвали «страной с молочными реками и кисельными берегами» («Кокейн»).
В английском стихотворении, «написанном, предположительно, в конце XIII века», которое, как замечает господин Райт («Чистилище Святого Патрика»), «было весьма небрежно напечатано Хикесом с рукописи, ныне хранящейся в Британском музее», эта страна описывается как находящаяся далеко за морем к западу от Испании. В современном изложении оно таково:
Хотя Рай и прекрасен,
Кокейн еще лучше.
Что есть в Раю?
Трава, цветы и зеленые листья,
Радость и удовольствия.
Там нет мяса, а есть лишь плоды,
Нет зала, жилища и даже скамьи,
И для утоления жажды — только вода.
В раю живут только два человека, Енох и Илия. А вот Кокейн наполнен счастливыми мужчинами и женщинами. Страны, подобной этой, нет больше нигде на земле. Там всегда царит день и никогда не наступает ночь, не бывает ссор и раздоров, никто не умирает, никогда не идет