Но двигаться по проезжему тракту было тоже нельзя. Все, с кем только не разговаривал барон, начиная от трактирщика и вплоть до мелких служек из храмов Скита, забегавших под вечер пропустить стаканчик‑другой некрепкой браги, слово в слово подтвердили то же самое, что сказал раньше скальд Пелле: пограничная стража лютует и смотрит в оба – что днем, что ночью. Изгнанного из Вестенланда еретика не пропустили бы ни за что, хотя Юрай и изменился изрядно за эти годы: магические опознаватели были в ходу на всех границах империи.
Значит, оставался единственный путь. Забравшись в очередной раз как можно глубже в лесные дебри, всадники спешились и, не торопясь, расположились поудобнее на подходящем поваленном бревне. А пока барон занимался необходимыми приготовлениями, Юрай воспользовался случаем, чтобы собраться с мыслями и привести в порядок впечатления от посещения Островского скита.
Прежде всего, нелепая история с "Ключом предрасположенности". Сняв с Юрая амулет и тщательно его осмотрев, отцы‑настоятели спорили между собой и препирались до хрипоты, но в конце концов просто развели руками:
– Непостижимо сие, почтеннейший! Непостижимо и неподвластно разумению нашему: как следует из результатов испытания, Созидатель и Завершитель благорасположены к вам равным образом. Аб‑со‑лют‑но равным! Редчайший случай, первый в истории нашего Скита – но результат у нас перед глазами.
– А следует из этого, сыне, – по обыкновению продолжил слова Архелоя уже Перфилий, – что вы вольны в своем выборе. Вольны и свободны – аки сокол в вышине поднебесной, полоз на скале каменистой и окунь в глубинах морских. Кто знает, Юрай, кто знает…
И жрец сокрушенно покачал головой.
– Возможно, именно в этом выборе и состоит смысл той миссии, которую возлагают на вас боги? Но нам этого ведать, увы, не дано. Так ступайте же далее своим путем, и да пребудет с вами благословение Тинктара…
– … и Армана, – закончил, радостно улыбаясь, русый и широкобровый Архелой. Конечно же, ему было с чего улыбаться: через положенные девять месяцев можно было рассчитывать на трех‑четырех, а то и более новых обитателей Скита – новорожденных малышей, несущих в себе крепкую, свежую кровь сыновей Энграма.
Юраю осталось только недоуменно почесать затылок – разумеется, только лишь мысленно. Вообще‑то, все эти богословские проблемы его попервоначалу не особенно интересовали, и занимался ими посланец энграмского властителя единственно лишь из необходимости поддерживать свою легенду. Но постепенно, сам того не замечая, бывший алхимик сжился с высочайше назначенной ему "жреческой" ролью и стал относиться к ней серьезнее, тем более, что вся обстановка Островского скита к этому более чем располагала. А уж последний ритуал во славу Армана не мог оставить равнодушным ни одного мужика, хотя какому‑нибудь высокородному дворянину участь жеребца‑производителя и могла бы показаться оскорбительной. Но Юраю‑то с его деревенским прошлым задирать нос было вовсе не с чего, тем более что собственное звание "личного советника Его Высочества" все еще казалось ему насмешкой, если не утонченным издевательством. С другой стороны, Владисвет после означенного ритуала тоже ни на что не жаловался, несмотря на свой баронский титул. А та черненькая жрица с горящими глазами была отменно хороша…
– Ладно‑ладно, приятель, сало по губам в другой раз размазывать будешь! – оборвал Юрай свои похотливые воспоминания и переключился мыслями на разговор с храмовым мастером по металлу. Отец Архелой сдержал свое обещание и перед расставанием проводил Юрая в храмовую кузню. Но, как это ни печально, там тоже ничего определенного выяснить не удалось. Брат Антип вертел юраево кольцо в руках долго и сосредоточенно. А потом, дотошно расспрашивая алхимика о результатах опытов, которые тот уже успел проделать над кольцом раньше, хитрый кузнец упорно пытался выведать, откуда энграмский гость вообще это кольцо взял‑получил. Но Юрай стоял как стена: сыскалось, дескать, в сокровищнице Великого Князя, а как оно там оказалось, за давностью лет неведомо.
В конце концов Антип вздохнул и вынес свое решение:
– Я‑те так скажу, достопочтенный: не металл это вовсе.
– Это как же не металл, коли он звенит и блестит? – просто опешил Юрай.
– Да нет, не в этом смысле, – мастеровой задумчиво потер переносицу толстенным пальцем. Антип вообще был крупным мужчиной с загрубелыми ладонями, в которые намертво въелась черная металлическая крошка. – Это твое кольцо, оно типа как заготовка. Понимаешь, в чём закавыка будет? Его еще как‑то обработать нужно: то ли закалки оно требует, то ли отжига, или притомить его надо… Но если ненароком не по делу обрабатывать станешь, без понятия – считай, загубил все то, что в твоем кольце сокрыто.
И подозрительно сощурился:
– А оно не колдовское, часом?
– Да нет, братец, откуда?! – Юрай лицемерно замахал руками, но после этого постарался быстренько распрощаться со слишком уж проницательным мастером.
Тем временем Зборовский уже успел закончить все приготовления: на земле перед путешественниками был расстелен широкий платок, на который барон выставил три оловянные чарки, бутыль с рябиновой водкой, пол‑каравая хлеба и немалых размеров луковицу. А завершала композицию глиняная солонка, полная крупно помолотой сероватой соли – всё это барон заботливо захватил с собой из прихрамовой таверны.
– Ну что, твоё преподобие, готов?
Открыв бутыль, Владисвет наполнил почти до краев все три чарки. Подняв одну из них, он знаком предложил Юраю сделать то же самое.
– Поехали, дружище, чего пешком ходить!
Под эту немудрёную мужицкую присказку оба энграмца дружно выпили. И, как оказалось, не зря.
– Та‑ак, мòлодежь, порядок вы знаете, как я погляжу, – раздался низкий и хриплый голос из глубины лесной чащи. – А почто ж старика‑то не обождали? А ну наливай по новой – знакомиться будем!
…
– Жалкие недоучки, приготовишки‑несмышленыши! Воображают себя корифеями и повелителями стихий, а сами в трех соснах заблудились!! За деревьями леса не видят, да и видеть не хотят!!!
Лорд Сальве возбужденно мерял шагами свои новые апартаменты в Эскуадоре. Магу‑изгнаннику было не по себе.
Здесь, в Асконе, бывшего верховного чародея Энграма называли "Сальве Вильдорский", но как раз от всего вильдорского и от всего, что мало‑мальски напоминало бы ему об Энграме, он старался отрешиться раз и навсегда. Нет уж, увольте – сейчас у него новая жизнь, новые надежды и новые шансы! И Вачи ревностно принялся эту новую жизнь осваивать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});