знаешь. Где и с кем. Часто бываешь, да?
Щёки Ники всё ещё горели.
— Я здесь внизу живу вообще-то, — буркнул Кир. — Ты у себя наверху, наверно, тоже все такие места знаешь.
— Ошибаешься! Такие — нет!
Видно было, что она злится. Кирилл подумал, это из-за его слов и из-за того прыщавого урода, предположившего, что они с Никой…
— Послушай, — сказал он, потупив голову, пытаясь скрыть свою неловкость и стыд. — Давай сейчас не будем об этом. Я вообще думаю, тебе опасно выходить отсюда. Слышала, что они сказали? Охрана уже нашла трупы. Теперь, наверняка, тебя ищут. Я один пойду за этим твоим Марком, а ты запрёшься опять в том отсеке и будешь нас ждать.
— Я туда больше не пойду, — заартачилась она. — И почему это ты думаешь, что ищут только меня?
— Да потому что про меня никто не знает. Откуда? Они тебя ищут — точняк! Ника, — он протянул ей руку. — Пойдём, я отведу тебя опять туда. Я понимаю, там мерзко, противно, но зато относительно безопасно.
— А если туда кто-нибудь придёт, пока тебя не будет?
Она проигнорировала его протянутую руку, даже чуть отступила в сторону.
— Ну подёргаются и перестанут — Кир отпустил руку, и, снова разозлившись, довольно резко добавил. — Решат, что там кто-то трахается, делов-то.
Она молча развернулась и пошла обратно. Он поплёлся следом, опустив голову. Вылетевшая помимо воли грубая фраза отчего-то коробила и его самого, но он не мог даже попросить у неё прощения.
Не доходя до двери того отсека, откуда они вышли, она обернулась, посмотрела на него пристально и очень внимательно:
— Вот зачем ты так, а?
и, открыв дверь, скрылась внутри. Громко и неприятно щёлкнула защёлка. Лицо у Кира горело.
* * *
Ника прислушивалась к звукам, доносящимся из-за двери. К окнам подходить было страшно, и она сидела на кровати, нервно обхватив колени обеими руками. К страху примешивалось чувство горечи и обиды. И это было странно. События последних даже не дней — часов — развивались так стремительно, как будто это всё происходило не с ней. А в какой-то книжке или кино. Ещё каких-то пару недель назад её заботили оценки в школьном аттестате, распределение, глупые споры с Верой, Сашкины чувства… Сашка. Ника совсем забыла про него. Во время их последней встречи, нет, даже раньше, накануне, в их первый раз, он повёл себя так… Ника не могла подобрать слов, но при воспоминании о том, как они с Сашкой ползали по полу в поисках отлетевшей пуговицы, когда ещё он сказал, что ей пора домой, словно выпроваживал восвояси, торопливо и трусливо что ли — от всего этого возникало неловкое чувство стыда, которое Ника старательно загоняла вглубь. Но оно постоянно возвращалось. Вместе с воспоминанием.
Но после её встречи с Володей и Киром, и всего, что произошло после, она уже не думала о Сашке. Ей стало некогда о нём думать.
Володя… Ника вздрогнула и опять почувствовала, как глаза заполняются слезами. Этот большой и смешной парень очень понравился ей, и то, что произошло на КПП, было настолько ужасным, нелепым и невозможным, что при одной мысли об этом хотелось тихонько завыть.
— Это нечестно, — тихо сказала она в пустоту, неизвестно кого обвиняя. — Нечестно.
Он был такой большой и сильный, и так забавно подбирал слова, когда хотел что-то сказать, и так искренне радовался всему, хоть вот тому же супу, который она им принесла. Его неловкая забота трогала и заставляла улыбаться, с ним было ничего не страшно, совсем ничего. Наверно, если бы у неё был старший брат, он был бы таким.
А вот Кир… Ника никак не могла определиться, что она чувствует к этому ершистому парню. Хотя нет, кого она обманывала — он ей нравился, а вот она ему… Ника видела — по насмешливому выражению его лица, по ухмылке, в которой кривились его тонкие нервные губы, по грубоватым репликам — она не только не нравится ему, она его раздражает. Их свёл вместе случай, только и всего.
Из коридора послышались чьи-то громкие голоса, и Ника встрепенулась, вытянула шею, прислушиваясь. Дверь толкнули, потом ещё, на этот раз чуть посильней.
— Серёга, тут заклинило, кажется.
— Выламывай!
Ника соскочила с кровати, схватила рюкзак, на мгновение застыла в оцепенении и тут же, повинуясь древнему, врождённому инстинкту самосохранения, бросилась на пол и по-пластунски заползла под кровать. Ладонью она наткнулась на что-то скользкое и липкое, тихонько вскрикнула, отдёрнула руку, больно ударившись локтем о какую-то перекладину сверху кровати, но тут же постаралась залезть ещё поглубже, ближе к стене, затаится там в надежде, что её всё же не найдут. Это было маловероятно. Скорее всего они заглянут под кровать. Скорее всего у них есть фонарики. Ника притянула к себе рюкзак и прижала его к своей груди, ей казалось, она так громко дышит, а её сердце бьётся, как набат.
С той стороны на дверь навалились. Пара ударов, и она подалась, щеколда оторвалась и отлетела, срикошетив куда-то в угол. Ника услышала, как она звонко упала на пол, и широкая полоса света ворвалась в помещение, освещая грязный заплёванный пол, и следом за ней — две большие тени. По стенам замелькали трассирующие дорожки от фонариков.
— Серёга, посмотри там, а я тут.
Ника сжалась в комок под кроватью. Она слышала приближающие шаги — раз, два, три — у кровати кто-то остановился. Ника отчётливо видела пару чёрных ботинок: грубая рифлёная подошва, высокое шнурованное голенище. Замерев и стараясь не дышать, Ника ждала, когда он наклонится. Но опять раздался писк рации. Нике уже был знаком этот высокий, неприятный звук.
— Да? Пацан с девчонкой в двадцать пятом отсеке? Без документов? Сейчас идём. Серёга, тут отбой, наши кого-то в двадцать пятом взяли.
Ботинки неловко потоптались на месте.
— Ну ты чего застыл?
— Момент.
Тот, кого называли Серёгой, нагнулся, быстро полоснул лучом фонарика под кроватью. Ника зажмурилась.
— Ну чего там?
— Чисто.
Шаги стихли. Ника, всё также скрючившись, лежала под кроватью. Её била крупная дрожь, а пальцы судорожно вцепились в рюкзак, словно в этом рюкзаке было её спасение.
* * *
Марк Шостак жил тремя этажами выше, и Кирилл без труда добрался до него по одной из внутренних межэтажных лестниц. Перед тем, как пойти домой к Марку, Кир завернул в один из общественных туалетов, где кое-как наспех привёл себя в порядок, умылся в раковине-фонтанчике, мысленно воздав хвалу высшим силам и властям за то, что хоть в общественных туалетах