Читать интересную книгу Народ, да! - Автор неизвестен

А знаменитый ответ официанту? Все утверждают, что первым его произнес Линкольн:

«Если, по-вашему, это чай, то принесите, пожалуйста, кофе, а если это кофе, то принесите, пожалуйста, чай!»

Когда он впервые отведал мороженого, он сказал:

«Я не собираюсь говорить ничего дурного про ваше заведение, но, по-моему, этот пудинг забыли подогреть!»

Линкольн очень любил комические ситуации. Однажды в ходе предвыборной кампании он приехал в графство Камберленд. Противником Линкольна был некий доктор Гамбургер, который пробился к трибуне и начал уже свою крикливую болтовню, пересыпанную угрозами, когда к Линкольну подошел хромой человек невысокого роста и шепнул ему:

«Не обращайте внимания. Я его знаю. Мы с ним земляки. Я о нем позабочусь, сейчас увидите».

С этими словами он тоже поднялся на трибуну и что-то тихо сказал доктору Гамбургеру. Тот завопил:

«Это ложь!»

На что хромой человек с полной невозмутимостью заметил:

«Что ж, это я проглочу, и с легкостью. Я готов принять от вас что угодно, кроме ваших пилюль».

Тут уж доктор из себя вышел:

«Негодяй! Вам прекрасно известно, что я бросил врачебную практику!»

Тогда хромой упал на здоровое колено и, воздев к небу руки, воскликнул:

«Слава те, господи! Значит, у нас не будет больше больных!»

Как-то на утреннем заседании суда в бытность свою юристом Линкольн собрал вокруг себя группу коллег и что-то сказал им. Все так и прыснули со смеху. Судья Дэвис взорвался:

«Я не намерен больше терпеть ваше паясничанье, мистер Линкольн. Вы оскорбляете суд, и не в первый раз».

За нарушение порядка судья приговорил Линкольна к штрафу в размере 5 долларов.

Линкольн зажал рот рукой и постарался сделать серьезное лицо.

Позже судья подозвал к себе своего помощника и спросил, чем Линкольн так рассмешил своих коллег. Тот на ухо повторил шепотом слова Линкольна. Судья громко захихикал. Потом, приняв строгий вид, объявил:

«Штраф Линкольну отменяется».

Оказывается, Линкольн своим коллегам сказал вот что:

«Не пора ли пустить по кругу подписной лист, чтобы собрать судье Дэвису на новые панталоны?»

Разговаривал Линкольн по-разному. Иногда спокойно, размеренно, доверительно. А то совсем иначе. К примеру, ему захотелось избавиться от лысого собеседника. Он протянул ему флакон с какой-то жидкостью и сказал:

«Прекрасное средство для волос, вот, попробуйте! Говорят, даже на тыкве завьются кудри, если мазать этим средством. Приходите ко мне через десять месяцев! Расскажете, как подействовало».

В присутствии Линкольна раз загадали загадку:

«На изгороди сидели три голубя. Одного подстрелили, сколько осталось?»

Кто-то ответил:

«Само собой, два».

Линкольн возразил:

«Вовсе нет, ни одного. Другие два тут же улетели».

Когда Линкольну намекнули однажды, что он слишком подолгу консультируется с судьей Дэвисом, он признался:

«Да, было однажды, когда сессия суда затянулась на весь день, судья Дэвис повернулся ко мне и спросил: „А у вас тоже затекла спина?“»

Он восторгался строгой объективностью судьи, про которого сказал:

«Он готов повесить любого, кто высморкается на улице без платка, но отменит свой приговор, если не будет доказано в точности, какой рукой тот сморкался».

Вручая представителям графства Коула в подарок свою фотографию, Линкольн заметил:

«Портрет не очень удался, но и оригинал не лучше».

«Истина с его губ падала с легкостью дождевых капель», — говорили про него коллеги-юристы.

Однажды из окна своей юридической конторы они увидели на улице козу. Мальчишки натравливали ее на прохожих, и коза сшибала всех с ног. В это утро Линкольн, как всегда, шел в контору — руки за спиной, подбородок прижат к груди. Коза нацелилась на него рогами.

Вообще-то Линкольн был быстр и увертлив. Если бы хотел, он легко обошел бы козу. Но он словно застыл перед ней, схватил козу за длинные рога, уперся лбом в ее лоб и с расстановкой произнес: «Ка-кой-те-бе-смысл-ме-ня-бо-дать? Та-кой-же-как-мне-те-бя-пи-нать. Мир-до-ста-точ-но-ве-лик, что-бы-в-нем-хва-ти-ло-мес-та-нам-о-боим. Ко-ли-ты-бу-дешь-вес-ти-се-бя-как-на-до-и-я-бу-ду-вес-ти-се-бя-как-надо, нам-не-при-дет-ся-ссо-рить-ся-и-драть-ся, и-мы-бу-дем-жить-в-ми-ре-и-со-гла-сии-как-до-брые-со-се-ди».

Потом поднял козу за рога, перекинул через изгородь и пошел дальше.

Когда ему представили известную американскую писательницу Гарриет Бичер-Стоу, написавшую роман «Хижина дяди Тома», он воскликнул:

«Так это вы — та маленькая женщина, которая вызвала эту большую войну!»

Само собой, он имел в виду гражданскую войну между Севером и Югом, которая закончилась победой Севера и отменой в Америке рабовладения. Было это весной 1865 года.

А на пятый день после капитуляции армии южан президент Линкольн был убит пулей наемного убийцы, подосланного плантаторами Юга.

О, свобода!

Перевод В. Рогова

Больше стоны, больше стоныНе отравят жизнь мою!Чем рабом забитым быть, лучше мне в могиле гнить,И свободным я стану в раю.Больше плети, больше плетиНе отравят жизнь мою!Чем рабом забитым быть, лучше мне в могиле гнить,И свободным я стану в раю.О, свобода! О, свобода!Свет несешь ты в жизнь мою!Больше в рабство не пойду — лучше я в бою падуИ свободным я стану в раю.

Мы к победе стремимся

Перевод В. Рогова

Мы к победе стремимся,Мы к победе стремимся,Мы к победе стремимся,Колен не преклоним.Мы друг другу опора,Мы друг другу опора,Мы друг другу опора,Вражду предотвратим.Наш пароль — равноправье,Наш пароль — равноправье,Наш пароль — равноправье,Свободны будем с ним.Братья — белый и черный,Братья — белый и черный,Братья — белый и черный,Мы жить в ладу хотим.

ЯНКИ СМЕЮТСЯ

(Пересказ Н. Шерешевской)

Т. Голенпольский

Фольклор Новой Англии

Кто мог в начале XVII века предугадать, что пуритане — люди, широко известные в Старом Свете за свой догматизм, превратятся к концу того же века в образцовых предпринимателей, в янки, способных буквально из ничего сколачивать значительные состояния? Тот самый англичанин, который еще вчера возводил очи к небесам в надежде увидеть там божественное знамение, сегодня устремил свой взор к потенциальным рынкам сбыта в стране и за морями всего того, что можно и даже нельзя было сбывать.

Произошло это не сразу, а в результате возведения жестких классовых барьеров. Первопоселенцы из Англии привезли с собой мечту о земле, поскольку именно она в Англии вела к верхним ступенькам социальной лестницы. Земли еще хватало в колониях и для того, чтобы быть владельцем трех-четырех сот акров, пока не было нужды изгонять ближнего. В отличие от Англии, где, по словам историков, король мог любого сделать лордом, а джентльменом сделать не мог, быть владельцем земель в Америке значило автоматически быть джентльменом, благородным. Однако такое положение вещей не могло долго длиться, и к концу XVII века иллюзии о том, что кто угодно может стать «благородным», рассеялись. К 1670 году для избирателей был, по существу, введен имущественный ценз. Разорение мелких землевладельцев еще более сузило круг избранных. К 1700 году власть и богатства колоний контролировались не более чем ста избранными семьями. Разорившиеся нанимались на работу к новым хозяевам или двигались дальше в глубь страны в надежде изыскать иные способы обогащения. Выживали наиболее предприимчивые, умевшие делать деньги из самых неожиданных вещей. Так, бизнесом было море, лед, гранит. Люди срывались с насиженных мест, пускали временные корни в спонтанно появляющихся поселениях, жили там, пока можно было снимать для себя выгоду, и затем двигались дальше. Двигались в одиночку, но чаще группами, оставляя позади свое прошлое, свои успехи и неудачи. Мобильность становилась американским образом жизни тех лет.

Вслед за мобильными шли временно оседающие, проникнутые духом бустеризма, духом толкачей. Это они между войной за независимость и гражданской войной изменят традиционный смысл слова «бизнесмен» — человек дела, придав ему новое значение — коммерсант. Их становлению активно способствовал быстрый процесс урбанизации страны. Дерзкие в своих начинаниях, не гнушающиеся ничем, они всеми правдами и неправдами «толкали» свой товар. Вчера еще никому не известные, нередко из очень нуждающихся, они становились весьма зажиточными, а порой и очень богатыми людьми, способствуя закреплению мифа об Америке как о стране неограниченных возможностей. Конечно же, таких «сотворивших — самих — себя», как их называют в США, были единицы. Они были примером для тысяч других безымянных толкачей, чьи деловые эскапады имели нередко весьма печальный конец. И тем не менее жажда преуспеть толкала людей на новые и новые авантюры. Они открывали таверны и гостиницы, издавали газеты и листки, подряжались на строительство домов. Они ходили от порога к порогу в городах и отдаленных поселениях, предлагая и полезный и никому не нужный товар. Они изощрялись в красноречии, убеждая покупателя в том, что без той или иной безделушки приезжий в эти края не может считаться настоящим американцем, настоящим жителем этого города или района. Их поддерживала становящаяся все более агрессивной реклама, в немалой степени отразившая в своей стилистике шумливость и любовь янки к хвастовству.