Читать интересную книгу Сам - Николай Воронов

— Во, грызусь с замом по технологии и финансам. — Отмашка отцовской руки в сторону плотного мужчины. Не рука — ручища, хоть двойню младенцев сажай на ладонь. — Господин Скуттерини, во, образованный… Вместе с тем сознательностью любой малограмотный рабочий его перехлестнет.

Скуттерини поерзал в кресле, спинка которого была настолько высока, что, сядь ему на голову такой же борцеватый крепыш, его лысая голова продолжала бы оставаться в тени. Поерзал и отвернулся от них обоих, скрепивших встречу грубым рукопожатием: до треска в суставах между фалангами.

— Ты встань-ка, господин технократ-финансист. Ведь грозное начальство прибыло, — промолвил Чернозуб.

Скуттерини приподнял плечи. Ему все равно, какое начальство. Никто в горестных обстоятельствах не облегчит страданий. Как бы для подтверждения безвыходности он завалил голову на плечо; продолжая держать ее в наклоне, покачал ею.

— Грызусь с ним, почитай, чуть заступивши председателем. Он президентом был здеся. Под ним ходило четыре директора: смолоперегонки, коксового производства, транспорта и шихтового хозяйства, химического подразделения. Мы-то считали смолоцианку государственной. Она-то, всплыло, была пополам-напополам: государственная и акционерная. Скуттерини самолично владел половиной акций. Теперича, говорит, будто бы отказал свою долю в пользу нации.

Курнопай иначе глянул на отвернувшегося Скуттерини.

Уверенный в том, что надо умерить наступательный пыл отца, Курнопай сказал ему, что зачем-де господин председатель грызется с исключительным патриотом Самии. Тогда отец пробормотал, почему-то нимало ни смутясь:

— Патриот-то он патриот, да мимо рта и кукиш не пронесет. — Из-за чего Скуттерини скорбно повернул лицо к Чернозубу, оглядев его, толкнул брови вверх, опять же при наклоненной голове, только на правую щеку, а встретясь взором с пристальными зрачками Курнопая, заподводил очи под лоб.

— Во-во, безвинный ребенок. Последнее отдал. Остался ветер в кармане да вошь на аркане. Не у него дворец в столице, уставленный мебелью Наполеона и Людовика, увешанный картинами… Краденая мебель-то, картины-то из музеев. Не по дешевке купил. Какую цену заламывали, такую платил. Набивайся в дружки. Подмогнет пробраться в пайщики транснациональных корпораций. Сам-то он пайщик-перепайщик транснациональных корпораций. Из Африки, из Азии, из Европы прибыли качает посильней, чем качалки нефть. Чистый кандиру.

Было вознамерившийся свалить сиятельно-лысую голову на левую щеку, чтобы продемонстрировать безнадежность, Скуттерини при слове «кандиру» как бы катапультировался из кресла и вылетел в приемную. Выражение надежды исчезло с отцовского лица.

— Грызусь, да толку-то что? — посетовал он. — От Бульдозера, министра промышленности, Скуттерини получил полномочия… Ну я, в случае чего, перед ним ноль без палочки?

— Неограниченные полномочия?

— Мудреная иностранщина…

— Карт-бланш.

— Во-во! Мощное, видать, образование в училище получил?

— А…

— Не «а», а о-го-го! Мне вот в пору схватиться за башку и вопить «а» от безграмотности.

— Погоди, отец. Кандиру — что значит?

— В подростках, стыдобушка, да эдак оно было, с двумя дружками сперли у туристов плот, и айда-пошел сплавляться по Огоме. До гор дотащило — протоки начались, мели. Промеж проток — острова. Что-что из плодов ни растет! Кто-кто из дичи ни водится! К острову приткнемся и отъедаемся. Подплываем однова к острову — подростки племени быху блекочут недуром. И все вскрикивают: «Кандиру!» Мы к ним. Лежит парнишка, коленки в подбородок, умирает от боли. Доску из воды вытягивал, и ему в прибор, в канальчик, значит, юркнул сомик кандиру. Спасти можно было, покуда сомик по канальчику лез.

— Каким образом?

— Жутким. Отсечь. Кандиру обычно пролазит до потрохов. Кровососничает. Всю кровь вытянет, и человек гибнет. Скуттерини как есть кандиру.

— А ты не преувеличиваешь, папа?

— Сынок, здеся маскировка. Кое-что наш брат, работяга, пронюхивает. Мне порассказали… При Главном Правителе и при Сержантитете за пять лет ох что́ Скуттерини со своей техномафией вытворял… Кокса для домен, скажем, выпекли три миллиона тонн, в цифрах показывали два. От миллиона капитал в банки-сейфы. Показатели по смоле тоже занижали, по соде, по фенолу, по цианистому калию. Фирмы, кому сбагривали утаенную продукцию, в свой черед занижали показатели у себя. Прибыли несусветные.

— Что-то новое, отец.

— Новое, поди-ка, со старыми туннелями для откачки золотых слитков. Паразитирование на паразитах давно повелось. Не поверю, чтоб Скуттерини подарил народу акции смолоцианки. Да он бы вперед на своих кишках повесился. Возьми приказ министра Бульдозера именоваться смолоцианке державным самоуправляющимся предприятием. Мы — самоуправляющиеся? Откудова? Рабочие предлагают поменять аварийные подъемные краны, коксовыталкиватели, электровозы, вагоноопрокидыватели… Газу еще полным-полно. Как есть душегубка. Рабочий совет и я инженеров привлекаем, план составляем, Скуттерини большинство предложений отшвыривает. Я к министру, он: «Компетенция твоего зампреда по финансам и технологии». Я — министру: «Меня и рабочих, инженеров кое-кого не устраивает его подход». Министр: «Компетентней Скуттерини лишь САМ, но он передал свои полномочия священному автократу. Священный же автократ ничем, кроме государственных и глобальных вопросов, не занимается. «Как быть?» — «Слушать зампреда». — «Он — плотинщик: что ни предложи — перекроет». — «Он три университета кончал, три докторских степени имеет». — «Все они шибко ученые, да только для одного — для ограбления народа, его обычаев, чувств да умственности». — «Клевета. Слушай зампреда».

— Н-да, замкнутый круг.

— Колесо палача, на котором четвертуют. Сомнение, сынок, в том — как мы есть на самом деле не самоуправляющиеся, так мы и не державные.

— Я назначу ревизию финансово-технологической службе. А почему вы не державные?

— Думаю, ничего Скуттерини не отдавал в пользу нации. Просто его капитал в документах смолоцианки не показывается. Прибыль гребет, поди-ка, побо́льшую, чем раньше, и делится ею с министром, еще кое с кем у нас, остальное — за кордон, транснациональным спрутам.

— Домысел?

— Кто у нас ближе всех к солнцу?

— САМ вне треклятых законов расчета.

— Не, мож, кто чуть пониже.

— Пунктик, отец. У священного автократа в руках ценности державы. Нет резона в корысти.

— Во-во, дурачок наивный. Коль тебе ничего не надо… Он, как и Скуттерини…

— Напраслина, отец. Свящавт стал жить на крестьянский лад: скромней скромного.

— Мне, сын, кислород перекрывает Скуттерини, тебе кислород будет перекрывать Болт Бух Грей.

— Зачем бы ему назначать меня державным ревизором?

— Ой-йи… Испокон веку честняги — прекрасные ширмы для преступников. Коль чистого человека назначил священный бюрократ…

— Автократ…

— Коль чистого назначил, стало быть, народ думать будет — Болт Бух Грей незапятнанный.

— Напраслина, отец.

— Ой-йи… Страшусь за тебя. Сколько лет народу заработки не платили, навалом прибыль шла… Скуттерини же уверяет, будто бы мы не погасили своих иностранных долгов. А Болт Бух Грей тебе говорил — погасили.

— Папа, папа, доколь ты будешь мнительным?

— Разборчивый я, сынок.

25

Комиссию державного ревизорства, куда Курнопай включил химика, промышленного экономиста, юриста, занимавшегося трудовым правом в области металлургии, санитарного врача, следователя, специальностью которого были коррупция и скрытые доходы, едва она занялась смолоцианкой, в одну из ночей разбудил шофер микроавтобуса — крупный детина в хрустких кожаных штанах и рыжем свитере. Извинительно шаркая гигантскими ботинками (от пинка под зад таким ботинком любой из них мог бы преодолеть земное тяготение), он, словно того требовала неотложность, впопыхах оповещал каждого члена комиссии:

— Велено вернуться в столицу.

Суетливые сборы, нахолодалый микроавтобус, посвист протекторов от шальной скорости, высадка в гудроновой тьме столицы, обязавшейся в течение года сберегать все энергии, за исключением трудовых сил человека.

Утром, обнаружив исчезновение комиссии, Чернозуб позвонил сыну. Сгоряча напал на него: из-за ловкаческой неуязвимости Скуттерини он и Курнопая заподозрил в потворстве воротиле. К негодованию отца Курнопай развеселился. Возглавлял комиссию химик. Курнопай тотчас соединился с химиком и узнал о том, как все произошло. Ничего не оставалось, как подтрунить над ним участливо, в следующий-де раз, когда с фразочкой «Велено вернуться в столицу» приедет бензозаправщик станции автосервиса, вы дуйте по домам пешочком. Попросив Чернозуба и химика повременить у телефонов, Курнопай позвонил священному автократу и улыбчивым голосом рассказал об историйке, приключившейся с пятью ревизорами.