— Поступай, — говорит, — как хочешь. В депутаты ты уже пробился, так что никакие «перлы» твоих откровений теперь не навредят. Через неделю-другую о твоём «бенефисе» всё равно забудут. Один совет даю — понаглей себя веди, но и не особенно зарывайся. Народ любит по телику напористых мужиков лицезреть — внешний вид и умение раскрепощёно держаться гораздо дольше в памяти хранятся, чем самые ортодоксальные речи. Поэтому лучше жизнерадостным дураком на экране выглядеть, чем косноязычным вахлаком.
— Ну спасибочки тебе за такую оценку моих способностей, — губы недовольно кривлю, обиду тая.
— Пожалуйста, — пожимает плечами Сашок. — Приходите за советом ещё. В любой час дня и ночи.
— Непременно воспользуюсь приглашением, — бурчу многообещающе.
Целый день я затем думал, соглашаться или нет. В конце концов решился — а что я, собственно, теряю? Да ничего! А вот приобрести, скажем, какую-никакую популярность, может быть, и удастся. Жаль, конечно, что Пупсика к этому делу подключить не могу — исполнитель моих желаний самых фантастических он бесподобный, но в данном случае совсем другое требуется. Башковитость нехилая, как у Сашка. Однако как его голову хоть на время позаимствовать? То-то и оно. Придётся только на свои извилины рассчитывать.
Хотя, в общем-то, кое-что предпринял. Газетки оппозиционные почитал, мыслей разных чуток позаимствовал. Телевидение-то наше всё напрочь проправительственное, давно речами слащавыми однобокими тошноту вызывает. А как зрителю запомниться? Да поперёк свою линию гнуть! Пусть даже и не свою, но вот что поперёк — это уж непременно.
Короче, явился я на студию минут за пять до эфира — а там уже переполох маленький, режиссёра каплями сердечными отпаивают. Последний час он мне чуть не через минуту по сотовой связи названивал, поторапливал: мол, инструктаж мне надо перед эфиром пройти да макияж навести, чтоб морда не блестела, блики на экране не давала. Ну а я, в пику ему, по-своему поступил. Нечего мной, понимаешь, командовать, я сам себе господин.
В общем, без всякого там инструктажа да макияжа провели меня быстренько в студию, за столик усадили. Напротив телеведущий устроился — белобрысый, с бородкой неряшливой, глазками голубенькими прозрачными. Сидит он, листочки, как понимаю, с вопросами перед собой перебирает, но мне о том, что у него там намечено, естественно, ни гу-гу. Глазками только изредка хитровато зыркает — мол, я-то подготовился, а вот ты как из всего этого выкрутишься? И взгляд у него такой пронзительно-ехидный, будто умней его в мире нет. Сам, наверное, удивляется, почему здесь сидит, а не страной управляет. Уж он, небось, похлеще нынешних власть имущих накуролесил бы…
Наконец режиссёр объявляет, что передача в эфир пошла. Телекамеры на нас наезжают, и ведущий начинает свою преамбулу вещать, кто у него сегодня в гостях.
Киваю я с достоинством в объектив, и тут мне ведущий вопрос первый задаёт:
— Борис Макарович, — говорит вроде вежливо, но за каждым словом у него подковырка чувствуется, — вот вы, человек молодой, в политике, прямо скажем, никому ранее не известный. Как так получилось, что вы сразу депутатом стали? Ведь по своему округу, где произошли достопамятные всей стране события с подложными бюллетенями, вы первый раз не баллотировались.
Улыбаюсь я во все тридцать два зуба, в глазки ехидные ведущего самым доброжелательным взглядом смотрю и его же подковырками, да по его морде бородатой и вмазываю:
— Да точно так же, как и вы, тоже вроде человек не старый, на телевидение выбились. Ведь пока вы не стали ведущим этой передачи, о вас никто и слыхом не слыхивал — а появились на экране, глядишь, всей стране известны. И поболе чем другой какой избранник народный. Разве что президент по времени телевизионному чаще глаза народу мозолит, чем вы.
Оторопевает телеведущий, да деваться некуда, программу спасать надо, и личный имидж, в данный момент что штаны без ремня пред всем честным народом спадающие, поддерживать.
— Я, к вашему сведению, — начинает оправдываться, — большой конкурс прошёл, прежде чем меня к эфиру допустили…
Улыбаюсь я ещё радушней и своим встречным вопросом, что хуком в подбородок, добиваю:
— Вы намекаете, что в отличие от вас я без всякого «конкурса», по протекции, депутатом стал?
— Что вы, Борис Макарович, — совсем с лица линяет умник бородатый, — я такого не говорил…
— Но имели в виду. Даже намёками нечего сравнивать ваш конкурс закрытый с открытой избирательной кампанией. А почему именно я победил, тут и мудрствовать особо не надо. Не верит народ уже ни правым, ни левым, потому и на нового человека ставку сделал, кто с подложными бюллетенями дела не имел.
Пока я тираду длинную изрекаю, ведущий в себя приходит, глазки наглые опять проницательностью блестеть начинают.
— То есть вы хотите сказать, что на вас по известному расейскому принципу на авось, как на «тёмную лошадку», поставили? — снова с подковыркой, но теперь уже предельно корректно спрашивает.
— Да народ сейчас хоть на чёрта поставит, лишь бы он новым был, а не старым, примелькавшимся и плешивым, — заявляю с апломбом. — А я, со своей стороны, постараюсь избирателей моих не разочаровать.
Вспоминает, наконец, ведущий о своих бумажках, глаз на них скашивает, очередной вопрос считывает и мне его предлагает:
— Вы достаточно богатый человек?
— В смысле достаточности богатых людей не бывает, — парирую я. И, честно, мысленно горжусь фразой, словно озарением свыше на меня снизошедшей.
Похоже, и у ведущего эта фраза почву из-под ног выбивает. Мигает что-то в его глазах, прочищает он горло выдохом шумным, но всё же держится, продолжает свою линию гнуть.
— По моим данным, — говорит, — вы входите в десятку самых богатых людей России.
— Возможно, — пожимаю плечами, а сердечко в груди сладко обмирает. Надо же, какое наследство мне Бонза оставил! Не ожидал…
— Следует ли понимать, что вы, как богатый человек, своей деятельностью в Думе будете целиком и полностью поддерживать курс правительства? — продолжает нагнетать ведущий.
— Это же из чего следует?! — изумляюсь неподдельно. — Поддерживать курс правительства, который, кроме самого правительства, никто не поддерживает? Не могу сказать, что я семи пядей во лбу, но и не идиот же!
— Вы настолько невысокого мнения об умственных способностях членов Кабинета министров?
— Не только самих министров, но и всего правительственного аппарата, — кривлю рот в улыбке саркастической на весь экран. — Я ва-аще считаю, что в правительстве собрались монстры лишь с двумя извилинами в мозгах. Причём извилинами прямыми и непересекающимися, как в аксиоме Евклида. Одна извилина коммунистическая, которой монстры со своей дебильной «прямотой» путь в коммунизм торили, а вторая — новая, дерьмократическая, полностью первой параллельная, но с обратным знаком. И пока нашей державой многострадальной будут управлять подобные «райхеры», ни коммунизма, ни капитализма нам не видать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});