– Tuch! Tha e ceart gu leòr[63].
– Cuidich mi, tha feum agam ort[64].
Взглядом я нашла его взгляд и уцепилась за него, словно за спасательный круг.
– Лиам, мне кажется, что я сплю и вижу страшный сон.
– Я знаю.
Губы его коснулись моих губ. Я не ожидала, но тело мое ответило на влажную ласку, которая будила каждую частичку моего тела, обжигала и возбуждала. Я была безвольной куклой у него в руках, дрожащей от горя и желания. Я ощущала, как он дрожит – на мне и во мне. Наши слезы смешались, крики слились. Мы превратились в одно целое в попытке заполнить невыносимую и невозможную пустоту, которую оставила в душе каждого утрата из тех, что трудно пережить в одиночестве… Возможно, вдвоем мы сможем отыскать смысл в том, что с нами произошло.
Лунный свет затопил маленькую комнатку. Я лежала, прижавшись к его теплому телу, и слушала его дыхание. Я никак не могла уснуть. Франсес уехала в Дальнесс, к родителям мужа, чтобы навести порядок в доме своего мужа Тревора. Она рассчитывала вернуться дня через три, и это означало, что я смогу провести это время наедине с Лиамом. Тревор не погиб. Из сражения он вышел с несколькими ранениями, но в целом с ним все было в порядке. Я нарочно не стала расспрашивать мужа о ранах Дункана. Я знала, что мой сын жив, и на какое-то время мне этого было достаточно. Но теперь я начала волноваться за него. Я слишком хорошо знала, какие раны наносят друг другу солдаты на поле боя. Примером тому был мой брат Мэтью.
Лиам в нескольких словах рассказал мне о трагической смерти Саймона. Бедная Маргарет! На ее долю тоже выпало немало страданий. Меньше чем за неделю она лишилась сначала внука, а теперь и мужа. Кто станет ей опорой? Ее дочь Леила тоже стала вдовой, как и она сама. Страшен удел людской! Какой ужасный грех приходится нам искупать? Господи всемогущий, куда девалось твое сострадание? Всю жизнь я старалась следовать заповедям твоим… конечно, насколько у меня хватало разумения. Неужели ты караешь меня за мое неведение? Где же тогда твоя справедливость? Но на этот вопрос, я знала, мне никто не ответит.
Лиам обнял меня за талию и еще крепче прижал к себе. Я ощутила прикосновение его губ к своему плечу.
– Не спишь?
– Нет.
Тишина. Тиканье часов на стене. Потянулись минуты.
– Кейтлин, через пару дней мне придется вернуться в лагерь.
Сердце мое сжалось. Я страшилась момента, когда нам снова предстоит расстаться. Однако это было неизбежно.
– Мне позволили ненадолго съездить домой, и все.
– Значит, это еще не закончилось…
– Нет. Когда я уезжал, наши войска возвращались в Перт. Не знаю, что Мар намеревался делать потом. Аргайл, конечно, поднимет свой флаг над Стирлингом. Мы знаем, что он дожидается подкрепления.
– И это означает, что будет еще сражение…
Он не ответил. Да это и было скорее утверждение, чем вопрос.
– Многие кланы покинули лагерь после Шерифмура. Боюсь, другие последуют их примеру, если это еще не случилось. Мар потерял много людей.
– А Претендент так и не приехал.
– Люди теряют терпение и надежду. Битва на Шерифмуре ничего не решила. Мы побегали друг за другом по кругу, и все.
Я чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо.
– Если будет новая битва, то как же Дункан… Я хочу сказать, он же ранен?
– С ним все хорошо, Кейтлин. Честное слово. Сейчас он уже наверняка снова может ходить.
– Ходить? Куда он ранен?
– Он получил удар мечом в пах.
Он улыбнулся, желая меня успокоить.
– Эта рана, конечно, заставила его поволноваться. Но она у него не одна. Есть еще, на лице, – добавил он с долей тревоги.
– На лице?
– Да. И тоже удар мечом.
Пальцем он прочертил линию через свою левую щеку, от глаза к подбородку. Я закрыла глаза и прикусила губу, чтобы не заплакать.
– Что с глазом?
– Глаз цел. Не волнуйся так, a ghràidh, штопальщик и швея хорошо поработали!
– Швея?
Он пожал плечами, но уголки его губ дрогнули в улыбке.
– Она зашила ему рану на лице. И хорошо зашила! Конечно, останется шрам, но, спасибо этой девчонке, это будет тонкая незаметная ниточка. У нее и вправду пальчики феи! Так что Дункан в хороших руках.
– Он не передал письмо для Элспет? Она ждет не дождется весточки от него!
На лице Лиама появилось странное выражение.
– Если уж мы заговорили об Элспет… Ты должна это знать, Кейтлин. Не думаю, что Дункан будет снова с ней встречаться, когда вернется.
– Но почему? Они же любили друг друга, все было хорошо до его отъезда! Он хотел просить ее руки… – Я замолчала. Я поняла. – Он нашел там себе женщину?
– Нет, не совсем так. – Лиам невесело усмехнулся. – Скорее, я бы сказал, нашлась женщина, которая похитила его сердце.
– Кто? Какая-нибудь шлюшка из тех, что шатаются вокруг лагеря и обслуживают солдат?
Я знала, что большое количество женщин следует за армией, куда бы она ни направлялась. Среди этих женщин были и супруги, и невесты, и проститутки, для которых лагерь становился неиссякаемым источником дохода. Я никогда не спрашивала Лиама, делил ли он свой плед с одной из этих женщин. Я не хотела знать. Но ведь сейчас речь идет о сыне, а это совсем другое…
– Нет, она не из таких женщин.
– Кто же тогда?
– Та самая швея.
– Кто она и откуда?
Он вздохнул и решился.
– Ты все равно узнала бы рано или поздно. Это Марион Кэмпбелл, – сказал Лиам и внимательно посмотрел на меня.
– Марион Кэмпбелл… Но что делает девушка из клана Кэмпбеллов в лагере якобитов?
– Ты же знаешь, что Бредалбэйн переметнулся в другой лагерь. Лэрд Гленлайона сражался на нашей стороне, и хорошо сражался, надо признать.
– Гленлайон? Ты хочешь сказать, что Дункан влюбился в девушку из Гленлайона?
– Да.
Я вздохнула.
– Что же я скажу Элспет?
– Пока ничего не говори. Это их дела, не наши.
– Но она надеется, ждет его! Я не смогу смотреть ей в глаза!
– Тогда скажи, что захочешь.
Я задумалась. Дункан и женщина из Гленлайона… Мне с трудом верилось, что такое возможно. Что он станет делать, когда восстание закончится? Его избраннице в нашей долине никто не обрадуется. И в особенности – Элспет. Но что, если это несерьезно, просто увлечение? Когда любимая женщина далеко, многие находят себе кого-то, кто согреет и тело, и постель. Подумав немного, я решила, что не стану ничего говорить. Возможно, Дункан вернется домой со свободным сердцем.
– Лэрд Гленлайона эту любовную историю, конечно, не одобряет!
Лиам усмехнулся с явной иронией.
– Сущая правда, a ghràidh, потому что речь идет о его собственной дочке.
– Господи боже!
Лиам провел пальцем по моему лицу. Медленно очертил мои губы, запустил ласковые пальцы мне в волосы, погладил по затылку и снова притянул к себе. Нежный, длинный поцелуй… Он тихонько отстранился. Он смотрел на меня из-под прикрытых век, и взгляд этот был пронзительным, волнующим. Губы его изогнулись, приоткрылись, но с них не слетело ни звука.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});