Читать интересную книгу Сказание о Мануэле. Том 1 - Джеймс Кейбелл

— Мессир, — сказал призрак мужчины и распрямился во весь рост, — вы виновны в том, что нахально питаете такое подозрение. Я могу лишь надеяться, что оно проистекает из вашего неведения.

— Ибо я уверена, — вставила дама, — что мне всегда не нравились коты, и у нас в замке их никогда не было.

— Простите мою прямоту, мессир, — продолжил призрак — мужчина, — но вы не можете вращаться в благородном обществе, если на самом деле не в силах отличить представителей семейства кошачьих от членов правящей династии Глатиона.

— Я видел вдовствующих королев, которые оправдывали подобное замешательство, — заметил Юрген. — Все же умоляю простить меня, потому что я не имел представления, что обращаюсь к августейшим особам.

— Я — король Смойт, — объяснил фантом — мужчина, — а это моя девятая жена, королева Сильвия Терея.

Юрген поклонился так изящно, как (льстил он себе) только было возможно при таких обстоятельствах. Не так — то легко изящно поклониться, сидя в постели.

— Весьма часто я слышал о вас, король Смойт, — сказал Юрген. — Вы — дедушка Гогирвана Гора и убили свою девятую жену, и восьмую жену, и пятую жену, и третью жену тоже. Вас прозвали Черным Королем, так как вы имели репутацию самого безнравственного монарха, который когда — либо правил Глатионом и Красными Островами.

Юргену показалось, что король Смойт проявил некоторое смущение, но трудно определить, когда призрак рдеет от стыда.

— Вероятно, обо мне выражались подобным образом, — проговорил Смойт, — ибо соседи — страшные сплетники, а мне не везло в браках. И я сожалею, с горечью сожалею, но признаю, что в миг крайнего, однако не совсем уж ничем не вызванного возбуждения я умертвил даму, которую вы сейчас лицезреете.

— А я уверена, что моей вины тут нет, — сказала Сильвия Терея.

— Несомненно, моя дорогая, ты сопротивлялась изо всех сил, и мне бы лишь хотелось, чтоб ты была более крупной и здоровой женщиной. Но, полагаю, вы можете сейчас ощутить, мессир, как глупо ожидать, что возвышенный король Глатиона и его королева, в которой он души не чает, сядут к вам на кровать и завоют?

И, поразмыслив, Юрген признал, что никогда ничего такого не переживал, да и не мог вспомнить (веско добавил он) ни одного подобного инцидента, происшедшего с его друзьями.

— Представление определенно нелепое, — продолжил король Смойт и очень мрачно улыбнулся. — Мы же пришли сюда с совершенно другими намерениями. По сути, мы хотим попросить у вас как у члена семьи помощи в одном деликатном деле.

— Я был бы рад, — ответил Юрген, — оказать вам услугу любым возможным способом. Но почему вы называете меня членом семьи?

— По правде говоря, — усмехнулся Смойт, — я не заявляю никаких прав на родство с герцогом Логрейским…

— Порой, — говорит Юрген, — некоторые люди предпочитают путешествовать инкогнито. Будучи королем, вы должны это понять.

— …Меня интересует скорее внук Стейнворы. Теперь, не сомневаюсь, вы вспомните вашу бабушку Стейнвору, эту очаровательную старушку. Но я‑то помню Стейнвору — жену Людвига, одну из прелестнейших девушек, которую когда — либо освещал королевский взор.

— О, сударь, — проговорил, ужаснувшись, Юрген, — что вы мне такое рассказываете?

— Всего лишь то, что у меня всегда была нежная натура, — ответил король Смойт, — и что в те дни я был прекрасным, честным и прямым молодым королем. И одним из результатов этого стал ваш отец, которого люди звали Коттом, сыном Людвига. Но могу вас уверить, что Людвиг не сделал ничего, чтобы заслужить это.

— Ну и ну! — сказал Юрген. — Все это весьма скандально и к тому же очень печально: вам всучивают совершенно нового деда в такой ранний час. Все же это произошло давным — давно, и, если Людвиг не расстраивался по этому поводу, я тоже не вижу причины расстраиваться. И, кроме того, король Смойт, возможно, вы говорите неправду.

— Если ты сомневаешься в моем признании, милостивый внук, тебе нужно лишь взглянуть в ближайшее зеркало. Именно из — за этого мы и рискнули потревожить твой сон. По — моему, ты обладаешь поразительным сходством. У тебя налицо все наши фамильные черты.

Тут Юрген внимательно рассмотрел короля Смойта Глатионского.

— На самом деле, — сказал Юрген, — разумеется, весьма лестно, когда тебе говорят, что у тебя царственная внешность. Я вообще не знаю, что сказать в ответ на подразумеваемый комплимент, не показавшись неучтивым. Я ни на миг не поставил бы под сомнение то, что вы в свое время были весьма восхитительны и также, без сомнения, весьма справедливы. Тем не менее… в общем, мой нос, по тем впечатлениям, которые до сих пор позволяли получить зеркала, не является вздернутым.

— Но общеизвестно, что внешний вид обманчив, — заметил король Смойт.

— А что касается левой стороны вашего лица, — возразила королева Сильвия Терея, — я обнаруживаю отчетливое сходство.

— Я могу показаться чересчур тупым, — сказал Юрген, — так как я немного туповат. У меня такая черта, очень плохая черта, сформировавшаяся в раннем детстве, и я не в силах от нее избавиться. Поэтому я не имею представления о том, на что вы вдвоем намекаете.

Ответил призрак короля Смойта:

— Объясню. Как раз шестьдесят три года назад в эту ночь я убил свою девятую жену при особо зверских обстоятельствах, о чем ты, проявив весьма дурной тон, сейчас упомянул.

Тут Юрген до некоторой степени смутился, почувствовав, что не пристало тому, кто совсем недавно отрезал голову собственной жене, вставать в позу праведника.

— Конечно, — сказал Юрген, мысля шире, — в браке всегда возможны такие мелкие семейные разногласия.

— Пусть будет так! Хотя, клянусь одиннадцатью тысячами спутниц Урсулы по путешествиям, было время, когда я не переносил подобной критики. Ладно, те времена давно прошли, и сейчас я — бескровное существо, которое ветер по своему усмотрению носит по краям, где еще вчера страшились короля Смойта. Но, что было, то было.

— Это кажется разумным, — сказал Юрген, — а быть малость риторичным — привилегия дедушек. Поэтому умоляю вас, сударь, продолжайте.

— Два года спустя я сопровождал императора Локрина в его походе против суеветтов — дурного, любящего роскошь народа, который особо почитает Гозарина. Должен сказать тебе, внучек, что это был крупный набег, совершенный отрядом неплохих бойцов на край благоденствия и красивых женщин. Но, увы, как говорится, во время нашего возвращения из Оснаха мой любимый полководец был взят в плен этим архизлодеем герцогом Коринеем Корнуоллским. А я, среди многих других, кто сопровождал императора, заплатил за наше развеселое воровство и душегубство очень горькую цену. Кориней не обладал широким кругозором и вообще не был тем, кого бы ты назвал светским человеком. Так что меня заточили в зловонную темницу… меня — Смойта Глатионского, покорившего Энисгарт и Саргилл в открытой битве и бесстрашно взявшего в жены наследницу Камвея! Но я избавлю тебя от неприятных подробностей. Достаточно сказать, что я не был удовлетворен своими покоями. Однако покинуть их можно было только одним способом. Он заключался в убийстве тюремщика — шаг, который, признаюсь, для меня отвратителен. Я преуспел в жизни и устал убивать людей, однако, по зрелом размышлении, жизнь бесстыдного мошенника, лишенного всякой доброты и малейшего сострадания, глухого даже к предложениям о подкупе, не казалась потрясающе важной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});