же отворилась, и навстречу нам вышел облаченный в ливрею дворецкий Франсуа, а за ним две горничные, Натали и Констанс. Франсуа, высокий стройный мужчина, двигался с некоей актерской грацией, словно должность дворецкого — театральная роль. Горничные выглядели как обычные деревенские девушки. Впоследствии я узнаю, что мамà уволила всех мало-мальски привлекательных служанок и заменила их самыми заурядными девушками, каких только смогла найти в деревне. Мамà была очень ревнива, а дядя Пьер славился как поклонник хорошеньких женщин.
Франсуа и горничные забрали из автомобиля наш багаж, и мы вошли в замок. В передней свечи в кованых шандалах лучились мягким янтарным светом, озаряя каменные стены, которые словно окутывали нас теплом после долгой поездки в холодной машине. В большой гостиной пылал огромный, чуть не во всю стену, камин с великолепной резной каменной полкой. Комната была обставлена диванами и креслами, обитыми штофом с красивым цветочным узором, который выбрала сама мамà. Полированные поверхности старинных столов, горок и шкафчиков отражали мягкий трепетный свет каминного огня.
— Марзак приветствует тебя, Мари-Бланш, — сказал дядя Пьер, широко раскинув руки. — Натали и Констанс отведут тебя и Луизу в ваши комнаты. Надеюсь, ты с удовольствием умоешься и переоденешься после долгой дороги.
— Да, дядя Пьер, спасибо, — ответила я, в глубине души в восторге от того, что он обращается ко мне почти как к взрослой.
— Я приду и сама отведу тебя вниз к ужину, — сказала мамà.
— Да, мамà, благодарю вас.
Горничные повели нас вверх по центральной лестнице, тоже с обеих сторон освещенной свечами; да, Марзак потрясал уже своими размерами, и я почувствовала себя даже меньше обычного, словно разом уменьшилась, едва только вошла в дверь. Луиза тоже была поражена; мы обе, словно журавли, вытягивали шею, озирая грандиозность замка, и то и дело в изумлении переглядывались.
От этих каменных стен веяло чем-то еще, что я не сразу опознала, но в грядущие годы узнала поближе, — то была невыразимая коллективная душа Марзака. Поднимаясь по старинной лестнице, за долгие века истоптанной миллионами людских шагов, я чувствовала в собственных шагах тысячи и тысячи душ, что прошли здесь до меня, чьи смертные сущности, голоса, плоть и кровь навеки впитались в камень. Таково было мое первое посвящение в присутствие духов и фей Марзака, всех этих дорогих друзей, что станут добрыми спутниками моего детства, станут мне надежной защитой. По крайней мере, на время.
4
Лето, мне десять, самые светлые годы моей жизни, хотя тогда я этого еще не знала. Я живу с дядей Пьером и мамà — часть лета и в определенные праздники в Марзаке, а остальное время в Париже, где мамà записала меня приходящей ученицей в школу для девочек Святой Марии. Остальные праздники и по меньшей мере один месяц каждое лето я провожу в Ле-Прьёре с папà и Тото. Для меня это лучший из миров.
Дядя Пьер — замечательный отчим, человек мягкий и добрый, с потрясающим чувством юмора. Однако с недавних пор я начала замечать напряженность в их с мамà отношениях — резкие реплики, звуки ревнивого гнева мамà за закрытыми дверьми, легким эхом разносящиеся в каменных стенах замка. Некий драматизм витает теперь в атмосфере замка, точно запах озона перед грозой. Меня это очень печалит.
Хотя дядя Пьер граф и владеет великолепным замком, состояние семьи в нынешние времена весьма сократилось. Когда-то в аристократической среде считалось вульгарным работать ради денег, ведь это означало оставить без работы кого-то, кто в ней нуждался. Но после войны дядя Пьер стал первым в длинной веренице предков, кого экономическая необходимость заставила найти работу. Последние десять лет он работал у Андре Ситроена, который поручил ему открывать салоны по продаже его автомобилей в Румынии, Турции, Египте, Югославии и Греции. В результате дядя Пьер часто уезжает в служебные командировки. Постоянные разъезды опять-таки отрицательно влияли на его и мамà брак, поскольку мамà не из тех, кто способен терпеть одиночество. В Марзаке она почти беспрерывно принимает гостей, а когда дядя Пьер в отъезде, мы куда больше времени проводим в Париже, где у мамà много друзей, и она чуть не каждый день обедает и ужинает вне дома. Я редко ее вижу.
Вероятно, муштра отца Жана загубила меня для учебы, потому что в школе я успеваю плохо. Мамà говорит, это просто оттого, что я неспособная. Говорит, что и сама не была хорошей ученицей, хотя не потому, что такая же тупая, как я, а потому, что скучала и бунтовала. Говорит, что была не только сообразительнее других учениц, но даже сообразительнее большинства учителей и всех их презирала. Мамà — женщина сильная, очень уверенная в себе. Мне всегда хотелось быть больше похожей на нее, менее неуверенной, менее боящейся мира вокруг.
Но в Марзаке мне быть умной незачем. Я повсюду хожу со своей собачкой Анри, и дядя Пьер, когда он дома, всегда берет нас с собой на прогулки по имению; мы исследуем леса, где ищем грибы, или забираемся в пещеры, которые носят таинственные названия и обвеяны легендами: «Пещераубитого», «Пещера бандита», «Пещера конца света». Порой дядя Пьер берет нас на реку порыбачить, но в одиночку мне к реке ходить не позволено. Правда, когда он в отлучке, я все-таки изредка хожу туда. Не рыбачить, а просто посидеть на берегу на солнышке и послушать пение птиц; я собираю цветы, пахнущие ванилью, а осенью — дикие фиги с деревьев на берегу.
Я знакома со всеми фермерами-арендаторами и с их семьями, и им тоже безразлично, хорошо я успеваю в школе или нет. В своих походах я прохожу мимо их маленьких каменных домов. У каждого во дворе поросенок, и куры, и утки, и жирные гуси, и загон с кроликами, две коровы на пастбище и по крайней мере одна хорошая лошадь. Они всегда приглашают меня пообедать с ними. «Мадемуазель Мари-Бланш! — окликают они меня, когда я иду мимо. — Заходите, заходите, откушайте с нами!» И чем бы в это время ни занимались, они непременно откладывают дела и садятся со мной за стол, угощают сельским супом, или рубленой свининой, или маринованной гусятиной со свежим хлебом, капнув мне в стакан с водой немножко вина.
Когда из Парижа приезжают на уик-энд мои подружки, я вожу их в лес или в пещеры. Теперь я знаю имение не хуже, чем дядя Пьер, но на таких прогулках всегда открываю что-нибудь новое. Кроме того, мы катаемся верхом, играем в теннис и купаемся в