со стороны Литвы. Царь впоследствии писал Курбскому: «Како убо тогда от литовские рати детскими страшилы устрашистеся» [407].
На тот момент это были и в самом деле «детские страшилы». Ведь было известно, даже после объявления войны самовольная шляхта и паны раскачаются далеко не сразу, войско будет собираться не один и не два месяца. У русских в любом случае оставался запас времени, чтобы покорить ливонские города. Но бездействие воевод было очень похоже на самый натуральный саботаж. И после падения «Избранной рады» он стал проявляться особенно отчетливо. Впрочем, на воеводских постах находились ее члены — Курбский, Курлятев, их сторонники и ставленники. А другим воеводам они внушали трудности и соблазны полегче, пограбить и поживиться. В результате вся вторая половина 1560 и 1561 г. были потеряны впустую! План царя захватить Ливонию до начала войны с Литвой был сорван.
А распадом Ордена воспользовались другие. Датский король отдал Эзельское епископство своему брату Мангусу, его отряды заняли город Габзаль (Хаапсалу) и Моонзундские острова. В Швеции в это время умер король Густав, и корону получил его сын Эрик XIV, энергичный и вспыльчивый. В отличие от отца, он сразу принял в подданство Северную Эстонию. В мае 1561 г. шведы высадились в Ревеле. Царю Эрик принялся угрожать. Прислал ультиматум, что в Стокгольме уже находятся послы германского императора, Польши и Дании, предлагающих ему союз против России. А ответ Эрика этим послам будет зависеть от того, примет ли царь его требования — предоставит право сноситься с Москвой, а не с Новгородом, признает его права на Северную Ливонию. Русских послов, поехавших в Швецию, встретили грубо, лютеране ради издевки угощали их мясом в постные дни…
Но Иван Васильевич проявил себя блестящим дипломатом! Даже в общем враждебном окружении он сумел найти исключительно выигрышные ходы! Эрику его претензии швырнули обратно. Заявили, что русские взяли уже два царства, которые вели себя слишком заносчиво. Напомнили, чем обернулась для шведов прошлая война, и указали, что Россия никаких союзов не боится. Но если заключат, пусть пеняют на себя. На грубость Эрика ответили ему еще грубее, «многие бранные и посмеянные слова на укоризну его безумию» [580]. И это… отлично себя оправдало. Король сразу укоротил свои амбиции. Летом 1561 г. он согласился заключить 20-летнее перемирие на прежних условиях. Но и царь сразу сменил тон. К Эрику обратились вполне дружески, что Иван Васильевич совсем не против договориться. Даже рассмотреть его права на Северную Эстонию. В дальнейших переговорах выработали соглашение на 7 лет, что русские и шведы в Прибалтике соблюдают нейтралитет.
А с датчанами Иван Васильевич заговорил совсем иначе. Без всяких временных соглашений, а сразу и полностью признал права Фредерика II на Эзельское епископство — а король за это признал права государя на остальную Ливонию. Но ведь Сигизмунд претендовал на всю территорию Ордена! Царь своей дипломатией порушил «единый антироссийский фронт», перессорил три державы! Мало того, с датчанами и шведами подтвердили разрешения на свободную торговлю в их странах! У России теперь была не только новая гавань Невское уУстье, но и большой порт Нарва. Оттуда отчалили корабли с воском, салом, льняными тканями, мехами.
В казну потекли золото и серебро, в мастерские — медь, свинец, олово. Через Данию и Швецию русские купцы поехали торговать в Нидерландах, Франции, Испании. За такое не жалко было уступить датчанам несколько островов. А вопрос о том, останутся ли в Ревеле шведы, не поздно было решить через 7 лет. Когда истечет срок перемирия и удастся разобраться с Литвой. До сих пор никогда еще русская дипломатия не разыгрывала таких сложных комбинаций с западными державами — и не обставляла их четко и грамотно, словно на шахматной доске. А изменилось только одно. Вместо Адашева, развалившего внешнюю политику, ею рулил сам царь. Поэтому и авторство выигрышных решений правомочно связывать только с его именем.
С Османской империей он, как и раньше, поддерживал видимость дружбы. Казакам и кавказским горцам предписывал действия против Крыма, но задевать турок категорически запрещал. Османские послы и купцы регулярно ездили в Москву, русские — в Константинополь. Но султан исподтишка пакостил России через крымцев, ногайцев. Иван Васильевич ответил тем же, пошел на сближение с Персией, давней противницей турок. Через Астрахань в нашу страну хлынули персидские товары — шелк, пряности. В Европе они стоили огромных денег. Теперь Россия получила возможность с немалым барышом перепродавать их на запад. А казна наполнялась доходами от таможенных пошлин. Ну а персидскому шаху царь по хорошим ценам согласился продавать ружья и пушки. Тот перевооружал свою армию — против турок.
А одновременно Иван Васильевич налаживал связи с Православной Церковью в Османской империи. Особенно большую помощь он оказывал Хиландарскому монастырю на Афоне, основанному своим предком по бабушкиной линии, святым князем Стефаном Неманей. Этот монастырь почти сразу после венчания на Царство, в 1548 г., признал Ивана Васильевича «единым правым Государем, Белым Царем восточных и северных стран», а Россию — «святым, великим, благочестивым Царством, солнцем христианским… утверждением семи Соборных Столпов». От государя здесь получили такие пожертвования, что в последующие времена в Хиландарском монастыре вообще не брали плату за церковные требы с русских паломников. Говорили: «За вас заплатил ваш царь».
Русские священники и монахи ездили на Балканы, а греческие, сербские, болгарские — в Россию. А при этом утверждался авторитет нашей страны, ее царя как покровителя мирового Православия. В 1556 г. впервые после 37-летнего перерыва в Москву приехал представитель Константинопольского патриарха, митрополит Иоасаф Кизицкий. Сообщил, что патриарх Дионисий разослал по всем своим храмам соборное постановление «молить Бога о Царе и Великом князе Иване Васильевиче якоже о прежних благочестивых Царях» — то есть императорах Византии. Дружеские пересылки государь продолжил и с его преемником, патриархом Иоасафом. Помогал в нужде, поскольку под властью турок Православная Церковь жила очень бедно [409].
Особое место в политике Москвы занимал Северный Кавказ. Он должен был стать барьером, чтобы перекрыть крымцам и туркам путь к Астрахани и Казани, защитить каспийскую торговлю. Он был и плацдармом, создающим угрозу Крымскому ханству. Царь приглашал кабардинцев и черкесов воевать в Ливонию, они привозили богатую добычу. Другие местные властители оценивали выгоды такой службы. Девлет Гирей и султан тоже нашли себе сторонников на Кавказе. Самым сильным из них был шамхал Тарковский. С дагестанскими и чеченскими отрядами он начал набеги на российских подданных. Но царь послал им на помощь казаков. Они вместе с кабардинцами совершили два похода в Дагестан и разгромили шамхала. Тот запросил пощады и тоже обратился к