Читать интересную книгу Идеальное преступление - Иван Сербин

Амир и Стас переглянулись.

— Нет, не было, — ответил озадаченно Стас.

— Ну, блокнот, органайзер. Что-то должно быть?

— Ничего такого не было.

— Чтоб тебя! — Волин досадливо покачал головой.

Скобцов мог преспокойно отсиживаться вместе с женой у каких-нибудь знакомых, а они не имеют возможности даже проверить это. Ни записной книжки, ни органайзера, ничего.

Затрезвонил внутренний телефон. Волин снял трубку:

— Волин, слушаю.

— Аркадий Николаевич, — это оказался дежурный Костя. — К вам тут пришли. Из горпрокуратуры.

— Объясните, где мой кабинет, пусть пройдут. — Волин положил трубку, вновь повернулся к Чернозерскому. — Скажите, Виталий Михайлович, а вы не пробовали разузнать о Скобцове побольше? Откуда он, такой хитрый, взялся?

— Нет, — покачал головой тот. — Не рискнул. Понимаете… Я его боялся. А если честно, то и сейчас боюсь.

— Правильно, — пробурчал Стас. — «Кидок» устроить он не боялся. А тут, видишь ли, «очко» сыграло.

Дверь открылась, и в кабинет вошел Александр Александрович Борисов. Следователь из горпрокуратуры. Собственно, «Александр Александрович» — громко сказано, поскольку был он на двенадцать лет моложе Волина. За ним вошел Паша. Выглядели оба мрачно. Настолько мрачно, что Волин понял: случилось что-то очень и очень плохое. Борисов поздоровался с оперативниками, кивнул Волину, посмотрел на Чернозерского:

— Что, Аркадий, показания снимаешь?

— Уже заканчиваю. — Волин нажал кнопку звонка, кивнул заглянувшему в кабинет конвойному: — Отправьте гражданина Чернозерского в ИВС.

— Но мне зачтется чистосердечное? — нервно спросил Чернозерский, поднимаясь. — Вы же обещали!

— Зачтется, зачтется, — ответил Борисов и резко спросил конвойного: — Ну? Чего стоим? Сказано отправить задержанного в ИВС.

— Так точно, — вытянулся тот.

Когда Чернозерского увели, Борисов сел, посмотрел на Волина:

— Ну что, Аркадий? Как дело движется?

— Спасибо, нормально. А что такое?

— Да так, знаешь, — саркастически заметил Борисов. — Любопытство одолело.

— А если серьезно?

— Если серьезно? За тобой числится в розыске «Мерседес» Третьякова Тимофея Тимуровича?

— За мной, — ответил Волин.

— Порадуйся, нашли твой «Мерседес». Сегодня раненько утречком. В лесопосадках, неподалеку от вешняковских дач. Знаешь, где это? Пять минут от Железнодорожного. — Борисов достал из внутреннего кармана плотный конверт, из конверта — стопку фотографий, бросил их на стол. — Посмотри, если интересно.

Волин взял фотографии. На первом снимке был изображен «Мерседес». Внутри легко угадывались очертания людей. Следующая фотография: «Сааб-9000». Отдельно — помятый багажник. Дальше: из обеих машин вытаскивают тела. Из «Мерседеса» — высокого парня, очень похожего на Скобцова. Разбитый нос, под глазами синяки. Точно такая же стрижка. Следующий кадр: масштабная линейка на лице парня. Справа, на виске, возле уха, черная плешь пулевой раны. Девушка. Очень красивая. На шее длинный черный разрез. Еще одна девушка, постарше. Очевидно, та самая, что играла «привидение» за рулем, подумал Волин.

— Дачники нашли, — с деланным безразличием объяснял тем временем Борисов. — Кстати, все застрелены из оружия Третьякова. Его «Макаров» там же и нашли. Прямо у колеса лежал. Местные опера, — Борисов потер глаз, — как машины-то обнаружили, номера «пробили» и нас вызвали. А там пять трупов. Так что дело попадает под категорию «особо тяжких». Стало быть, пойдет к нам. Готовь к передаче. Да, вот еще, чуть не забыл, — голос Сан Саныча звучал со зловещей ленцой. — Кассирша на станции Черное вспомнила парня, уехавшего электричкой в пять пятьдесят семь. Местные умельцы даже фоторобот его составили. Не хочешь посмотреть?

Борисов достал из конверта еще одну фотографию. Волин взял карточку, взглянул. Скобцов? Хотя и не очень, но все же похож. Неужели они действовали втроем? Чернозерский, Скобцов и Третьяков? Что-то тут не так. Не клеится что-то.

— Больно хорошая у вашей кассирши память, — буркнул он. — Для пяти-то утра. И потом, ну, опознала она Скобцова, и что? Этих ребят, — Волин постучал пальцем по фотографиям, — застрелили из оружия Третьякова. Не «чулок на шею, ножом по горлу», а банально, из «макарки».

— Разберемся, — недобро усмехнулся Сан Саныч. — Пистолет он мог у Третьякова и украсть.

— Ну так это еще надо доказать.

— Докажем, не беспокойся. — Борисов прошелся по кабинету. — Так вот, кинулись мы в СИЗО, надеясь получить у Скобцова разъяснения по данному вопросу. А нам и говорят: нету. Вчера вечером выпустили, говорят. Согласно постановлению об изменении меры пресечения от двадцать шестого октября сего года, подписанному следователем, капитаном юстиции Волиным А. Н. Мы к Скобцову домой, а там ни его, ни жены. — Волин молчал. — Вот такие пироги, Аркадий. Кстати, фамилия Скобцова — Дерягин. Андрей Данилович Дерягин. А до этого он был Степаненко. А до этого Перепелкин. Причем не Андрей, а Вадим. Дважды мужик женился и оба раза брал фамилии жен, а после развода терял паспорта и получал «чистые» корочки. Вадим Данилович Перепелкин. Уроженец города Горького, ныне Новгорода. С апреля по декабрь восемьдесят пятого лечился в городской психиатрической больнице номер два того же города Горького. А знаешь на предмет чего? Девушку одну он убил. Не заладилось что-то у них. Чулком задушил, а для верности еще и ножом по горлу полоснул. И записку оставил. Что-то про то, как они в Москву на поезде ездили. По этой записке его и «вычислили». Хотели посадить лет на десять, да только экспертиза доказала, что он шизофреник. Информация эта вчера ночью пришла.

Бах! Словно молния блеснула в голове. «От суеты до суеты два часа рая»! Он же подумал об этом, когда разговаривал с Катькой. Самолет! Речь шла о самолете! Скобцов летал в Сочи, в командировку. Между землей и землей два часа в небе.

— И Скобцов. Путешественник, едрена вошь. С одной из жертв в Сочи летел. На «Ту-154». Со второй вместе в поезде ехал. На «Красной стреле». С третьей в круиз плавал. «Райский сад» круиз назывался. Я сегодня утром родственников убитых девушек обзвонил, все и выяснил, — продолжал тем временем Борисов. — Только ведь кое-кто у нас сильной жаждой справедливости страдает. Человека лишний день в СИЗО подержать не может. Совесть заест, спать спокойно не даст. — Борисов поднялся, постоял, сунув руки в карманы брюк. — Дело-то где? Ты уж дай мне его, пожалуйста, на всякий случай.

— А где постановление о передаче? — буркнул Волин.

— В понедельник получишь. С начальством все согласовано. Можешь позвонить своему Главному, он подтвердит.

Волин достал из шкафа дело, шлепнул на стол. Борисов взял его, пошел к двери.

— Фотографии забыл, — сказал ему в спину Волин.

— Почему же забыл? — жестко и зло усмехнулся тот. — Это я специально для тебя комплект заказал. На долгую память. Вот когда следующую девушку с перерезанным горлом и чулком на шее найдут, ты на эти фотографии посмотри и подумай. — На пороге Борисов оглянулся на Стаса с Амиром. — Всей опергруппе через час собраться у меня.

Он вышел. Паша, так и не сказавший ни слова, последовал за ним. В кабинете повисло тяжелое молчание. Первым подал голос Стас:

— Аркадий Николаевич, мы вам еще нужны?

— Все. Свободны, — сказал Волин. Так плохо он себя не чувствовал очень давно.

— Можно идти?

Похоже, Стас ощущал неловкость оттого, что стал свидетелем разговора двух следователей.

— Да. Идите.

Стас и Амир поднялись. Возникла пауза. Дурная, мутная. Наверное, они что-то хотели сказать, а Волин хотел побыть один. Ему не нужны были ничьи слова. И… Он понимал, что не может себя переделать. Если бы завтра возникла ситуация, аналогичная вчерашней, он, Волин, снова бы звонил Главному и снова договаривался бы, просил завизировать постановление. Хреновый, видать, он следователь.

Оперативники вышли. Остался Русницкий.

— Да ладно, Аркадий Николаевич, — подал голос лейтенант. — Ну, ошиблись. Со всяким бывает. Не ошибается тот…

— Я знаю, Георгий. Иди. Начальству доложись. И передай Федору Палычу от меня спасибо.

— Хорошо, передам.

Русницкий вышел, Волин остался один. Суббота. День отдыха. Вот он и отдыхал. Сидел, курил, смотрел в окно. Стрелки на часах медленно одолевали круги. В половине четвертого Волин поднялся. Убрал со стола кофе, сахар и стаканы, вытряхнул в корзину для бумаг пепельницу. Положил оставленные Борисовым снимки в несгораемый шкаф. Огляделся. Ничего не забыл? В этот момент в дверь постучали.

— Да, входите, — откликнулся Волин.

В кабинет зашел Русницкий. На щеках румянец, глаза горят.

— Аркадий Николаевич, — с порога выпалил он. — У меня для вас есть интересная информация…

— Все, Георгий. Кончился «интерес». — Волин снял с вешалки пальто, принялся одеваться. — Отпуск у меня.