Читать интересную книгу Блудное художество - Далия Трускиновская

– А чем плохо?

– Так, ваши милости, за версту же видать! Вон у него летний паричок нитяной, он коли под дождем намокнет - можно выбрасывать, тряпка и тряпка. И грязь собирает, копоть всякую, пыль. И при мне его Карл Иванович терял, все смеялись. Опять же, на зиму нужны парики из бараньей шерсти, а поди сыщи хороший…

Архаров вздохнул. И позволил окончательно привести себя в галантерейный вид.

Внизу его ждали Шварц, Ваня Носатый, Тимофей, Федька, Клаварош и невысокий человек, замотанный в одеяло и босой. Архаров догадался, что под одеялом у него связаны руки.

– Мусью де Берни? - спросил он, хотя и так было ясно. - Не обессудь, мусью, сам напросился. Клаварош, ты кстати тут оказался. Карл Иванович, Ваня, поедете со мной в экипаже, и мусью туда же. Прочие, хватайте извозчика. Или, коли угодно, на запятки.

Де Берни вдруг заговорил, и весьма возмущенно.

– Штанов, что ли, просит? - догадался Архаров. Сашины вечерние уроки, очевидно, застряли в голове.

– Именно так, ваша милость, и еще желает получить туфли, - подтвердил Клаварош.

– Скажи ему - туфли получит не раньше, чем расскажет нам всю правду. А пока пусть ходит босиком. Вон, в такую жару пол-Москвы босиком гуляет.

Клаварош перевел, выслушал ответ и повернулся к Архарову несколько смущенный.

– Я понял - варварами нас честит. Ну так и перетолкуй ему - с кем поведешься, от того и наберешься. Вольно ж ему было в Россию к варварам ехать! Карл Иванович, поезжай с молодцами на извозчике, а Клаварош - в экипаже.

За такими беседами с плененным французом как-то незаметно докатили до полицейской конторы.

Ваня Носатый сидел напротив Архарова, придерживая узника. Он прекрасно понимал: обер-полицмейстер знает его нелюбовь к гуляниям, потому и взял в карету. Не то чтоб Ваня действительно стыдился изуродованного лица - он как-то в нескольких словах обрисовал Архарову, за что был наказан, и тот согласился, что за дело, по справедливости, - а ему было неприятно, когда люди таращатся на хорошо одетого детину без ноздрей. Кабы он был в лохмотьях - иное дело, Москва и не такие рожи видала.

В конторе пленника отвели в архаровский кабинет и усадили на стул. За спинкой стула встали Ваня Носатый и Захар Иванов. Сам Архаров, отметив самостоятельное поведение Вани, но не возражая, сел за свой стол, обитый красным сукном, уперся в него локтями, прпстроил подбородок на сжатых кулаках и некоторое время изучал недовольное лицо француза.

– Черт с тобой, - вдруг заявил он. - Одевать тебя не стану, сам разденусь. И будем толковать на равных. Ваня, Иванов! Разматывайте его! Клаварош, подсоби-ка мне!

Вскоре он сидел напротив своей добычи одетый примерно так же - разве что француз был в широкой рубахе, без штанов и босиком, а Архаров - в рубахе, портках и белых чулках.

– Скидывай кафтан, Клаварош, - велел он. - Испечешься заживо, а нам и невдомек, по какому обряду тебя отпевать.

После чего задумался, припоминая все то, что рассказывали ему о французах господин Захаров и князь Волконский.

Заодно решил сегодня же послать кого-нибудь к Захарову, и коли старик жив - хоть доброе слово ему передать. А коли умер - надобно узнать о похоронах. Есть, право, некий смысл в том, чтобы помирать жарким летним утром - не будет впереди мучительного дня, а солнце, наполняющее комнату, веселым своим светом внушает надежду - вот сейчас душа и воспарит, опираясь на лучи, в радостную высь, и будет ей там прощение и блаженство…

Молчание затянулось - никто не смел нарушать обер-полицмейстерских размышлений.

– Растолкуй ему, что коли он доподлинно де Берни, то ему грозит сибирская каторга за то, что шпионил в пользу своего короля, - сказал наконец Архаров.

Клаварош исправно перевел. Француз что-то заносчиво ответил.

– Мусью?

– Он полагает, будто российские власти не имеют права…

– Не имеют?! - Архаров нехорошо засмеялся. - Захар, спустись-ка к Шварцу, глянь, чем он там занимается.

– Будет исполнено, ваша милость! - браво отвечал полицейский и выскочил из кабинета.

– Мусью, ты пока помолчи, - велел Архаров Клаварошу. - Переводить не надобно.

– Я подданный Франции, - сказал де Берни по-русски.

– Знаем, слыхивали. Помолчи и ты, сделай милость.

Архаров уставился на бумаги, как если бы старательно их изучал.

Клаварош в изысканной позе прислонился к стенке. Де Берни сделал ему какой-то вопрос, ответа не получил и несколько забеспокоился.

Наконец явился Иванов.

– Ну что он?

– Кнутобойничать изволит, ваша милость. У него там те три дуралея, что тело в колодец спустили, так все друг на дружку валят.

– Прелестно. Иванов, возьми-ка ты этого господина за шиворот и отведи в нижний подвал. Усади там на лавочку, пусть полюбуется. Да еще Вакуле подмигни…

Монах-расстрига, которого Шварц подобрал в незапямятные времена и приставил к новому ремеслу, любил пошутить. Шутки были как раз таковы, как требуются ворам, насильникам, грабителям и прочим злодеям: Вакула подходил к ним с нахмуренной образиной, поворачивал и так, и сяк, мерил кнутовищем вдоль и поперек, подбирал веревки какой-то загадочной длины. На человека, еще не испытавшего прелестей нижнего подвала, все сии выкрутасы действовали весьма отрезвляюще и вразумляюще.

Захар Иванов ловко ухватил француза указанным образом и поволок из кабинета.

Архаров и Клаварош остались вдвоем.

– Что скажешь, мусью?

– Должно иметь действие.

– Полагаешь, ранее надобно было его брать.

– Нет, ваша милость. Следовало убедиться, что он имеет сношения… или же не имеет сношений…

– Будет тебе меня утешать, мусью.

Архаров желал прямого и открытого действия. Он устал соображать, соизмерять, складывать одни обстоятельства с другими, вычитать из того третьи обстоятельства, делить на четвертые и множить на пятые. Может, стоило бы еще сколько-то времени оставить француза под наблюдением - да только терпения более не стало.

Заглянул Клашка.

– К вашей милости господин Пушкарев.

– Впусти.

Пушкарев приплелся с жалобой на полицию. Улицы грязны, скользки, он ехал в экипаже, кони споткнулись и упали, было много суматохи.

– Мне уже донесли о том, сударь, - сказал Архаров. - Кони ваши не кованы, а кучера следует сечь немилосердно - он выехал, не имея в правом заднем колесе чеки. Да и над упряжкой вашей вся Москва смеется.

Обер-полицмейстер не имел ни малейшего желания галантонничать. Не в гостиной у княгини Волконской, чай. А Клаварош, на которого Пушкарев взглянул, словно прося поддержки, имел вид нарядной статуи - красиво расположившей тело в пространстве и с таким же пустым взглядом.

Москвичи уже довольно изучили его повадку. Когда обер-полицмейстер вот так говорил правду в глаза, лучше было поскорее убираться из кабинета. А то так глядит, как будто сейчас пудовым кулаком по темечку благословит. И, говорят, случалось…

Выпроводив кляузника, Архаров задумался. Ему было тяжко - уже не голова, а тело требовало: да сделай же что-нибудь! Обер-полицмейстер именно телом ощущал, как его измучила эта непонятная, необъяснимая суета с выныриванием частей сервиза.

Охота за блудным французским художеством чересчур затянулась.

В кабинет заглянул Захар Иванов.

– Угодно вашей милости видеть нашего голубчика?

– Тащи сюда.

Так же, как и уводил из кабинета, за шиворот, Иванов доставил и установил перед обер-полицмейстерским столом француза.

Знакомство с нижним подвалом учителя потрясло. Он знал, что московские варвары жестоки, но орудия жестокости оказались куда страшнее туманных рассказов.

И он заговорил - испуганно и страстно, прижимая руки к груди и норовя заглянуть Архарову в глаза. Иванов шиворота не отпускал - Архаров сильно не любил, когда посетители кабинета падали на коленки и пытались обнять его ноги.

– Он сказывает, - перевел Клаварош, - будто бы на самом деле зовется Дюбуа и отец его - простой мельник.

– Спроси, какого черта при поступлении в службу сам себя в кавалеры произвел, - велел Архаров. - Да еще с таким именем. Спроси, не знавал ли в столице кавалера де Берни и не воспользовался ли его приметами и бумагами.

Клаварош перевел вопрос и получил пространный и торопливый ответ.

– Ну, чего он лопочет?

– Ваша милость, он утверждает, что вступил в службу под своим истинным именем. У него и рекомендательные письма есть - прежде, чем у полковника Шитова, он служил в весьма порядочных домах, обучал французскому языку, письму, счету, и те письма дадены ему как господину Дюбуа.

– Иванов-второй! - крикнул Архаров, и, когда Клашка появился в дверях, приказал: - Ступай в канцелярию, подготовь ордер на изъятие бумаг французского подданного Дюбуа, я подпишу, поедешь к отставному полковнику Шитову из Санкт-Петербурга, где он, бишь, у нас квартирует… найди в бумагах адрес!

Фальшивый де Берни нечто произнес - весьма живо и убедительно.

– Сказывает - господин Шитов проживает в Скатертном переулке, в доме вдовы Огарковой, - перевел Клаварош. - И просит отметить, что добровольно и прилежно помогает розыску полиции…