Читать интересную книгу Остров Буян - Степан Злобин

— «Дву человек: Томилку Слепого и Гаврилку Демидова казнить смертью, — читал с дощана на всю площадь Томила Слепой, — да четверых воров и пущих заводчиков по дорогам повесить, и тех воров имяны Мишка Мошницын, Никитка Леванисов — мясник да стрельцы Прошка Коза да Максим Яга. А остальных воров по сыску, колько человек доведется, велети в торговые дни бити кнутом нещадно да посадить в тюрьму… А для вычитки того нашего указу собрать на Троицкий двор к архиепископу Макарию дворян и детей боярских, стрелецких и казачьих голов, и казаков, и стрельцов, и земских старост, и посадских лучших и середних».

— А меньших, нас, не звали? — насмешливо крикнули из толпы.

— Меньшие не надобны — одни богаты нужны во советах! — отозвался второй голос.

— Эй, рыжий, сколь человек в тюрьму вкинешь да кнутьем бить станешь? — кричали Волконскому.

Иванка вынул из-за кушака записку, оброненную князем в церкви. В ней не оказалось ничего, кроме имен тех из псковитян, кто стоял поближе к Земской избе.

Народ потребовал читать и эту записку. Ее прочитал вслух с дощана Иванка. Кроме имен, уже названных в царском наказе, был длинный список.

— «…Стрельцы Никита Сорокоум, Муха, Демидка Воинов, два брата-серебряники Макаровы, беглый человек боярина Бориса Ивановича Морозова, портной мастер Степанка, казак Васька Скрябин, звонарев сын Истомин беглый владычный трудник Иванка, Георгиевский с Болота поп Яков, стрелец Иовка Копытков…» — читал Иванка.

Толпа грозила оружием, кричала при каждом имени своих лучших заступников. И только стрельцы да земские выборные охраняли окольничего от яростного гнева толпы.

— Кто тебе дал грамоту с именами? — спросил Гаврила.

— Неведомый человек пришел, дал грамоту да убег, — ответил окольничий.

— Не вракай, сказывай правду! — крикнул ему Захарка. — Сказывай лучше, князь Федор Федорович, кто тебе грамотку дал? Смотри, велит народ под пытку тебя поставить.

Волконский разорвал ворот и вынул золотой крест с груди.

— Вот крест целую: не знал никогда того человека раньше! — воскликнул он. — Не бывал я в вашей городе прежде. Никто мне неведом.

— По письму угадать можно, чья рука, — предложил Иванка.

— Кажи, — сказал Захарка, — я знаю все руки! — и взял у Иванки грамоту. Он долго смотрел на бумажку и вслух заключил: — Пустая затея! Письмо и письмо — на все руки схоже… Хоть на мою — и то! — И как бы для того, чтобы все осмотрели и убедились, он передал грамотку стоявшему у дощана в толпе стрельцу Ульяну Фадееву.

— А что же, может, и ты писал, недаром весь вечер стоял у дома, — серьезно сказал Иванка и тут только сообразил, что почерк казался ему все время знакомым. — Ты писал! — внезапно выкрикнул он.

Но народ принял это за шутку, и все кругом засмеялись. Засмеялся и сам Захарка.

— Уж не ты ли писал? — спросил он Иванку и подмигнул.

Но Иванка был уверен теперь, что почерк не чей иной, а Захаркин. Это были те самые хвостатые буквы, которые Иванка так ненавидел.

— Где грамотка? — крикнул он, подскочив к Ульяну Фадееву.

— Ему, что ли, отдал, — равнодушно кивнул стрелец на соседа.

— А я — тому, — указал тот еще дальше.

Иванка бросился спрашивать дальше, но грамотки не было: она пошла по рукам и пропала в толпе.

— Братцы, грамоту скрали! Захар писал, братцы! Ей-богу, Захар! — закричал Иванка в растерянности и отчаянии.

— Он у тебя лошадь, что ли, с конюшни свел аль невесту отбил? — с насмешкой спросил Фадеев.

— Может, ты сам написал, чтоб за Аленку помститься! — крикнул стрелец Сорокаалтынов.

— Неладно, Ваня, — кротко сказал Захарка, — ино дело наш спор за девицу, ино земски дела. Не путай!

Хлебник поднял руку, прерывая шум и крики.

— Скажи сам, князь, не сей ли к тебе приходил? — спросил он Волконского, указав на Захарку.

— Тот не молод был, — возразил окольничий.

— Что зря-то слушать пустых брехунов! — оборвал Мошницын, раздраженный упоминанием Аленки на площади, перед толпой. — Кабы грамота не ровна была всем, то как бы читали? Зато один пишет, а все читают, что буквы одни. Как по ним угадать!..

— Иди, Иван, с дощана. Заработал от князя саблю — и баста! — с досадой и нетерпением указал Коза.

Сдерживая обиду, Иванка спустился в толпу. Допрос Волконского продолжался, но Иванка не слышал расспросных речей. Он думал лишь об одном: как доказать, что записку писал Захарка.

— Неладно, Ваня! Аленка тебя пуще прежнего любит, — сказал Якуня, увидев его в толпе. — Вечор про тебя спрошала, пошто не пришел обедать… Захарке бы в обиду лезть да клепать бы, а не тебе!

— Уйди, а не то вот и дам!.. — озлился Иванка.

Глава двадцать вторая

1

Свойственник Ордина-Нащекина, у которого остановился он в Москве, жил в небольшом достатке. Для приезжего стольника у себя в дому отвел он светелку, где Афанасий Лаврентьич сидел часами над чертежом города Пскова с окрестными монастырями, обдумывая до мелочей ход осады и всякие хитрости, какими способней бы одолеть мятеж, упорно готовясь к тому, что так или иначе, а все же добьется он увидать царские очи и говорить с царем и убедить его, что лучше, чем его, Афанасия, не сыскать ни советчика по псковскому делу, ни воеводы для приведения в покорность мятежного города.

Вдруг в светелку, где стольник сидел в одиноких и трудных думах, вошел молодой богато одетый красавец.

— Дозволь, Афанасий Лаврентьич, сударь, холопишку боярскому слово молвить, — вежливо обратился он от порога.

— Кто таков, молодец? От кого? — вскинув глаза, спросил стольник. — Что-то ты не холопска обличья!

— Ильи Данилыча Милославского стремянный, Первушка Псковитин, — скромно назвался гость.

— С чем пришел, Первой? Боярин прислал по меня?! — обрадованно спросил псковский стольник.

— Слыхал, Афанасий Лаврентьич, что ищешь ты ход к государю по псковскому делу. И я об том же болею. Прикажи, пожалуй, и завтра боярин пришлет меня за тобою.

— Что плетешь?! Как я боярину прикажу!

— Не боярину — мне прикажи. А уж боярин сам тебя видеть захочет. Опричь моего боярина кто к государю введет тебя без мешкоты! За покой державы душою болеет боярин Илья Данилыч… А когда говорить с ним станешь, примолви словечко, что ранее знал во Пскове Первушку и де ранее чуял, что из мальца взрастет муж разумный…

— А ты, холоп, я гляжу, волю взял на боярской службе! — одернул стольник. — Язык распустил!

— Возле умных людей набираюсь, сударь, — скромно сказал гость. — Пошлет меня боярин с тобою, сударь, мятеж покоряти, то я тебе пособлю, а сам от тебя черпну разума. Тебе ведь в город не влезти, а мне, холопишку, проскочить, что комаришке влететь! Письмо ли кому велишь отдать али так, на словах, — во всем буду исправен.

— А кого ты во Пскове знаешь?

— И заводчиков пущих ведал мальчонкой: Козу, да Гаврилу-хлебника, да Копыткова, Захара Осипова, подьячего, Шемшакова из площадных подьячих, а из великих людей Василия Собакина, воеводского сына, да и всех его слуг… А с Василием-стольником хотел я добро совершить: посадский извет для него расстарался, добыл, да, вишь, оплошал воеводский сын, в дороге пображничал и припоздал с изветом!

— Стало, твоих это рук?! — уже с живым интересом спросил стольник. — Ты извет послал воеводе?

— Оплошал Василий! — грустно сказал Первушка. — А то бы, бог дал, не быть бы и мятежу. Прихватили бы кликунов!..

— А ворам не продашься? — строго спросил стольник.

— Что ты, сударь! Я в милости у боярина. Не всяк дворянин от него ласку видит, как я. На той неделе мне молвил сам, что таков разумный холоп и дворянского званья не посрамил бы. Неужто же от воров мне ждать лучшего! Рыба ищет, где глубже!

— А башку потерять не страшишься, коли воры признают?

— Как бог будет милостив, сударь! А пошлет бог удачи, то и государь своей милостью не оставит! На том живем. Кто добра не желает державе своей да чуточку и себе добришка!

Афанасий весело рассмеялся:

— Ну добро, Первой. Проведи к боярину. Уж я тебя не забуду!

2

Афанасий Лаврентьич Ордин-Нащекин все же добился свиданья с царем через царского тестя, боярина Милославского. Он высказал государю все свои мысли по поводу восставшего Пскова и теперь скакал царским гонцом с посланием к боярину Хованскому. Вместе с ним, слегка приотстав, ехал посланный Милославским для тайной службы боярский холоп Первушка.

Ордин-Нащекин сумел убедить царя в том, что помощь его необходима Хованскому в борьбе против псковских мятежников. Царь посылал его как нужного и полезного советчика к боярину. Только что возведенный в чин окольничего, недавний стольник, кроме грамоты, вез изустный тайный наказ царя, что было великой честью и служило знаком доверия. Окольничий знал, что царская грамота требует от Хованского во избежание кровопролития в Новгород не входить, а, приблизясь к нему, послать к мятежникам с уговорами.