Читать интересную книгу Сердце тигра - Александр Прохоров

Дорога не отняла много времени. Курия Сената располагалась прямо за аркой Септимия Севера. В любом случае, расчет Макрина не оправдался. Каракалла так и не проснулся и даже, вроде бы, стал храпеть еще громче.

Юлиева Курия, здание, где собирался римский Сенат, было довольно скромных размеров. Фасад украшали высокие колонны, они же поддерживали треугольную двухскатную крышу. К центральному входу вела широкая лестница в три десятка ступеней. Внизу, где начиналась лестница, стояли четверо вооруженных стражников, еще двое в парадных, натертых до блеска доспехах и красных плащах, замерли перед входом в само здание.

Лектику внесли по ступеням в вестибюль. Поставили перед закрытыми бронзовыми дверями. Тут, Макрин начал усиленно будить и толкать императора.

- Проснись, величайший! Мы в Сенате!

- А… Что? — сонно забормотал император.

Он открыл глаза и зло уставился на Макрина.

- А, рожа мавританская, опять ты? Как я не проснусь, только тебя и вижу. Блевать, уже тянет. А может, я и не проснулся еще и ты мне снишься? Что за дурной сон!

- Мой долг быть все время подле тебя, Божественный, — сухо произнес Макрин.

- И где это мы? — Каракалла выглянул из лектики и недоуменно огляделся.

- В Сенате все уже собрались и ждут вас.

- Меня? — Каракалла с трудом выбрался из лектики. Раба, попытавшегося ему помочь, он в раздражении оттолкнул.

- Поди прочь, пес. О боги, как разламывается голова!

Пошатываясь, стеная и охая, император направился прямо к закрытым дверям зала.

- Божественный! — сдавленно вскрикнул Макрин, бросаясь к Каракалле.

Он ухватил его за локоть и попытался оттащить от дверей.

- Что ты вцепился в меня! — заорал Каракалла. — Отпусти!

- Тебе так нельзя! Это же Сенат! — вытаращив глаза, воскликнул Макрин.

- Чего мне нельзя? Отпусти, я сказал! Стража!

Телохранители и ликторы тупо смотрели на них, не зная, что им делать.

Тут, Каракалла оступился и начал падать, увлекая за собой префекта претория. Они с грохотом врезались в бронзовые двери, те распахнулись и Каракалла с Макрином растянулись на пороге полукруглого зала с высоким сводчатым потолком. По обеим сторонам от входа ярусами поднимались скамьи, расположенные, как в амфитеатре и предназначенные для трех сотен человек. Лишь в центре было свободное пространство и ростра [164] для выступления. Скамьи были заполнены людьми, в основном зрелого или преклонного возраста в белоснежных тогах, отороченных двумя пурпурными полосами — знаком сенаторского достоинства

Более двух сотен пар глаз изумленно воззрились на почти голого Каракаллу и Макрина, валявшихся в обнимку на полу. Повисла напряженная тишина. Председательствующий Сената, старейший его член Марк Ливий Агенобарб, поборник старых, строгих нравов и морали, при виде такого непотребства стал пунцовым до самой своей лысой макушки. Кроме этого, Марк Ливий был известен своей честностью, прямотой и смелостью. Он один не боялся говорить Каракалле в глаза все, что думает. Даже, было непонятно, как его не тронули во время массовых убийств, когда расправлялись со сторонниками Геты и вообще всеми неугодными.

Сойдя с трибуны Марк Левий быстро подошел к Каракалле и Макрину. Не церемонясь, он ухватил обоих за локти, выволок из зала и захлопнул двери.

- Божественный, что это за представление? — вскричал он возмущенно — Как это понимать? Оденьтесь, как приличествует императору! Первому лицу Рима и Империи! Вы в здании Сената, а не на пляже!

- А я что… Я…

Только сейчас, Каракала заметил, что кроме набедренной повязки и сандалий, на нем ничего нет.

- А я думаю, что же так холодно то! — вскричал он, делая дикие глаза и глупо улыбаясь. — Макрин, где мои одежды? Как ты допустил такое?

Слуги уже бежали к императору, чтобы облачить его в тунику, тогу и пурпур.

- Ты что же, меня голым приволок в Сенат? — рычал Каракалла в лицо Макрину. — Где была твоя голова? Или может, тебе ее отрезать?

- Ты не просыпался, а надо было спешить — оправдывался тот. — Я полагал ты придешь в себя по дороге и перед входом оденешься.

- Ты еще и пьян, Божественный! — поморщился Марк Ливий, уловив запах перегара в дыхании Каракаллы.

- Я не пьян уже… — забормотал тот, — просто, вчерашнее не выветрилось.

- Пока ты одеваешься, готовишься, я пойду — проворчал сенатор. — Прикажу немного отодвинуть трибуну от первых рядов. Поторопись, все ждут тебя.

Выступление Каракаллы и обсуждение насущных вопросов внешней и внутренней политики и других дел Империи прошло более менее гладко.

Выйдя из здания Сената, Каракалла широко зевнул.

- Ну ладно, — сказал он, — хватит на сегодня дел.

Он повернулся к Оппелию Макрину.

- Сегодня, кажется, гонки колесниц будут в Большом Цирке?

- Будут, — кивнул префект претория. — А в Колизее состоится травля зверей и преступников.

- Гонки мне интереснее, — отмахнулся Каракалла. — Эх, жаль моего брата со мной нет…

- Мой брат! — Каракалла хлопнул себя по лбу. — Едем во дворец! Быстро ко мне Тиласа и Макретиана! И этого… нового палача.

- Вара? — уточнил Макрин.

- Да его… этого огромного и волосатого урода.

Прибыв во дворец, Каракалла отправился в свои покои, где начал ожидать. Тилас — начальник дворцовой стражи и префект города Макретиан явились через час. Вошли они в сопровождении Макрина. Все расселись в креслах с высокими спинками. Каракалла окинул всех троих хмурым взглядом и спросил:

- Как продвигаются поиски моего брата?

- На территории дворца тела не обнаружено, — доложил Тилас. — Мои люди обыскали все закоулки и парки. Ничего.

- Мои люди ищут в городе, как было приказано, — сказал Макретиан.

- И как успехи?

- Ищем, — уклончиво ответил Макретиан. — Но это трудно. Никто ведь не видел вашего нового брата в лицо. К утру в городе было обнаружено пятнадцать трупов. Разумеется, я говорю только о тех, кто умер не от естественных причин и не от болезней. В основном, все обнаруженные бродяги. Есть среди них убитые, есть утопшие, двое обожрались в кабаке и умерли от этого. Из пятнадцати трое, по виду вполне приличные люди и подходят под описание.

- А негры среди погибших есть? — спросил Макрин.

- Нет, ни одного, — покачал головой префект города.

- А что с этими троими, которые, вроде бы подходят?

- Один из них стал жертвой грабителей, — начал объяснять Макретиан. — Другой был задавлен лошадью, а третий найден с перерезанным горлом, но украшения, кольца и деньги остались при нем. Видимо, стал жертвой чей-то мести. Трупы, я пока не велел сбрасывать в колодцы [165], их хранят в сполиарии [166] ближайшей гладиаторской школы.

Макретиан повернулся к Каракалле.

- Желаете взглянуть?

- Не желаю, — отмахнулся император. Пусть Макрин съездит и посмотрит.

Префект претория, было поднялся, чтобы отправиться, но тут вошел один из дворцовых стражников и доложил, что привели палача Вара.

- Подожди, — Каракалла жестом остановил Макрина. — Послушаем, что палач скажет.

Двери открылись, и в комнату ввалилась огромная волосатая туша. Палач громко жалобно скулил и размазывал по своей небритой роже слюни, сопли и слезы.

Все присутствующие были настолько поражены, что долго никто не мог произнести ни слова.

- Что это с тобой? — наконец произнес Каракалла.

- Мышка сдохла.

Снова плач. Громко и навзрыд.

Император недоуменно переглянулся со своими префектами, которые, впрочем, понимали не больше него самого.

- Какая еще мышка? — сердито спросил Оппелий Макрин. — Что ты несешь? Да ты, пьян!

- Моя мышка! Я год ее приручал. Кормил, гребешком расчесывал. И вот сегодня… Сегодня… О где же справедливость богов? За что они отняли у меня создание, которое так любило меня!

- Ну ты, успокойся, — пробормотал Каракалла, немало пораженный, тем, что у такого страшного на вид гиганта, лишь немногим больше похожим на человека чем на гориллу, оказалось такое нежное и трепетное сердце. — На вот.

Каракалла лично налил в золотую чашу немного вина из стоящей на столике ойнохойи [167] и протянул рыдающему взахлеб палачу.

Тот, шумно дыша и едва не давясь, залпом выпил.

- Теперь соберись и рассказывай. Ты добился правды от Публия?

- Добился, Божественный.

Палач Вар громко шмыгнул и сам налил себе еще вина.

Оппелий Макрин при этом недовольно поморщился, Каракалла же совершенно не обратил внимания на столь вопиющую наглость. Он весь подобрался.

- Что сказал этот негодяй? Он во всем признался?

Вар хотел, было что-то ответить, но Каракалла прервал его жестом.

- Нет, не говори. Идем, я сам хочу услышать признания Публия.

- Это невозможно, — замялся Вар. — Публий, он того… умер.