— Она была единственной, у кого получалось сдерживать мой гнев. ― сглотнул огромный ком, вспоминая ту ночь. ― А когда её не стало, я… решил, что больше никогда не позволю себе быть слабым. И что, если мне придется противостоять целому миру, ни за что не посмею сдаться.
— И ты борешься всю свою жизнь?
— Я не умею по―другому.
— Но жизнь ― не вечная война, ― тихо запротестовала Эбби, касаясь ладонью моей щеки, ― в ней очень много светлого. Мирного. Спокойного. В ней есть место счастью и простым человеческим слабостям.
— Эбби… ― накрыл её руку своей, ― жизнь доказала мне, что она никогда не бывает жалостлива к тем, кто слаб. Не принимает отговорок и не терпит постоянства. Ей нужны перемены. Ежедневные, ежеминутные. Вот, почему она постоянно наносит удар за ударом. Я просто не жду, когда она вновь сожмет пальцы в кулак. Я бью первым.
— Это неправильно… ― она почти шептала, почти судорожно качала головой, ― неправильно так жить ― без единой возможности быть счастливым.
— Ты не знаешь… ― попытался снять её ладонь, но она прижала и вторую, тем самым сильнее сжав моё лицо в своих руках.
— Знаю. Потому что видела, каким ты можешь быть, ― прошептала, и я почти утонул в её глазах, ― разве не ты говорил Мэнди, чтобы она отдала часть своей боли? Разве это были не твои слова? О том, что с болью тяжело, но возможно жить, и что со временем она притупится?
— Это совершенно другое…
— Чем же? Почему тебе так трудно поверить, что ты можешь с этим справиться?
— Потому что наша боль слишком разная, ― ответил, осторожно отнимая её руки, ― и мою уже ничто не сможет притупить.
— Мы будем пытаться, ― настаивала она, не слушая меня и не желая слышать. ― Я уверена, что ты попробовал ещё не всё. Что мы найдем выход и…
— Всё, Эбби, ― прервал её, а затем слегка качнул головой, ― я перепробовал абсолютно всё.
— Не важно, ― она мягко упала в мои объятия, и я ощутил, как уверенно завертела головой. ― Ничто не имеет значения, потому что я всё равно буду бороться за тебя. Буду бороться за нас. Заново переберу все варианты, узнаю все возможные пути, но найду то, что заставит тебя поверить. Я знаю, что в этой войне меня не остановит ни Время, ни Боль, ни даже сама Смерть. Но только если ты… ― вдруг прошептала она, прижимаясь ко мне сильнее ― …никогда не отпустишь моей руки.
Мучительно прикрыл глаза, чувствуя, какой болью внутри отзываются её слова.
Не знал, что ответить, как объяснить, что всё это невозможно, потому что я уже давно обречен… навсегда. Без права выбора. Без шанса на исправление.
Но руки сами потянулись к её спине. Я крепче прижал Эбби к себе, пытаясь ощутить её присутствие ещё отчаяннее, ещё явственнее. Словно в данный момент, как и, черт возьми, во все прочие, это было самым необходимым, самым нужным на свете чувством.
И, попытавшись отбросить болезненные мысли прочь, я сделал вдох.
Повертел разряженный мобильник в руках, а затем терпеливо сунул его в карман джинсов. Он окончательно разрядился ещё в день прилета, а зарядить я его так и не смог. Первое ― я не взял с собой шнур. Второе ― даже, если бы и взял, в поселении всё равно не было ни одной розетки. При всем более или менее современном видении жизни, Сиу до сих пор не пользовались никакими технологиями. Наверное, поэтому в их культуре все ещё было место тем удивительным вещам, о которых забыли люди, живущие в век «информационного бума» и подверженные его непосредственному влиянию.
За те несколько дней, которые мы провели среди племени, многое поменялось. Мэнди чувствовала себя гораздо лучше, Элли собрала достаточно материала для новой статьи и теперь вплотную увлеклась жизнью древних племен, окончательно позабыв о гориллах, а Адель всю дорогу до дома просила Эбби купить ей точно такие же барабаны, какие были у её друга Охитеки.
Но самое главное ― изменились мы с Эбби.
Наши отношения. Чувства. Желания. Мне казалось, что если дать всему этому шанс, то, возможно, моё будущее действительно может быть светлым. Наше будущее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Зайдешь? ― спросила Эбби, когда девочки понесли вещи в квартиру.
— Сначала заеду к себе и узнаю, какие дела в офисе, ― то, как она расстроено надула губы, заставило меня усмехнуться. ― Меня не было три дня, и я никому не сказал, куда пропал. Я даже пойму, если Элис захочет уволиться, потому что я пропустил две деловые встречи. И ещё на этот раз моя сестра определенно открутит мне голову, как и мой друг, на которого я, даже не предупредив, скинул управление фирмой.
Эбби улыбнулась.
— Тогда, да. Тебе стоит поехать.
Услышал вибрацию и удивленно вскинул брови:
— Это твой мобильник?
— Он самый. Я выключила его ещё по прилёту, потому что поймать хотя бы одну полосочку связи стало для него невыполнимой задачей. ― выдохнула она, доставая из сумки телефон. ― Теперь он решил разорваться от бесчисленного количества сообщений.
— От кого?
— Наверное, снова от телефонной компании, ― усмехнулась Эбби, ― кто ещё будет столько писать?
Она улыбнулась шире и опустила глаза на экран.
Улыбка чуть поблекла, а затем на лице появилось легкое недоумение.
— Что?
— Странно, но… они от Пола… ― Эбби нахмурила брови, и я заметил, как её глаза начинают бегать по строчкам сообщения.
То, как её лицо меняло своё выражение, заставляло чувствовать тревогу. Сердце начинало стучать, предчувствуя беду, а когда Эбби судорожно выдохнула, уронив на пол сумку, ощутил, как внутри что―то оборвалось.
— Боже…
— Что там? Что, Эбби?! Что он написал?!
— Элейн… ― при упоминании имени сестры, меня моментально оглушило.
Я перестал ощущать пространство и время, перестал чувствовать собственный пульс. Сейчас всем моим телом и всеми эмоциями завладело лишь одно чувство ― леденящий душу страх: сильнейший, который я только мог испытывать в своей жизни.
— Что с моей сестрой? ― прошептал и, когда Эбби качнула головой, выхватил из её рук мобильный.
Первое сообщение Пол прислал сегодня утром. Второе ― часом позже. Третье ― ещё через три. Он искал меня. Искал, чтобы сказать, что моя сестренка, моя маленькая сестренка, которую я поклялся всегда оберегать, в больнице.
Ощутил, как трудно стало дышать. И как сердце мучительно сдавило в тиски. От такой боли невозможно было не закричать. И я закричал: сильно, мощно, во всё горло.
«У меня чувство, что я говорю сам с собой, но мне так проще. Так я чувствую, что прохожу через это не один. Прогнозы доктора неоднозначны…»
Не дочитав, сорвался с места, поняв, что больше ничего не хочу знать. Мне нужно было увидеть сестру ― это единственное, что сейчас имело значение. А до этого момента я буду жить мыслью о том, что с ней всё в порядке. И не посмею думать иначе.
Когда добрался до автомобиля, заметил, что Эбби всё это время бежала следом.
— Просто поехали, ― только и сказала она, садясь в салон, и как бы говоря «не нужно вопросов». И я не задал ни одного. Да и не хотел.
До больницы гнал, как ошалелый. Не переставая думать о сестре.
Только бы увидеть её. Только бы убедиться, что она в безопасности.
К клинике подъехали через пять минут, а менее, чем через одну я уже открывал её двери, ― понять, где именно находится Элейн было просто, потому что и я, и Пол доверили бы её жизнь лишь одному месту и одному человеку.
— Элейн Бейкер, ― запыхавшись, подлетел к стойке, хватаясь пальцами за край стола. ― В какой она палате?!
Пока медсестра что―то долго ― слишком, мать твою, долго! ― смотрела у себя в записях, я перебрал в своей голове, наверное, слишком много вариантов исхода всей этой ситуации. И, не выдержав, полетел в сторону лестницы, совершенно не разбирая голоса, который что―то обеспокоенно кричал мне вслед. Пробегал этаж за этажом, пока, наконец, на третьем не заметил знакомый силуэт.
— Пол! ― он повернулся, когда я почти подбежал. ― Где она?! Как она?!