Мелодия тихо угасла - старик открыл глаза.
Мы почтительно поздоровались с ним. Вежливо ответив на наше приветствие, он сказал с улыбкой:
– Наверно, подумали: вот сумасшедший старик. В полумраке наигрывает самому себе на дутаре.
– Нет, яшули, - с достоинством возразил я. - Гениальная мелодия - а это так! - свидетельствует против вас.
– Спасибо, сынок. Но если бы на моем месте сидел более искусный музыкант…
– О нет, яшули! - твердо сказал я. - Велико и ваше искусство.
– И небо Хорезма свидетель тому, - поддержала меня Айсенем.
Старик был доволен. И все же, погладив бороду, заметил:
– Разве это искусство, доченька? Вот в старину эту мелодию играла Рухсар-бану, и птицы слетали с неба, садились на колок ее дутара.
– Рухсар-бану? - заинтересоваля я. - Кто такая?
– Вы ничего не слышали о ней?!
Я смущенно молчал.
Старик важно кивнул головой и пригласил нас сесть.
– В славном Хорезме некогда жил непревзойденный музыкант, - начал он, взяв в горсть конец своей великолепной бороды. - Не было у него соперника в музыке, как не было и соперницы в красоте.
Известно, что тогда в Хорезмском оазисе процветало сильное государство, а Ургенч превосходил многолюдием иные города и столицы Востока. Со всего света привозили в него товары для продажи. Купцы Ургенча были самыми горластыми: они кричали на базарах так громко, что приводили в неистовство даже верблюдов.
Хорезмшах, правивший во времена Рухсар-бану, безмерно кичился своим могуществом, важничал и пыжился, как жирный индюк в пору брачных церемоний. А в сердце его постоянно гнездился страх: шах боялся потерять власть и престол.
Однажды он пригласил в свои покои визиря Мехдуны и пожаловался: - Что-то в последнее время меня не радуют пиршества.
Мрачная туча повисла в моем сердце… Посему слушай: сегодняшнее празднество распусти пораньше. Сам останься, будет особый разговор.
– Повеление солнца Хорезма - закон для меня, - сказал визирь и, пятясь задом, вышел из покоев.
Вечером празднество началось, как всегда, весело. Позолоченные стены зала содрогались от гомона подвыпивших придворных и гостей. Самого шаха на пиру еще не было, и гуляки, пользуясь этим, цедили вино и веселились вовсю. Те, у кого на бороде густо пробивалась седина, укрываясь в халаты, жадно следили за танцовщицами, а при случае тайком гладили их по локонам и бедрам.
Вдруг звонкий, как бурная мелодия, голос возвестил: - Властелин мира, его величество шах Хорезма идет!
Веселье мгновенно стихло. Придворные, словно стая жаворонков, слетевшаяся на гумно, с шумом покинули свои места и, склонив головы, замерли в поклоне.
Отворилась дверь с золотой цепью - вступил хорезмшах.
Он величественно проследовал к трону. Лицо шаха было сумрачным, что говорило о каких-то заботах, угнетавших властелина мира.
Хорезмшах воссел на трон, и веселье возобновилось.
Крепко задумавшись, шах все больше мрачнел и даже не слушал сладостно-пьянящую музыку, не видел красоту танцев прелестных девушек.
Заметив плохое настроение правителя, придворные и гости потихоньку исчезали. Вскоре дворец окутала мертвая тишина.
Хорезмшах и Мехдуньь остались вдвоем. Тогда шах облегченно ВЗДОХНУЛ и заговорщическим тоном произнес: - В моей казне, Мехдуны, много золота, рубинов, сеоебра и кораллов, собранных на беоегах полуденного моря. А мне нужны сейчас лишь два комплекта одежды каландаров. Сумеешь достать?
Визирь молча наклонил голову и ушел. Вернулся он очень быстро, неся в руках одежду нищих.
– Да простит, великий шах, мое любопытство, если я спрошу: зачем властелину мира одежда каландаров?
Шах тонко усмехнулся и объяснил Мехдуны свои намерения:
– Видишь ли, визирь, я не особенно верю твоим сыщикам. Словно бродячие собаки, рыскают они среди моих подданных, а толку мало. Я сам хочу услышать, что говорит мой народ. Подобно Гарун аль Рашиду, я желаю лично видеть, как они живут и что делают. Поэтому сегодня ночью мы с тобой превратимся в нищих и совершим прогулку - по Ургенчу. В этом городе, как тебе известно, жизнь кипит и ночью. Послушаем, о чем судачат на улицах и в пристанищах каландаров. И подобным образом выявим врагов нашего престола.
– Великий шах превзошел в мудрости самого Гарун аль Рашида! - подобострастно сказал Мехдуны и, склонившись в поклоне, спрятал от шаха кривую ухмылку сомнения.
Вскоре на освещенных фонарями улицах Ургенча появились двое пеших спутников. Один был высокого роста, широкоплечий здоровый мужчина, другой же - среднего роста, худой и тонкий, качающийся под ветром, словно ветка ивы. Он казался старше первого лет на десять, но даже слепой мог бы заметить: большую власть имеет здоровый мужчина.
Путники внимательно прислушивались к разговорам людей в караван-сараях, на улицах, а если кто-нибудь обращал на них внимание, делали вид, что они просто идут своей дорогой, ничего не видя и не слыша.
На одной из оживленных улиц худой “каландар”, забыв о конспирации, прогнусил: - О солнце Хорезма, нельзя ли идти потише? Я изнемогаю: Слова расслышали гуляки, стоявшие под фонарем и праздно болтающие о том о сем.
– О аллах, правоверные! Вы посмотрите только, - сказал своим приятелям один из них. - На обоих рваные шапки и тряпье на теле, жалкая посуда из тыквы на боку, а худой величает приятеля-громилу солнцем Хорезма.
– Что тут особенного? - равнодушно заметил его сосед, позевывая. - Сказано ведь: “Нищие всегда хотят стать шахами”.
Гуляки дружно расхохотались.
Так, прохаживаясь по улицам Ургенча, визирь и шах неожиданно встретили настоящих каландаров. По-видимому, один из них был слепой, ибо второй вел его как поводырь.
Слепой каландар вполголоса напевал очень приятную мелодию.
– Эй, правоверные! - окликнул их хорезмшах. - Откуда и куда идете?
Слепой перестал петь и сделал вид, что слушает. Потом тихо спросил поводыря: - Кто такие?
Поводырь был весьма красивым юнцом лет шестнадцати.
Когда он ответил, что перед ними такие же нищие, слепой успокоился и спросил путников: - А вы, влюбленные в бога рабы, не на веселье каландаров идете? Тогда шагайте с нами.
…Спустя полчаса вся компания достигла окраины столицы, где находилось каландар-ханэ. Едва путники во главе с поводырем вошли в ханэ, изрядно захмелевшие каландары подняли радостный шум: - Сто лет жизни великому музыканту, славящему аллаха!
– Пусть искусные руки не знают усталости!
– Да подарит аллах прозрение глазам отца, имеющего такого сына!
“Ах вон оно что”, - подумал хорезмшах, глядя на слепого и его поводыря.
Каландар-ханэ было достаточно просторным: в нем помещалось человек шестьдесят. Стены были основательно закопчены дымом табака и анаши. Хотя обстановка в ханэ была далеко не столь пышной, как во дворце хорезмшахов, настроение людей, сидящих тут, было намного веселее, чем у придворных на шахском пиршестве. Накурившись банга, табака и опиума, каландары могли запросто продать или купить за медяки весь подлунный мир. Они сами была шахами, султанами - короче говоря, хозяевами своего ханэ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});