сила покорилась Вам. И пусть не всё пока проходит гладко, Вы станете величайшим из Рода, предки гордились бы Вами…
– Давай, завязывай, – прошу его, пока не приказываю. – Я, знаешь, тоже ценю то, что между нами возникло – наше равное, свободное общение, оно мне очень дорого и нужно. Зачем ему в Ору?
– Об Оре ходят легенды, что там беспрецедентное количество синей воды – целые реки, озёра, водопады. Многие пытались проникнуть в этот сказочный мир, чтобы решить свои проблемы или реализовать амбиции путём силы, считая, что обладание чрезмерным ресурсом сделает их сильнее… желаннее… свободнее. Мало кто понимает, что с ней, этой силой, делать дальше, но обрести её желали многие. А Маркус знал, у него был очень конкретный план. Вот только с Орой не всё просто, словно этот мир защищает себя и Вселенную от честолюбцев и дураков. Во всяком случае, никто пока не смог. И Ора и Вселенная всё также неизменны.
Жанна пошевелилась, попыталась перевернуться на спину и обнаружила меня рядом.
– Макс… – сказала она слабо. – А принеси мне чаю…
Осторожно перелезаю через неё, сажусь рядом и помогаю ей сесть, подаю чашку.
– Как хорошо, что не горячий, – шепчет она и откидывается обратно на кровать.
– Как ты себя чувствуешь? – у неё такое изнеможение впервые, и я начинаю всерьёз беспокоиться. Не стоило тащить её на стройку, ну, а как было оставить её дома? Ведь она так хотела поехать.
– Вроде лучше, – прошелестела Жанна сохнущими губами. – Ещё немного полежу…
Но на вид – нисколько не лучше, нездоровая бледность никуда не делась, щёки впали, да и вообще черты лица словно заострились. Неужели такое возможно просто от усталости?
– Малыш, как мне жаль… – шепчу и наклоняюсь над её лицом, прижимаюсь щекой к её щеке. Поднимаю голову и заглядываю в эти глаза, ставшие вдруг пронзительными и бездонно-мерцающими.
– Чего… жаль? – хрипло шепчет любимая.
– Я помню, ты говорила. Ты же не хотела этого ребёнка, не хотела детей… пока. А я…
– Я его хочу, очень хочу! Я его люблю уже, дурак! – сказала Жанна, устремив гневный прямой взгляд на меня. – Когда тебя не было, я так радовалась этой беременности, потому что так… так ты не ушёл совсем, ты оставил мне часть себя. Я тебя люблю, Макс… всегда буду любить.
Мне плакать хочется, когда она так со мной говорит. Как будто прощается. И я тоже хочу сказать ей, как сильно люблю, но не могу. Физически. Горло сдавило спазмом, в груди ломит, и я только могу наклониться и прижать её к себе, пропустив под плечи руки.
– Не жалей… не бойся. Может, наш сын важнее для Вселенной, чем даже ты… и, тем более, я… – продолжает шептать Жанна. – Да и ты не потеряешь меня. Просто прикажи мне жить. Прикажи дышать.
Она замолчала. Заснула? Я осторожно отстранился и заглянул в её лицо. Глаза у неё открыты, но смотрит она в никуда. Потом ресницы опустились, и я услышал глубокое ровное дыхание. Фух, пусть поспит.
Я осторожно поднялся и пошёл к Ба. Постучал и отворил дверь. В комнате стоит лёгкий запах хлорки, а Высшая заканчивает, судя по всему, уже не в первый раз, мыть полы. Да у неё и так везде стерильность, к чему эта чрезмерность?
– Она просыпалась? – спросила Ба, сдувая лезущую в глаза прядь волос. – Поесть не захотела?
– Просыпалась, но только попила, – отвечаю.
– Да, зря мы вытащили её сегодня, ой, зря-я-я, – запричитала бабка. – Ей ж ещё две недели ходить…
– А по-моему, всё чётко, – растерянно вспоминаю. Да, похоже, именно в этих числах одиннадцать месяцев назад мы в первый раз и… да-а… раньше-то не мог посчитать?
Ба выводит меня из комнаты, отправляет за дровами.
– На всякий случай воды нагреем, – говорит она. Сама идёт выносить ведро и полоскать тряпку.
– Пат, – прошу мысленно источник. – Присмотри за Жанной.
– Конечно, – так же мысленно. – Пока спит.
Я приношу дров, растапливаю плиту на кухне. Возвращается Ба, долго моет руки с мылом. Потом уходит проверить котёнка.
– Выглядит плохо, – жалуется она, вернувшись. – Может, надо разбудить, чтобы поела и разделась? В одежде тяжело спать.
– Не надо, – мне не хочется мучать любимую. – Я пойду, к ней лягу, буду караулить, мало ли.
– Иди-иди, – отпускает меня Ба. – Я тоже прилягу, вот ещё дров подложу, да и…
Я возвращаюсь в нашу комнату и ложусь к Жанне за спину. Мне кажется, что дышит она хорошо, легко. Может, всё-таки просто устала и перегрелась? И утром мы проснёмся, и всё будет, как всегда. Но сон ко мне не идёт, я лежу и перебираю в голове всё, что за эти месяцы узнал о родах.
Я, конечно, буду с ней. Вдруг всё же смогу помочь, хоть чем-то. Пойду до конца, как говорится, отвечать так отвечать. Страшно, конечно, но надо. Не уверен, что смогу выдержать её боль и муки. Ничего нет хуже, чем страдания дорогого человека, и твоя неспособность их облегчить.
Жанна спала и почти не шевелилась. Я иногда прикладывал руку к животу, но, кажется, Алекс сладко спал вместе с мамой. Незадолго до рассвета она внезапно открыла глаза и повернула голову в мою сторону.
– Я думала, ты спишь, – сказала Жанна негромко. – А почему не спишь-то?
Голос у неё стал намного твёрже, понимаю с облегчением, сон пошёл ей на пользу.
– Не спится, – говорю. – Переживается.
Котёнок улыбнулась, мягко и ласково.
– Ты хоть ел? – спрашивает.
– Да мы забыли про ужин, так перепугались. А вот ты даже не обедала. Сейчас-то хоть проголодалась?
– Да не знаю, наверное, поела бы… – Жанна улыбается и озирается вокруг, будто её тут давно не было.
– Ну, пойдём тогда, совершим набег на кухню, – я встаю с неразобранной постели и протягиваю ей руки, помогаю подняться.
– Только сначала в туалет, – смущаясь, говорит котёнок. – И срочно. Ой!
И мы, стоя посреди нашей спальни, наблюдаем стремительно увеличивающуюся лужицу, расползающуюся вокруг босых ног Жанны. Я не знаю, что делать. Бежать за тряпкой?
– Сейчас уберём, – успокаиваю я растерянную и испуганную жену, не знающую, куда деть глаза от неловкости.
В коридоре сталкиваюсь с Ба – она выходит из комнаты в халате, но на лице ни следа сна. Тоже, значит, крутилась в постели, не отдохнула. А теперь услышала голоса и решила выйти, проверить.
– Что там у вас? – спрашивает приглушённым голосом.
– Да мы не дошли до туалета, я за ведром с тряпкой, – говорю скороговоркой, пытаюсь просочиться мимо неё.
– Макс, это воды, – говорит Ба теперь уже громко. – Создатель, во дураки-то, как