Читать интересную книгу Уплыть за закат - Роберт Хайнлайн

Эти две вещи, разумеется, были секс и религия.

У каждого американского гражданина существовал Единственный Правильный Взгляд на секс и религию, открытый ему самим Богом.

Поскольку эти взгляды отличались большим разнообразием, большинство, очевидно, все же ошибалось. Но во всем, что касалось этих двух вопросов, доводы разума были бессильны.

Надо уважать верования, скажете вы. Это еще с какой стати? Глупость есть глупость, и вера не прибавляет ей ума.

Помню, во время президентской кампании 1976 года я слышала обещание одного из кандидатов, наглядно доказывающее, как пошатнулся рассудок американской нации:

– Мы будем неуклонно следовать этим путем, пока доход каждого гражданина не поднимется выше среднего уровня!

И никто не смеялся.

* * *

Переехав в Альбукерке, я во многом упростила свою жизнь. Свои сбережения я разместила в трех солидных банках Нью-Йорка, Торонто и Цюриха. Написала новое завещание, отказав нескольким людям кое-что на память, основное же свое состояние, около девяноста пяти процентов, предназначила Фонду Говарда.

Почему, вы спросите? Я приняла это решение после долгих-долгих размышлений бессонными ночами. У меня было гораздо больше денег, чем нужно старухе, – я и доход-то свой не могла толком потратить. Оставить все детям? Они больше не были детьми и не нуждались в моем наследстве – все они получали говардовские премии, не считая того пособия, которое мы с Брайаном выделили каждому из них.

Завещать на "благородные цели"? Дохлый номер, друзья: такие пожертвования обычно прибирает к рукам администрация и начинает паразитировать на них.

Мой капитал брал начало из Фонда Айры Говарда – и я решила вернуть его обратно в Фонд. Это было резонно.

Я купила себе современную квартиру с кондиционером, возле студенческого городка, между Сентрал авеню и бульваром Ломаса, и записалась в университет на курс педагогики. Я не намеревалась серьезно заниматься (надо уж очень постараться, чтобы завалиться на педагогическом факультете), я просто хотела попасть в студенческий городок. Там все время происходило что-то интересное – кинопоказы, спектакли, общедоступные лекции, танцы, действовали разные клубы. Докторов наук в университете, что собак нерезаных, но все-таки докторская степень – хорошая визитная карточка, открывающая доступ в разные заманчивые места.

Я стала прихожанкой ближайшей унитарианской церкви и не жалела пожертвований, чтобы и в светской жизни прихода участвовать, и излишним благочестием себя не стеснять.

Записалась в клуб современного танца, в клуб венского вальса, в клуб бридж-контракта, в шахматный клуб, в клуб ужинов с обсуждением текущих событий и в клуб завтраков с обсуждением гражданских проблем.

За шесть недель ко мне приклеилось столько желающих, сколько мух к липучке. Это позволило произвести тщательный отбор партнеров и все-таки обеспечить себе гораздо более разнообразный блуд, чем в прошедшую четверть века. Тогда я тоже не ограничивалась Джорджем Стронгом, но была слишком занята, чтобы всерьез посвящать себя спорту номер один.

Теперь у меня появился досуг. Как сказала одна старая кляча (Дороти Паркер? <американская писательница и сценаристка (1893-1967)> ): "Нет большего удовольствия, чем мужчина!"

"Мужчину и женщину сотворил их" – это Он хорошо сделал, и я воздавала должное Творцу целых десять лет.

* * *

Но я не все время посвящала охоте на мужчин – точнее, не все время выходила к ним под выстрел, двигаясь при этом как можно медленнее: таков мой образ действий, ведь мужчина нервничает, когда женщина орудует в открытую, это противоречит этикету. Мужчины большие консерваторы в сексе, особенно те, кто это отрицает.

Мы, говардовцы, не склонны общаться со своей родней – ведь это просто недостижимо. К переезду в Альбукерке в семьдесят втором году у меня насчитывалось больше потомков, чем дней в году – прикажете помнить, когда у кого дни рождения? Тут упомнить бы, как кого зовут.

Но были люди, которых я любила безотносительно к родственным узам, если таковые существовали: старшая сестра Одри, "старшая сестра" Элеанор, брат Том, кузен Нельсон и его жена Бетти Лу, отец, которого мне всегда не хватало. Мать я не любила, но уважала: она делала для нас, что могла.

Дети? Пока они росли, я старалась относиться ко всем одинаково и дарить всем поровну любовь и нежность, даже когда голова трещит и ноги ноют.

Когда же они заводили свои семьи – внимание момент истины: я старалась относиться к ним так же, как они относились ко мне. Если кто-то звонил мне регулярно, я старалась звонить ему или ей столь же часто.

Некоторым посылала открытки на день рождения, но этим и ограничивалась.

Если кто-то из внуков оказывал внимание бабушке, бабушка оказывала внимание внуку. Но на сто восемьдесят одного внука не напасешься ни тепла, ни внимания – именно столько их было у меня, если я не сбилась со счета, к девяноста девяти годам.

Дорогие мне люди не всегда были связаны со мной узами крови.

Маленькая Элен Бек, ровесница моей Кэрол, училась когда-то с ней в первом и втором классах Гринвудской школы. Элен была милой, славной девочкой.

Мать ее, вдова, работала, и Элен много времени проводила у меня на кухне, пока мы не переехали в другой дом.

Но Элен не забыла меня, а я – ее. Она стала артисткой эстрады и много ездила. Мы держали друг друга в курсе своих перемещений и по возможности встречались раз в полгода, в год. Она прожила долго, не будучи говардовкой, и до самой смерти оставалась красавицей – настолько, что танцевала обнаженной на седьмом десятке и вызывала при этом эрекцию у всех мужчин в зале. А между тем в ее манере танцевать не было ничего возбуждающего – не то что у звезды прошлого поколения. Маленькой Египтянки с ее танцем живота.

Элен изменила имя, как только начала выступать, и большинству известна как Салли Рэнд. Я любила Салли, а она любила меня – мы могли несколько лет не видеться, а когда встречались, оказывалось, что мы по-прежнему близкие подруги.

У нас с ней была общая странность: мы обе учились всю жизнь, когда только могли. Салли выступала по вечерам, а днем посещала лекции в ближайшем университете. Когда она умерла в семьдесят девятом году, у нее на счету было больше академических часов, чем у иных профессоров. Салли была универсалом: ее интересовало все, и она старалась все познать. Она не пила и не курила – единственным ее пристрастием были большие, толстые учебники.

Нэнси оставалась для меня самой близкой из всех детей, и я на протяжении шестидесяти четырех лет порой спала с ее мужем – так Нэнси постановила еще до замужества. Это случалось нечасто – только когда мы встречались и была к тому возможность. Мне не верилось, что Джонатана может и взаправду интересовать бабка, которой скоро стукнет сто лет, но он очень убедительно притворялся. Мы по-настоящему любили друг друга, а эрекция – лучший комплимент, какой мужчина может сделать старушке.

Джонатан был истинный рыцарь Галахад – он напоминает мне моего мужа Галахада. Оно и неудивительно: ведь Галахад потомок Джонатана, в нем 13, 2 процента крови этого предка с учетом конвергенции. Галахад, само собой, и мой потомок – все мои мужья происходят от меня, кроме Джейка и Зеба, которые родились в другой параллели (в четвертой, Беллокс О'Мэлли). Ах да, и кроме Джубала – он родился в третьей.

Вследствие того что Нэнси предложила мне Джонатана, Брайану досталось юное прелестное тело Нэнси – кажется, это был первый инцест в нашей семье.

Не знаю, продолжалось ли это потом – не мое это дело. У нас с Нэнси был схожий темперамент – мы обе очень интересовались сексом, но не теряли при этом спокойствия. Нам всегда хотелось, но озабоченности мы не проявляли.

Для Кэрол я всегда старалась приберечь двадцать шестое июня Каролинин день, Каролинки, ставший потом фиестой Санта-Каролиты для миллионов людей, которые знать не знали мою дочку. После восемнадцатого года Кэрол перестала отмечать свой день рождения и праздновала только Каролинин день.

За те десять лет, что я прожила в Альбукерке, Каролинин день несколько раз заставал ее на гастролях в Рено или Вегасе, но каждый раз двадцать шестого июня устраивалось празднество, даже если ночное шоу заставляло Кэрол начинать его в четыре утра. И, невзирая на время суток, в тот день к ней съезжались друзья со всего земного шара. Приглашение на праздник Каролиты было большой честью – этим хвастались в Лондоне и в Рио.

Кэрол вышла замуж за Рода Дженкинса из семьи Шмидт в двадцатом году он только что вернулся из Франции, где служил в Радужной дивизии и получил Серебряную звезду и Пурпурное Сердце, ничего не потеряв – только шрам на животе остался. Род обучался математике в Иллинойском технологическом, специализируясь в топологии, ушел в армию между двумя курсами, а вернувшись, перешел на театральный. Из фокусника-любителя он решил стать профессионалом-иллюзионистом. Он сказал мне как-то раз, что ранение заставило его пересмотреть жизненные ценности и свои стремления.