Теперь мы в безопасности. Мы на свободе, но моё тело продолжало реагировать, будто дьявол гнался за мной по пятам.
Мимо проехала ещё одна полицейская машина, и от её сине-красных огней заболели глаза. Медленный и ровный ритм в висках копировал синий огонёк — то далеко, то близко, далеко, близко.
Левая часть лица онемела, а голова стала легче перышка.
— Ной, по-моему, меня сейчас стошнит.
— Держись. — Он свернул на заброшенную парковку. Парень едва успел припарковаться, как я распахнула дверь и вышла на подгибающихся ногах, избавляясь от остатков давно съеденного ланча.
Ной убрал мои волосы с лица, его тело тряслось от еле сдерживаемого смеха.
— Серьезно, ты слишком уж напряжена.
Часть меня хотела рассмеяться вместе с ним, но я не могла. Я села на колени и уставилась в тёмную ночь. В моей голове всё ещё сверкали мигалки. Красная и синяя. Ближе и дальше. Ближе и дальше.
А затем… мрак. Ни света. Ни звука. Лишь темнота…
Вдруг перед глазами быстро замелькали яркие, красочные образы, вбиваясь в меня, как пули из пулемета. Голова наклонилась вперёд, и я прикрыла её руками, чтобы отделиться от мира.
Мой разум цеплялся за изображения, пытаясь их рассортировать, классифицировать, но не мог — и эта потеря контроля, эта бомбардировка вызвала острую, мучительную боль, пронзающую мозг. Его рвали на части голоса, звуки и громкие крики.
Я поняла, что кричу, и услышала спешную речь Ноя. Но звук разбивающегося стекла и мои собственные крики заглушили его.
— Что случилось? — Мужчина с небольшим фонариком в руке навис надо мной. Сзади вспыхнули красные огни, а в небе засветилось созвездие. Мамин голос нашёптывал мне, уговаривая вернуться к её истории.
— Нет! — Я боролась, чтобы не упасть вновь в эту яму, обратно на её пол… сдержать собственную кровь. — Ной!
Я услышала его хриплый голос:
— Я прямо здесь, солнце.
Мужчина отвёл фонарик. На его шее висел стетоскоп.
— Вы принимали сегодня наркотики? Пили?
Ярость в голосе парня отдавала горечью даже в моём рту:
— Послушай, ты, чёртов придурок, в пятый раз повторяю, она ничего не принимала!
Он проигнорировал его и потрогал мою шею.
— Порошок? Метамфетамин? Какие-нибудь таблетки?
«Тебе запрещено пить снотворное», — отозвался с задворков памяти мой голос. Нет. Нет. Господи, нет. Сила притяжения оттолкнула меня на землю, и мой разум поглотил сам себя, выбивая реальность из моей хватки.
— Ты страдаешь от депрессии. — Я потрясла пустой бутылочкой из-под таблеток и поплелась из маминой ванной, останавливаясь, когда моё колено ударилось об закрашенное оконное стекло, сохшее между двумя стульями.
Она сидела на диване со стаканом холодного чая в одной руке и фотографией Айреса в другой. Методично пила. Её взгляд метался от моего пустого стакана на кофейном столике.
Её дикие рыжие волосы выбились из заколки.
— Я знаю.
Я покачнулась вбок, и весь мир накренился.
— Что ты наделала? — Она ещё раз глотнула чай. Всё во мне стало тяжелым, как сталь. — Что ты сделала со мной?
— Не волнуйся, Эхо. Скоро мы будем с Айресом. Ты сказала, что скучаешь и пойдёшь на всё, чтобы увидеть его вновь. Так вот, я тоже.
Комната перевернулась влево. Я пыталась держаться ровно и потянулась вправо, но, несмотря на все усилия, всё равно упала на пол.
Мой мир рухнул. Я открыла глаза и смотрела, как душ из красного и синего осыпается за мной на пол. Сквозь боль пробивалась одна мимолетная мысль… я любила это крашеное окно.
Кровь.
Кровь текла из вскрытых вен на моих руках. Она пропитала одежду и испачкала кожу. Сформировала лужу у моего локтя, и её небольшой ручеёк потёк в сторону мамы, лежащей рядом со мной.
— У меня кровь идёт!
Сильная рука схватила меня за плечо. В поле зрения появился Ной.
— Не идёт.
За ним вспыхнул белый свет и гудящие в такт моему сердцу звуки. Он говорил с непоколебимой решимостью:
— Сосредоточься, Эхо! Посмотри на свои руки! — Он поднял их вверх. О мою кожу терлись прозрачные трубки.
Я ожидала увидеть кровь, но её не было. Лишь белые шрамы.
— Ной? — я ахнула, пытаясь услышать его сквозь крики в голове.
— Я с тобой. Клянусь Богом, я с тобой, — сказал он. — Останься со мной, Эхо.
Я хотела. Я хотела остаться с ним, но вопли, крики и шум от разбивающегося стекла становились громче.
— Пусть это прекратится.
Он крепче схватил меня.
— Борись, Эхо! Ты должна бороться. Давай же, малышка. Ты в безопасности.
Ной качался и крутился перед моими глазами. Меня пронзила боль, и я снова закричала. Медсестра достала осколок из моей руки. Папа вытер слёзы с моих глаз и целовал в лоб.
Кровь пропитала его белую рубашку и испачкала лицо.
— Тише, милая, не плачь, теперь ты в безопасности. Ты в безопасности.
— Ты в безопасности, Эхо. — Ной погладил шрамы на моей руке.
— Она больше не сможет тебе навредить. — Папа поднял мою перевязанную руку, слёзы стекали по его лицу.
— Засыпай, — ворковала мама, лёжа на полу рядом со мной, лужа моей крови постепенно подкрадывалась к ней.
Папа поднял меня на руки и обнял, лежа на больничной койке.
— Я прогоню твои кошмары. Обещаю. Пожалуйста, засыпай. — И крики прекратились, а я часто задышала, глядя на тихую больничную палату.
Женщина в голубом халате закончила вливать что-то в капельницу и скромно улыбнулась мне, прежде чем уйти.
Мои веки отяжелели, но я продолжала бороться.
— Засыпай, малышка. — Голос Ноя был как бальзам на душу.
Я сглотнула и с трудом повернула голову на звук.
— Она накачала меня таблетками.
Он грустно улыбнулся и сжал мою руку.
— С возвращением.
Мои слова сливались воедино.
— Она подсыпала мне всё своё снотворное в чай, а я не знала.
Его губы прижались к моей ладони.
— Тебе нужно отдохнуть.
Мои глаза заблестели.
— Я хочу проснуться.
— Спи, Эхо. Я буду рядом и, клянусь, я никому не позволю снова тебе навредить.
54 — Ной
— Всё ещё здесь, Ной? — Миссис Колинз прошла в больничную палату Эхо. — Мистер Эмерсон сказал, это ты её привёз.
Я провёл рукой по волосам в попытке проснуться.
Эхо проспала всю ночь. Большую часть времени я наблюдал за ней, держал её за руку и иногда дремал на стуле.
— Да.
Светлые волосы женщины были убраны в хвостик. На ней были синие джинсы и футболка группы «Грейтфул дэд». Подтащив стул к другой части койки, она взяла Эхо за руку.