заинтересованы в возвращении иконы в СССР, но сначала необходимо завершить расследование946.
19 ноября Иоанн официально запросил разрешения взять с собой в США икону и другие церковные предметы, принадлежавшие приходу947. Для того чтобы такое разрешение выглядело достаточно обоснованным, Корменди попросил епископа привести дополнительные доказательства того, что эта икона является не тем образом Тихвинской Божией Матери, который искала советская сторона, а копией, происходящей из Латвии948. 23 ноября епископ сделал под запись заявление о том, что он был назначен епископом Рижским в 1943 году, что эта икона столько времени, насколько хватает его памяти, находилась в его ведении и что это – копия «Тихвинской Мадонны». Та прибыла в Псков во время войны, и вермахт в пропагандистских целях напечатал открытку с ней, на которой было написано: «Плескау. Икона Тихвинской Мадонны. Образ был спасен германскими вооруженными силами и вывезен в Плескау». Экземпляр этой открытки был у епископа. Сравнение иконы, изображенной на ней, с иконой из Херсбрюка позволило бы, по его словам, без труда убедиться в том, что они не идентичны. Подлинную икону, утверждал Иоанн, немцы вместе с другими церковными ценностями привезли в Литву, в «Сауляс» [вероятно, Шяуляй]; Иоанн сослался также на репродукцию настоящей «Тихвинской Мадонны» в номере журнала «Нива» за 1913 год, по которой можно было видеть, что «Богоматерь Тихвинская» и «Богоматерь Рижская» – две разные иконы. Кроме того, епископ заявил, что на богослужения приходили странные люди, которые, по его мнению, были агентами советских спецслужб949. Получив это сообщение, Мак-Джанкинс попросил Ричарда Говарда с учетом «международного интереса» перепроверить его и по возможности выяснить, как долго икона находилась в Риге950. В ответ он получил трехстраничный рапорт, в котором к рассказу епископа добавлялась одна деталь: этот список с иконы сделан неким монахом в Риге в начале XIX века, и она была подарена Иоанну при хиротонисании его епископом951.
Тем временем советская сторона узнала, что Иоанн планирует переселиться в Соединенные Штаты, и потребовала немедленного возвращения иконы. Такие требования были направлены ею американской администрации 1 и 24 декабря 1948 года, а также 26 января 1949 года с приложением дореволюционных описаний иконы и ее фотографии952. Получив их, Хокинс 27 января написал еще один меморандум для генерала Клея, в котором четко обозначил свое неоднозначное отношение к этому вопросу. Начал он с того, что на основании заявлений епископа, равносильных данным под присягой, икона должна остаться в его владении. Он твердо убежден, что это не та икона, которую искали представители СССР, а копия и что советское реституционное требование было отклонено справедливо. Если принять показания епископа как истинные, то нужно разрешить ему увезти икону с собой в США. Лично у Хокинса истинность этих показаний вызывала «большой скепсис»; однако, поскольку речь шла не о разыскиваемой иконе, а о копии, которая не представляла ценности и на которую не выдвигалось реституционных требований, он рекомендовал пойти по пути наименьшего сопротивления и больше не подвергать сомнению слова епископа953. Так и поступили. Чтобы выиграть время, Мак-Джанкинс написал Зорину письмо, в котором пообещал продолжить расследование, а между тем велась подготовка к выезду епископа в Америку954. Заявления Иоанна и внутренняя корреспонденция Американской военной администрации в Германии оставляют поле для сомнений насчет того, шел ли спор в 1948–1949 годах действительно о копии или же о подлинной иконе, украденной солдатами вермахта в 1941 году в Тихвине, а затем привезенной в Псков и в Ригу. Дело выяснилось лишь через шестьдесят лет: после распада СССР, в 2004 году, стараниями приемного сына епископа Иоанна подлинная чудотворная икона вернулась из Чикаго, где она пребывала все эти годы, в родной Тихвин955.
7. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Сначала количество реституированных предметов кажется неожиданно большим, но при ближайшем рассмотрении становится ясно, что многие из них были не очень ценными. А главное – они зачастую оказывались в плохом состоянии. В общем и целом при знакомстве с источниками складывается впечатление, что из вещей, которые были целенаправленно, в виде полных коллекций, изъяты и вывезены германской армейской службой охраны произведений искусства или Оперативным штабом рейхсляйтера Розенберга, сравнительно много было возвращено. Благодаря подробной картотеке Василия Пономарева можно доказать, что большинство «изъятых и сохраненных» икон вернулись в Псков и Новгород, равно как и значительная часть псковского собрания живописи. Однако точный подсчет утрат для этих двух городов невозможен, так как неизвестен общий размер коллекций в довоенное время. Поэтому их потери можно оценить лишь приблизительно. В случае же с царскими дворцами мы можем назвать точные цифры, поскольку по ним имеются инвентарные книги, составленные непосредственно перед войной, а также эвакуационные списки. Можно говорить о трех категориях экспонатов (соотношение их в каждом из дворцов разное): 20–30 процентов коллекций были эвакуированы в советский тыл и потом, за редкими исключениями, возвращены; около 10 процентов возвращены из Германии в ходе реституции после 1945 года; 60–80 процентов приходится рассматривать как военные потери: эти вещи уничтожены или пропали.
Не все реституированные предметы возвратились в те коллекции, откуда их похитили. Иногда при обратной перевозке их доставляли не в тот музей, и они оставались там; иногда их отправляли на реставрацию, а после нее не возвращали; иногда музеи обменивались предметами друг с другом или части коллекций не возвращали в тот музей, из которого они происходили, потому что он был слишком сильно разрушен или потому что никто не позаботился об их возвращении. Вопросы внутрироссийской реституции сложны и заслуживают отдельного изучения. Следует, однако, отметить, что сотрудницы российских музеев во многих случаях хорошо знают, какие из «их» предметов попали в другие места, и поэтому такие предметы, как правило, не фигурируют в каталогах утрат956. Кроме того, иногда трудно что-то с уверенностью утверждать о реституированных культурных ценностях, поскольку, несмотря на то что бóльшая часть документов СВАГ была в последние годы микрофильмирована и стала доступной для исследователей, те документы, которые непосредственно свидетельствуют о вывозе произведений искусства из Германии – в особенности транспортные описи и адреса получателей грузов в СССР, – по-прежнему не рассекречены957. Поэтому в источниковой базе исследования оказываются лишь фрагментарные сведения о том, что из похищенного было найдено.
Еще более затруднен доступ к документам трофейных бригад, которые непосредственно подчинялись Красной армии: они находятся в архиве Министерства обороны Российской Федерации и в значительной мере не каталогизированы. На сегодняшний день тема «трофейных бригад» слабо изучена, и приведенный здесь