котором она до того сидела дома. Плащ она вернула Астору. Ижени вошла и застала холл вовсе не темным, как это бывало ночью. Туда проникал свет из распахнутой двери гостиной. Услышав стук входной двери из гостиной вышел Реджис. Взглянул на нее так, точно ее приход его ничуть не удивил, лишь жилка на его виске пульсировала от напряжения. Ижени прошла по коридору и преспокойно остановилась рядом с мужем. Тоже взглянула на него. «Ну давай, спроси. Попробуй» – дерзко говорили ее глаза. В этот момент ей показалось, что она произнесла это вслух, потому как Реджис словно прочитал ее мысли.
– Куда ходила так поздно? – все-таки спросил он.
Теперь ей казалось, как будто он все и так знает и мог даже ничего не спрашивать.
– Гуляла. – ответила она. – Дышала воздухом.
– Понятно. Тебе лучше?
– Намного.
Она прошла мимо и поднялась по ступенькам на второй этаж. Им бы обсудить еще кое-что. Но лучше это сделать утром на свежую голову, чем сейчас глубокой ночью перед сном. Утром Ижени спустилась к завтраку, и со стороны все выглядело так, будто в этом доме не произошло ничего необычного. Здесь все идет своим чередом, как и последние пару лет. Только Авелин теперь не было рядом с госпожой. Ижени ее вовсе не видела. Она пряталась в кухне, если та была внизу. А графине прислуживала другая девушка. Реджис пил кофе и читал газету. Ну точно ничего необычного. Ижени ничего не пила, хотя рядом с ней стояла ее чашка. И ничего не ела из блюд на столе. Какое-то время они молчали. Потом Реджис перелистнул страницу, взглянул в ее сторону, заметил, что она сидит неподвижно и смотрит на него. Кажется, в этот момент он снова прочитал ее мысли.
– Можете есть спокойно. – бросил граф. – Никто ничего лишнего не подсыпал.
Ижени почему-то казалось, что он не станет врать ей. Хотя в сущности у нее не было причин верить ему после всего, что произошло. Но она поверила, намеревалась позавтракать позже. И к еде не притронулась.
– Решили уморить себя голодом. – заметил Реджис. – Напрасно. Скоро я уеду, сможете жить, как захотите. Раз уж у нас сложилась столь неприятная ситуация.
Графиня де Баккард посчитала момент самым подходящим для этого разговора и откладывать его более не собиралась.
– Не хотите объясниться? – спросила она.
Реджис тоже признал, что время пришло. Во всяком случае, скрывать смысла нет. Он все равно хотел рассказать.
– Это была случайность. – начал он. – Я не намерен был вредить Вам. Но появление ребенка не входило в мои планы. Поэтому Авелин и носила Вам отвар время от времени. Не вините ее, она лишь выполняла приказ.
– Отчего же Вы так не хотели ребенка?
– Вы здесь не при чем. Все дело в моей службе королю. Ваш отец, вероятно, предатель короны. Я не мог позволить себе, чтобы у моих детей была такая родня. Нас ничего не должно было связывать.
– Тогда зачем женились на мне?
Ижени показалось, что этим вопросом она замкнула круг, который начала еще два года назад в Манже, когда размышляла об этом во время свадьбы и когда спросила у него напрямую, а он ушел ответа. Если и сейчас он не ответит, то круг можно считать и впрямь намертво замкнутым.
– Это было необходимо в рамках моей должности для обеспечения безопасности короля. – прозвучал ответ.
– Понятно. – кратко ответила Ижени. Теперь она достаточно хорошо владела сведениями, чтобы понимать, что происходит. Ее муж – офицер тайной полиции, ее отец – слуга принца, хоть и не показывает этого в открытую. Женитьба на ней была лучшим способом подобраться поближе к Кавелье. А ее отец, по всей вероятности, отправил ее замуж, чтобы она доносила ему последние сплетни из тайной полиции и таскала бумаги. Кажется, все трое проиграли в этой партии – граф де Баккард был весьма осторожен, но не смог подловить отца на измене. Барон де Фоссе ничем не выдал себя и ничего не узнал о делах тайной полиции. Ижени Кавелье не получила любви, счастья, и потеряла ребенка, которого ждала. Какой же слепой она была, когда в упор не видела того, что происходит. Она ведь лишь недавно заподозрила неладное. Недавно поняла, что отец служит принцу, недавно заметила, что муж следит за ней. Какое преступное упущение с ее стороны – влюбиться так сильно, чтобы не замечать ничего вокруг.
– Как долго Вы врали мне. – заметила Ижени, вспоминая свое счастливое неведение.
– Я никогда Вам не врал. – возразил Реджис.
– Верно. Вы просто молчали. Всегда. Что ж. Спасибо за откровенность.
Она встала, собираясь уйти. И напоследок произнесла несколько слов самым повелительным своим тоном. Хотя бы на это она точно имеет право.
– Вы никуда не уедете из этого дома. Вы погубили мою жизнь. Не позволю разрушить и мою репутацию. Никто и никогда не должен знать о наших разногласиях, будь здесь хоть пожар чума или война. Хотите расстаться – добивайтесь позволения короля. До тех пор, молчите обо всем. Вы это хорошо умеете.
– Мне все равно где жить. – с равнодушием заметил Реджис. – Если мы не будем видеться.
– Это единственное, чего я прошу. – поддержала его Ижени. – Оставить меня одну и позволить поразмышлять над тем, как я заслужила подобное наказание от богов.
– Вы получили то, что заслужили. Я бы даже сказал это минимальная расплата за все что Вы успели наворотить за последнее время. А вот за что был наказан я, понять не могу.
– Наверное, за преданность. – подсказала Ижени. – Расплата за преданность обычно страшнее чем за предательство.
Они замерли, глядя в глаза друг другу и не зная теперь, на чем закончить их разговор. Обычное учтивое «Доброго дня» никак не клеилось сюда.
– А Вы все-таки поешьте, графиня. Пожалейте себя.
– Мне себя не жаль. – ответила Ижени. – Жаль только нашего ребенка.
– Мне тоже жаль его.
Сердце ее дрогнуло при этих его словах. Нет, только не сейчас. Она развернулась и вышла из столовой. Поднялась к себе и заперла дверь. Не кричать не плакать не хотелось. Только полежать и подумать немного. Впереди предстояло большое дело – придумать, чего теперь она хочет от жизни, если все прежние цели рухнули и осуществить их было невозможно. Ижени должна была признать, что теперь она ничего не хочет. И готова вечность провести в этой комнате. Только бы не чувствовать этой тупой ноющей боли. Чтобы как-то смягчить ее, Ижени встала с постели, подошла к резной деревянной полке на стене, где стояли ее любимые вещицы. Там она открыла