Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько минут спустя Петр и Мария уже бежали к заводу. Окна домов осветились одно за другим. Всех разбудил грохот пушек.
— Русские, должно быть, а может быть…
— Пушки!
— Где стреляют?
— Русские?..
Дул резкий северный ветер. Он нес с собой копоть из-за Карпат — копоть горящих деревень.
— Что случилось?
Волостной судья совещался с Петром. Даже не совещался, а просил инструкций. Петр хотел говорить с Мункачем по телефону, но телефон не действовал. Мария взялась съездить в Мункач. Судья предоставил ей свой собственный шарабан. Петр приказал дать пожарный сигнал. Народ со всех сторон стал сбегаться к заводу. Полену разбудили по телефону.
— Приходите в Свальяву!
Светало.
Около четырех часов к Петру прискакал верховой. Лошадь была вся в мыле. Верховой оказался сыном старосты из Верецке. Он привез сообщение от Лакаты — из-за границы, из Лавочне.
— Что новенького, Федор?
— Революция! В Лавочне наши разоружили жандармерию. Лаката велел передать, что все идет как надо. Посылайте подкрепление, завтра идем на Львов.
Петр несколько минут раздумывал.
Тесной стеной обступили его люди. Все застыли в неподвижности, затаив дыхание.
— Слезай, Федор, — медленно сказал Петр. — Получишь свежую лошадь. Сколько в Верецке винтовок?
— Тогда, когда вы приезжали туда, мы насчитывали шестьдесят семь винтовок и семнадцать револьверов, но патронов на все винтовки не хватит.
— Пятьдесят человек тотчас выступают в Лавочне. Ты поведешь их. Явишься к Лакате. Сегодня же извести меня о положении. Отправляйтесь не медля. Или, может быть, хочешь отдохнуть?
— Отправимся сейчас же.
— Приведите сюда верховую кобылу бывшего директора, — приказал Петр.
Человек двадцать кинулись за лошадью.
Через десять минут Федор уже сидел в седле. Обутыми в лапти ногами ударил под брюхо кобылу «бывшего» директора. Петру отдал честь по-военному.
Во дворе завода собралось свыше тысячи рабочих: украинцы, венгерцы, евреи. Уже подходит первый поезд из Полены, он везет около тысячи человек. Издали слышно их пение, У Петра кружится голова. В течение нескольких секунд перед ним промелькнула вся его жизнь: мастерские — январская большая забастовка — русская граница — улицы Будапешта — Уйпешт — румынский фронт…
Он быстро овладел собой.
— Слушайте, товарищи, — заговорил он глухим голосом. — Революция началась, вернее — она докатилась до нас. Теперь нужно действовать — хладнокровно, умно и смело. Первая наша задача — вооружиться. На железнодорожной станции стоят два поезда с оружием. Аргелян, отбери человек десять. Эти составы должны быть немедленно передвинуты во двор завода. Паровоз возьмете первый попавшийся. Ты, Розенталь, с десятком других ребят займешь станцию, без моего разрешения никому не давай говорить по телефону. Отправляйся! Привести сюда всех директорских лошадей — это твое дело, Олекса. В Пемете и в Мункач пошлем по верховому. Ты, Кондереш, поставишь ко всем заводским воротам охрану, по четыре вооруженных. Ты отвечаешь за то, чтобы никто из чужих не ступил на территорию завода. Членов дирекции считать чужими. Понял? Мандель, ты едешь в Мункач. Разыщешь Мондана, он сведет тебя к товарищу, который ожидает там сообщений.
Несколько минут Петр молчал, раздумывая, все ли в порядке. Кажется, ничего не забыл из того, что было предписано военным специалистом.
Через полчаса два поезда с военными припасами стояли во дворе завода, но толк от добычи был невелик. Один поезд был нагружен снарядами для тяжелой артиллерии, в другом оказались седла, сапоги, сбруя и прочая амуниция. Винтовок не было.
Рабочие, взбешенные неудачей, топтали сапоги из мягкой желтой кожи, словно желая выместить на них свою злобу. Женщины охапками тащили обувь домой.
— У кого есть дома оружие, сейчас же принести сюда, — распорядился Петр. — Остальные возьмут топоры. Вооруженных разбить на взводы, по сорок человек на взвод. Командиров взводов назначу я. Олекса, Клейн, Мухок, выстройте взводы.
Из-под соломенных тюфяков опять появились на свет старые обрезы, со времен Бела Куна поджидавшие там нынешнего дня.
— Ума не приложу, — сказал старый Бочкай. — Ветер дует с севера, с Верецке, а пушки слышны с юга, со стороны Мункача!..
Часов в десять прискакал из Лавочне вестовой, тоже верецкинский парень. Он поговорил с Петром наедине.
— Рожош и несколько украинских господ тоже в Лавочне. Во что бы то ни стало хотят впутаться в дело.
— Немедленно задержать их!
— Но ведь они помогают нам… Говорят за нас, говорят по-украински…
— Арестовать их и, если не заткнут глотки, расстрелять! Понял? Передай Лакате мой приказ: если хоть пикнут, тотчас же расстрелять их.
Парень пожал плечами.
— Передам…
— Из Свальявы пошлю вам двадцать вооруженных.
Петр отобрал двадцать человек — шестнадцать дровосеков и четырех заводских рабочих. Пока он размещал их на двух телегах, прибыл Секереш. Он был бледен, но удивительно спокоен. Отдал честь по-военному, не здороваясь ни с кем за руку. К рабочим обратился с краткой прощальной речью.
— Укажите дорогу русским братьям!
Телеги тронулись.
Секереш, Петр, Бочкай и несколько рабочих из Свальявы и Полены совещались в директорском кабинете.
— С территории севернее Мункача чехи вывели все войска и всю жандармерию. Сегодня ночью под Мункачем происходили артиллерийские маневры. Чехи, видимо, боятся, как бы венгерцы не послали полякам подмогу через Берегсас — Мункач. Более выгодного положения и желать нельзя. Мы организуемся в пограничной с Польшей области, а затем, когда русские дойдут до Верецке, начнем наступать на Венгрию.
— Надо бы послать помощь в Лавочне. Основательную помощь! Ворваться в Галицию…
— Полякам это было бы только на руку. Венгерцы имели бы тогда предлог вторгнуться в Русинско. А так, используя венгерско-чешские и чешско-польские противоречия, мы без помехи вооружимся.
— А если лавочненцев побьют?
— Лавочне — только эпизод. Мы будем разрушать тыл поляков и тем ускорим победу стоящих в Галиции красных войск. Когда же русские дойдут до нас, — а ждать этого не долго, — тогда нашему отряду предстоит огромная историческая задача. Мы начнем наступление на Венгрию и Трансильванию. Таково распоряжение Центрального комитета венгерской компартии и то же советует нам наш военный спец, — заранее предупредил Секереш всякое возражение. — Ты, Петр, останешься здесь, в Свальяве. Волоц и Верецке тоже будут в твоем ведении. Гольд будет в Ужгороде, с ним останется Мария. Я работаю в Берегсасе, Гонда в Мункаче, Мондан перешел в Пемете. Как бы только Готтесман не натворил каких-нибудь глупостей! В военных вопросах тебе помогут Ничай и еще один товарищ.
Петра словно обухом по голове ударили.
— Но это же безумие! Мы упускаем лучший случай!
— Ты видишь только Свальяву. Но Свальява — это еще не вся Средняя Европа!
— Нет, не могу я здесь оставаться, когда…
— Неужели в эту решительную минуту как раз ты, Петр, нарушишь порядок и дисциплину? Тебе важнее то, что ты лично будешь делать, чем интересы дела? Честное слово…
— Останемся здесь, товарищ Ковач, останемся, — сказал старик Бочкай.
Услыхав, что Рожош находится в Лавочне, Секереш пришел в негодование.
— Арестовать его! Убить, как бешеную собаку!
— Я уже послал приказ Лакате.
— Пошли еще раз. Передай, что это необходимо.
Когда Ничай со своим товарищем прибыли в Свальяву, Секереш распрощался.
— Не забудь, Петр, — говорил он ему с телеги, — не забудь, что когда мы отправимся на юг, мы будем впереди всех. Мы первыми войдем в Будапешт. Выше голову, Петр! До свиданья! Не печалься: верь мне, русские не нуждаются в нашей помощи. Русские!.. Ну, до свиданья!
Когда Мондан приехал в Пемете, Варга расшевелил уже всю округу.
Вооруженная охрана, пароли, пропуска.
Отряд в тридцать человек стоял, готовый к походу. Место назначения — Лавочне. Все вооружение составляли длинные жерди.
— Без оружия? — удивился Мондан.
Варга шепнул ему что-то на ухо. Мондан весело рассмеялся. Варга с довольным видом похлопал себя ладонью по лбу:
— Есть еще голова на плечах!
Уходящему отряду он произнес горячее напутственное слово:
— Товарищи! Пролетариат всех стран смотрит на вас. Угнетенные народы Азии, томящиеся в венгерских тюрьмах коммунисты — все ждут, чтобы вы принесли им освобождение!
Отряд построился по четыре в ряд.
Впереди, с большим красным флагом, шагал одноглазый Юрко.
— За мировую революцию — вперед!
Звездная ночь. В небе ни облачка.
На свальяво-волоцкой дороге от обутых в лапти ног пыль поднялась столбом.
— Живей, ребята!