Читать интересную книгу Последняя империя. Падение Советского Союза - Сергей Плохий

Неустойчивый этнический баланс Казахской ССР сложился в результате межнациональных опытов, которые руководители советской империи ставили над подданными, а также проводимой экономической политики. В начале 30-х годов состав населения республики разительно изменился из-за кампании насильственной коллективизации и сопровождавших ее экономических потрясений. Более миллиона казахов – четвертая часть всего народа – умерло от голода в 1930–1933 годах. В 50-х годах в Казахстан приехали сотни тысяч людей из РСФСР и других республик, поскольку настало время новой сельскохозяйственной кампании, задуманной Хрущевым – освоения целинных земель. Одним из главных полководцев той кампании стал Брежнев, восходящая звезда советского режима. Цель состояла в превращении степей севера Казахстана в пахотные земли, что должно было избавить СССР от хронической нехватки продовольствия. Накормить одну шестую часть суши досыта так и не вышло, зато среди жителей Казахской ССР значительно увеличилась доля славян11.

Вступив на пост президента в апреле 1990 года, Назарбаев оказался между молотом и наковальней. С одной стороны, казахи требовали для себя все больше прав, среди них росли “националистические” настроения. С другой стороны, русские и украинцы, преобладавшие в северных областях Казахстана, все чаще задумывались о выходе из состава республики. Назарбаев, добиваясь расширения полномочий органов законодательной власти и большей хозяйственной самостоятельности, не поддерживал открыто ни национализм казахов, ни сепаратизм восточных славян. Он маневрировал между двумя лагерями, усиливал позиции алма-атинской элиты и превращался в политического тяжеловеса и на общесоюзном уровне. Его стали по-настоящему уважать Ельцин и Горбачев, Кравчук и Шушкевич. Слово Назарбаева немало значило и для руководства среднеазиатских республик. Провал переговоров по новому Союзному договору и учреждение СНГ стали очередным испытанием его таланта маневрировать, внешне сохраняя при этом непоколебимость.

Президент не мог рисковать, провозглашая независимость Казахстана против воли славянского большинства, однако смириться с перспективой вхождения в СНГ в той форме, какую оно принимало в первые дни после событий в Беловежской пуще, ему было не с руки. Включить шесть с половиной миллионов казахов в межгосударственное объединение с двумястами миллионами русских, украинцев и белорусов? Едва ли. Назарбаеву нетрудно было предвидеть последствия, которые грозили бы в таком случае позициям казахской политической элиты, не говоря уже о культуре и национальной идентичности. Еще опаснее казались те взгляды на Казахстан, что исповедовал Александр Солженицын, духовный патрон “восточнославянского союза” – а ведь многие полагали, что в Вискулях образовали именно такой союз. Солженицын проповедовал “воссоединение” Северного Казахстана с Россией. Назарбаев позднее уверял, что появись он в Белоруссии 8 декабря, соглашение в первоначальной редакции он не подписал бы12.

Президент отказывался составить компанию в СНГ одним лидерам восточнославянских стран, но не прочь был пойти на это вместе с первыми лицами стран среднеазиатских, с преобладанием традиционно мусульманского населения. Двенадцатого декабря он вылетел в Ашхабад, столицу соседней Туркмении, на совещание пяти глав государств (также Узбекистана, Таджикистана и Киргизии). Принимал гостей президент Сапармурат Ниязов, а на повестке дня стоял вопрос о реакции Средней Азии и Казахстана на образование восточнославянского Содружества. Ниязов предлагал создать некую среднеазиатскую конфедерацию в противовес той, которую Ельцин, Кравчук и Шушкевич провозгласили в Вискулях. Назарбаев высказался против этой идеи – и не оказался в одиночестве. Он настойчиво призывал азиатские республики вступать в СНГ.

“Мы собрались у Ниязова в Ашхабаде, – позднее рассказывал в интервью Назарбаев, – до трех часов утра обсуждали ситуацию: то ли мы не признаем упразднения Союза, а Горбачева признаем президентом – но какой Союз без России? То ли создаем среднеазиатскую конфедерацию – это Ниязов предложил, но экономика-то у нас общая, армия единая, рубль один и тот же [с Россией], 1150 боеголовок в Казахстане… Как же можно вставать в конфронтацию с Россией?” Идея “туркестанской” конфедерации, понятно, нравилась Ниязову: его вотчина изобиловала природным газом, а население насчитывало всего 3,5 миллиона человек, подавляющее большинство – туркмены. Назарбаев понимал, что перспектива полного отделения от России и других восточнославянских стран могла обострить противоречия между казахами и неказахами, которые и так уже его беспокоили, и довести до того, что Казахстан в общепризнанных границах перестал бы существовать. Все более реальным казался предсказанный Солженицыным распад республики13.

Исход дискуссии, разгоревшейся в Ашхабаде поздней ночью, немало зависел от президента Узбекистана, пятидесятитрехлетнего Ислама Каримова. Узбекистан в СССР был самой густонаселенной среднеазиатской республикой – там жило около 20 миллионов человек (третье место после России и Украины). Число представителей титульного этноса превышало 14 миллионов. Таким образом, мало кто мог составить узбекам конкуренцию – из этнических меньшинств русские, занимавшие второе место в республике, насчитывали всего 1,65 миллиона. Узбекские политические круги не боялись славян у себя дома, однако их отношения с центром в последние годы существования Советского Союза назвать теплыми было невозможно. Кремль ни разу не посмел назначить первым секретарем ЦК местной компартии, то есть, правителем неславянской Узбекской ССР, этнического русского – как в Казахстане, – но поощряемая Москвой борьба с коррупцией озлобила верхушку республики, тем более что, по ряду причин, Узбекистан стал главной сценой этой антикоррупционной кампании14.

Масштабное следствие по “хлопковому делу”, которое довольно скоро окрестили “узбекским”, началось еще при Андропове. Горбачев, заняв высший пост, не уставал подгонять правоохранительные органы, требуя обеспечить успех на этом направлении. Факты, ставшие достоянием гласности благодаря работе присланных из Москвы следователей, потрясли советских граждан. Первого секретаря ЦК Компартии Узбекской ССР обвинили в том, что он брал взятки от четырнадцати человек, на общую сумму в 1,2 миллиона рублей. Взятки, как утверждали следователи, давали порой даже в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца во время заседаний Верховного Совета СССР. Схему, в рамках которой в Узбекистане из рук в руки противозаконно перешли миллионы долларов, покрывал Шараф Рашидов, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, фактически глава Узбекской ССР в 1959–1983 годах.

В середине 70-х годов Москва бомбардировала руководство Узбекистана требованиями увеличить производство хлопка – главного экспортного продукта республики. В один прекрасный день Рашидов, которому вскружил голову рекордный урожай, дал Брежневу обязательство ежегодно выдавать шесть миллионов тонн хлопка. Действительный же потенциал Узбекистана составлял три-четыре миллиона. Неосторожной похвальбой Рашидов поставил под угрозу не только собственную карьеру, но и будущее своего окружения. Осознав это, первый секретарь велел засеять хлопком каждый пригодный для этого клочок земли и превратил все население республики, включая школьников и студентов, в полукрепостных, вынудив их трудиться на полях и лишив возможности нормально учиться и работать. Тем не менее его ухищрения желаемого результата не дали – собрать шесть миллионов тонн не удалось ни разу15.

Метрополия стремилась выжать из Узбекистана “белое золото”. Хлопчатник выращивали под солнцем Средней Азии, главные же текстильные мощности располагались в РСФСР. Экономика Узбекской ССР несла убытки из-за того, что республика вывозила сырье и ввозила готовые ткани. Однако в Ташкенте нащупали колониальный выход из имперского тупика – положение могла спасти коррупция. Если недостающие два-три миллиона тонн невозможно было произвести, догадались лидеры Узбекистана, их можно было попросту приписать к официальной статистике.

Действие этой схемы обеспечивали десятки тысяч человек, занимавших посты от весьма скромных, в колхозах, до самых высоких – в республиканском правительстве и ЦК. Деньги, полученные из центра за якобы поставленный хлопок, распределяли в Узбекистане в виде взяток. Миллионы рублей уходили также в Россию, директорам текстильных фабрик, государственным и партийным чиновникам, за то, что те закрывали глаза на происходившее и подтверждали доставку хлопка, который поступал только на бумаге. Узбекистан превратился в рассадник организованной преступности, стал первой советской республикой, где количество рублевых миллионеров перевалило за сотню. Андропов, а впоследствии и Горбачев, дали добро на аресты лиц, вовлеченных в эту коррупционную схему. Под следствие попали тысячи людей – но в глазах многих узбеков крестовый поход против взяток и приписок предстал карательной экспедицией против их родины. Сторонники Рашидова и его подручных утверждали, что вина тех заключается лишь в одном: они старались любой ценой исполнить желания московского начальства.