— Разрешите доложить, товарищ Сталин? — протянул в ответ Берия.
— Нет, Лаврентий, мы послушаем тебя дома, в Москве. До свидания!
Разгневанный Берия вызвал к себе начальника разведки Фитина и набросился на него:
— Только что звонил из Берлина товарищ Сталин и сообщил, что испытания атомной бомбы прошли не десятого июля, как сообщил вам Антон (Квасников), а два дня назад. Он же липует у вас! Это ты как расцениваешь?
Фитин пытался оправдаться, защищал Квасникова, уверяя, что тот никогда не липует. Ему с трудом удалось смягчить гнев Берии, и тот, успокоившись, приказал немедленно добыть информацию о результатах испытаний.
* * *
Менее чем через месяц после испытания атомной бомбы весь мир потрясло известие о ее боевом применении. Шестого августа 1945 года, в 8 ч. 15 м., по приказу американского президента Трумэна первая атомная бомба под издевательским названием «малыш» была сброшена с самолета, носившего в честь матери пилота имя «Энола Гей», на японский город Хиросима. В пламени взрыва 100 тысяч человек погибли, около 15 тысяч вообще исчезли с лица земли («пропали без вести»), более 37 тысяч человек было тяжело ранено, 235 тысяч получили травмы от светового излучения и проникающей радиации. Через три дня вторая атомная бомба была сброшена на Нагасаки, где тоже погибли сотни тысяч мирных жителей. За несколько секунд! Что там Сталин с его лагерями!
Два слова от автора. В это время наш артполк стоял в горах Тюрингии. Мы находились еще в состоянии эйфории от нашей недавней великой Победы, и эти взрывы не произвели на нас большого впечатления, точнее сказать, никакого. Мы уже взяли разрушенный до основания Берлин и повидали лежащий в развалинах Дрезден. Примечательно, что всего два месяца спустя, в ноябре 1945 года, на сборах командиров взводов инженер-капитан из штаба дивизии подробно рассказывал нам об устройстве и действии атомной бомбы и рисовал мелом на доске ее схему!
Что касается реакции московского руководства, то оно было близко к состоянию паники. Только после Хиросимы и Нагасаки Сталин осознал масштабы и значение случившегося. Для него, как и для Берии и Молотова, атомная бомба до этого события была абстракцией. Только теперь он понял, что сброшенные на Японию бомбы в действительности предназначены быть уроком и напоминанием для нас о том, кто действительно является хозяином в этом мире. Надо было спешить.
10 августа 1945 года Сталин вызвал к себе Курчатова. Тот нарисовал поистине безрадостную картину положения дел:
— Дело двигается очень медленно. В Лаборатории работает всего 100 человек, вместе с техниками, рабочими и водителями (мы помним, что только в Лос-Аламосе трудились 45 тысяч человек. — И. Д.), При таком небольшом коллективе решать важные и многообразные задачи трудно и сложно. Пока мы ведем только лабораторные эксперименты. Промышленной базы в нашей стране нет. Мы сейчас имеем подробные чертежи конструкции атомной бомбы. Мы знаем, как и чем ее начинить. В конце концов, мы можем ее и скопировать, чтобы сократить материальные затраты и сроки ее изготовления… Но речь идет о скорейшей ликвидации американской монополии… Надо в кратчайшие сроки создавать новую отрасль промышленности, которая производила бы все необходимое для технологии изготовления атомной бомбы…, нужны геологические изыскания урановых месторождений…, необходимо уже сейчас разворачивать строительство различных экспериментальных заводов…
Сталин внимательно слушал Курчатова, соглашался с ним, но подспудная мысль не отпускала его: «А ведь нужно еще восстановить 1700 разрушенных городов и десятки тысяч сел, возродить промышленность и энергетику (30 тысяч заводов, фабрик, электростанций), сельское хозяйство, скромно, но кормить людей — пора отменять карточную систему, держать в боевой готовности армию, помогать молодым странам народной демократии, возвращать долги по ленд-лизу… И все надо, надо, надо…»
По просьбе Сталина, Курчатов подробно описал атомную бомбу и принцип ее действия, объяснил некоторые непонятные термины.
— Хорошо, товарищ Курчатов. Дайте нам поскорее атомную бомбу. Через неделю мы пригласим вас и обсудим важный вопрос о том, как быстрее заставить работать отечественную промышленность в нужном для вас направлении, что необходимо сделать в первую очередь. Кстати, как вам помогает наша разведка?
— Товарищ Сталин, — отвечал Курчатов, — вне всякого сомнения, роль разведки чрезвычайно велика. Я постоянно получаю большой объем информации от товарища Фитина, и ни разу она не оказалась сомнительной или негодной. По ее содержанию могу утвердительно сказать, что наши разведчики проникли в самый секретный центр «Проекта Манхэттен», в Лос-Аламосскую лабораторию…
18 августа 1945 года у Сталина состоялось совещание с участием Берии, Завенягина, наркома боеприпасов Ванникова и руководителя Лаборатории № 2 Курчатова. Результатом его стало создание Специального комитета, в который, кроме его председателя Берии, вошли Маленков, Вознесенский, Завенягин, зампред Совнаркома Первухин. Иоффе, Капица, Курчатов и секретарь Спецкомитета Махнев.
Кроме того, был создан Ученый Совет по атомной энергии. По рекомендации Сталина, в него избрали Ванникова (председатель), Завенягина, академиков Алиханова, Иоффе, Капицу, Кикоина, Курчатова, Харитона и секретаря Махнева.
Раскрутку бюрократической машины уже было трудно остановить. Потому создали еще и 1-е Главное управление при СНК, впоследствии преобразованное в Минсредмаш СССР, которое возглавил Ванников, а его заместителем стал Завенягин.
20 августа 1945 года Сталин подписал Постановление ГОКО за № 9887-сс/оп «О специальном комитете при ГОКО», в котором, в числе других пунктов, имелись следующие:
…Возложить на Специальный комитет при ГОКО:
— руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана;
— развитие научно-исследовательских работ в этой области;
— широкое развертывание геологических разведок и создание сырьевой базы СССР по добыче урана, а также использование урановых месторождений за пределами СССР (в Болгарии, Чехословакии и др. странах);
— организацию промышленности по переработке урана, производству специального оборудования и материалов, связанных с использованием внутриатомной энергии;
— строительство атомно-энергетических установок и разработку и производство атомной бомбы,
—…Поручить тов. Берии принять меры к организации закордонной разведывательной работы по получению более полной технической и экономической информации об урановой промышленности и атомных бомбах, возложив на него руководство всей разведывательной работой в этой области, производимой органами разведки (НКГБ, РУ КА и др.).
Председатель Государственного Комитета Обороны
И. Сталин.
Этот день можно назвать днем рождения нового индустриального этапа создания советской атомной бомбы. Курчатов и его коллектив стали получать неограниченную поддержку ЦК и СНК СССР и любых ведомств, в помощи которых они нуждались. Естественно, что первыми из них были внешняя и военная разведки.
* * *
Став председателем Спецкомитета, а к тому же, получив личное задание Сталина по активизации разведывательной работы по атомной проблематике, Берия ринулся в бой. Он понимал, что Сталин ему не простит провала и не пощадит, если бомба не будет создана или не взорвется.
Пользуясь своей властью, он стал собирать уцелевших от расправ репрессированных ученых, конструкторов и инженеров, создавать из них «шарашки», где они могли бы в благоприятных условиях работать над проблемой.
Бесплатную рабочую силу, в том числе для работы на урановых рудниках, поставлял ГУЛАГ.
Надо отдать должное Берии. Всеми правдами и неправдами он сумел сколотить отличные коллективы ученых и специалистов и берег их. Ни один из его подчиненных, работавших по атомной проблеме, не был арестован как «враг народа», хотя репрессии в стране, пусть в значительно меньших масштабах, чем в 1937— 1938 годах, продолжались.
Берия способствовал созданию в лабораториях спокойной, здоровой атмосферы, не поощрял явного наушничества (хотя, конечно, соответствующие органы фиксировали любые нежелательные проявления и высказывания). В трудные послевоенные годы разработчикам атомного оружия в первую очередь предоставляли квартиры, улучшенное питание и другие возможные блага.
Как рассказывали автору бывшие работники этих лабораторий и сотрудники разведок, они не жили в атмосфере постоянного страха, но все знали, что «ходят под Берией». И он не простит ни ошибок, ни, тем более, недобросовестности, не говоря уж о злонамеренности. Может быть, и этим можно объяснить, что все происходившее удалось сохранить в глубочайшей тайне, и американцы даже не подозревали о том, какая работа проводится в номерных лабораториях и на номерных заводах.