в присутствии своей мамы ещё раз беседовал с врачами. В общем-то, ничего необычного не происходило, в основном, Болат Имранович пояснял, в каком ракурсе будет вестись дальнейшее обследование.
– Ну, что я вам могу сказать: после общего обследования и собеседования с приезжими врачами, возможно, возникнет необходимость рентгенограммы головного мозга, так что нам нужно к этому заранее подготовиться, прошу учесть это обстоятельство.
– Болат Имранович, а для чего светить его мозг рентгеном? Ведь подтверждать диагноз не нужно, просто потому что нет никакого диагноза.
– Вновь Вы, Виктор Афанасьевич, дерзите, разве я сказал, что будем делать рентген, я сказал, что возможно будем… И потом, я надеюсь, что до этого не дойдёт.
Лидия Александровна, хоть и не врач, но как работник системы здравоохранения, прекрасно понимала, что такое рентгенограмма головного мозга. Это многократное фотографирование в рентгеновском аппарате черепа пациента в различных ракурсах и положениях. Безобидными процедурами это никак не назовёшь. Можно себе ещё представить, если у человека явный недуг и у него нет другого выбора, кроме как просвечивать мозг и искать возможность спасти его жизнь. А её сын здоров, так к чему подвергать его здоровье, такому большому риску. Мало ли как может сказаться на деятельности детского мозга, его многократное облучение. Это сильно насторожило её, но она сегодня решила не встревать в разговор, чтобы не задерживаться здесь ещё на несколько дней. Она решила, что с рентгеном они смогут разобраться и позднее, а пока лучше уехать отсюда и хоть немного передохнуть у себя дома.
Наутро они уже ехали к себе в посёлок на служебной «волге» заведующего отделением областной больницы. Лида, в основном от усталости, но и разного рода переживаний уснула на переднем сидении машины, а Шурка и Наташа, сидя на заднем сидении, почти всю дорогу до дома вели беседу. Даже и не беседа это была вовсе, потому что Наташа просто, молча, и слушала, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Шурке даже приятно было, что обычная девчонка, а так всё быстро схватывала и понимала. Он рассказал, как в облаках видел молнии, как плоские тарелки превращались в шары, как там было холодно и страшно. И когда он рассказал о последнем полёте на Фаэтон, Нина вдруг остановила его своим очередным вопросом:
– А ты долго всё это будешь помнить?
– Что значит помнить, что значит сколько… Буду помнить всегда, пока жив.
– Эх, растяпа. Помнить он будет, как же. Ну-ка, расскажи мне стих Пушкина – «У лукоморья»…
– Это тебе зачем? Скоро в школу, там тебе и почитают Пушкина с Лермонтовым.
– Это я тебе пример привела по поводу твоей вечной памяти. Как и со стихом, пройдёт полгода и всё позабываешь. И какого цвета твоя планета, и как она попала в беду или что там ещё с ней произошло. После и захочешь, а не вспомнишь. А твои знания таковы, что их нужно обязательно сохранить.
– И как мы с тобой будем их сохранять?
– А вот как…
С долей ехидства проговорила Наталья и тут же достала из своей небольшой сумочки плотную, с серыми виниловыми корочками, общую тетрадь.
– Вот тебе тетрадка, сделай из неё дневник и всё в него записывай. Помнишь, как в книжке – «Пятнадцатилетний капитан» всё писал в дневник, так и ты пиши.
– Ну, напишу, а что дальше?
– А «дальше», будет позже. Когда всё это тебе понадобится, тогда просто возьмёшь дневник и прочтёшь то, что будет нужно на тот момент.
– Конечно… Это у вас, у девчонок дневники, стишки, песенки. Это вам нужны странички с картинками, а я и так запомню.
– Вот балда. Щас как врежу, картинки у тебя на лбу будут.
– Чтобы всё, что ты видел сохранить в полном порядке, нужно обязательно записать дату, время, желательно погоду, а дальше что произошло, с кем произошло и чем всё закончилось. Ведь пойми всё равно подробно и точно никогда никто ещё не запоминал, а вот записи хранятся очень и очень долго. Я прочла книжку интересную – «Мастер и Маргарита», так вот там написано, что рукописи даже в огне не сгорают. Пиши, лётчик, иначе всё это станет бессмысленным.
– Ладно убедила, с завтрашнего дня начну писать этот твой дневник, так уж и быть. Только я пишу с ошибками, ничего?
– Во-первых, не мой, а твой дневник. Ошибки здесь не играют роли, главное факты, как в детективах. Пиши, потом ещё спасибо будешь говорить, что надоумила тебя, балбеса, делом заняться.
Наташа была настолько убедительна, что Шурка и сам проникся идеей – вести записи о всех событиях. С этого дня всё происходящее связанное с появлением луча и летающих шаров Шурка тщательно записывал. Его дневник стал ему и другом и помощником. Если делиться своими видениями с врачами и ему уже надоело, то записывать это в дневник было и надёжнее и приятнее. Записал, вроде как бы и поделился с понимающим человеком. Первым делом он, как смог, описал полёт в облаках. Стиль записей вполне соответствовал его возрасту, но сам факт увиденного и услышанного оказался прочно размещён промеж двух обложек обычной ученической общей тетради. Он описал и луч в скале и скорое выздоровление и полёт к Фаэтону, но не стал описывать врачей с их нудными расспросами. Ему просто показалось это совершенно не важным. А вот вести записи Шурке пришлось скрытно, поскольку ему жуть как не хотелось, что бы друзья причислили его к той плеяде, к которой в их кругу принадлежали чванливые девчонки, имевшие наклонности хранить свои сентиментальные записи. Ему это казалось слишком наивным и унизительным, но всё же обозначенные им цели, сохранения важнейших фактов, делали своё дело. Позднее Шурка так втянулся в это занятие, что по-другому свою жизнь и не мыслил. Однако не успел он закончить описывать первые события, случившиеся в процессе полёта на воздушном шаре, а его уже вновь посетил его лучик. В этот раз всё оказалось намного серьёзнее. Шурка сидел в саду под яблонями и, неспеша, восстанавливал в памяти всё, что с ним было тогда, когда он промокший и перепуганный замерзал под облаками. Он, немного задумавшись, смотрел вдаль, припоминая свои ощущения от грохота взрывающихся шаров, и в этот момент к нему стали возвращаться отдельные фрагменты произошедшего, причём с полными подробностями. Это было настолько явственно, что вернулись, отчасти, и те скверные ощущения, которые в тот момент его чуть не доконали. И тут посреди сада он снова увидел свою скалу, от скалы отходил луч, а с лучом он вновь отправился в путешествие. Шурка,