не мог говорить, но почти развалился на части, когда она сказала:
— Ты должен начать прощать себя, иначе как же ты будешь жить дальше?
— А ты?
Она слабо улыбнулась.
— Я тоже постараюсь. Я прокручиваю в голове воспоминания о каждом разе, когда видела ее. Их недостаточно. Мне следовало бы иметь больше, но я начинаю понимать, что это у меня украли. И...
Она глубоко вздохнула.
— И это не моя вина.
— Я чертовски горжусь тобой.
Она опустила глаза.
— Спасибо.
Глядя на меня сквозь длинные ресницы, она сказала:
— Я тоже горжусь тобой.
И, твою мать, я не ожидал удара, который нанес этот комплимент.
Фиби подошла к фотографии Зейна и Девина.
— Он похож на тебя и твоего брата, — улыбнулась она. — Больше даже на тебя.
— Да, — грубо ответил я, все еще не привыкший говорить о них. — Так говорили Дев и Тина. Мини-я.
— Интересно, как он сейчас выглядит, — задумчиво произнесла она и вернулась на кухню.
Я вышел на улицу и развел огонь в кострище. Сев в кресло, я поднял голову к небу. Глядя на звезды с жетонами Девина на шее, я задавался вопросами, какой была жизнь Зейна.
Интересно, любил ли он Клэр и Тома, как родителей? И много ли он помнит о своих маме и папе?.. А помнит ли он меня? Интересно, любит ли он байки, как всегда любили мы с его отцом?
Мой желудок сжался... Я подумал, ненавидит ли он Дева за то, что тот сделал? Я задавался вопросом, ненавидит ли он меня?
— AK?
На улицу вышла Фиби, неся что-то в руках. Ее лицо было ярким и возбужденным, когда она положила предмет на землю.
— Что это такое?
Я наклонился и увидел старый виниловый проигрыватель Дева.
— Он проигрывает музыку, — сказал я, вспомнив, как Стикс и Кай говорили, что сучки из культа ни хрена не смыслят в технологиях.
— Проигрывает музыку? — спросила она, и ее лицо озарилось, как огни на Рождество.
Я не мог не ухмыльнуться. Ее рука пробежала по проигрывателю, и она вздохнула.
— Когда мы отправлялись на вербовку, у нас всегда была одна цель. Соблазнить. Но у меня был секрет.
Моя бровь вопросительно поднялась.
— Я любила танцевать. — Она пожала плечами. — Братья, в конце концов, позволили мне это делать, так как, по их словам, это заставляло мужчин хотеть меня еще сильнее. Но я делала это не для них. Когда играла музыка, я теряла в ней все свои тревоги. Я теряла... себя. — Она рассмеялась и покачала головой. — Глупая женщина.
Я поднялся с кресла и вернулся в хижину, нашел удлинитель и подключил его к проигрывателю. Фиби с любопытством наблюдала, как я включил его, и он с треском ожил. Я передвинул иглу и не смог удержаться от смеха, когда из динамиков донеслась знакомая песня.
Фиби ахнула, когда музыка заполнила воздух вокруг нас.
— Что это?
Я сел обратно в кресло, потирая затылок.
— Боуи. «Герои».
Я сделал паузу.
— Любимая песня Дева. Он часто включал ее на повторе.
И я сделал тоже самое.
Фиби закрыла глаза и закачалась в такт. Белое платье с открытыми плечами развивалось вокруг ее ног. Ее длинные рыжие волосы струились свободными волнами, касаясь веснушчатой кожи, когда она двигалась.
Она улыбнулась. Полностью потерявшись в своем собственном мире, она подняла руки в воздух, и ее тело закачалось в такт. Ее бедра двигались в ритм песне... и я, бл*дь, не мог отвести взгляд.
Я откинулся на спинку, наблюдая, как она позволяла словам Боуи диктовать свои движения. И я увидел это, понял, почему она затягивала в свои сети одного мужчину за другим. Улыбка на ее губах была шире, когда она танцевала, ее бледная кожа казалась ярко-белой в свете костра. А потом она открыла глаза. Она открыла свои чертовски идеальные голубые глаза, и они посмотрели прямо на меня.
Она взялась за подол своего платья до колен и, покачивая материю в руках, подошла ко мне. Сучка танцевала для меня, и я знал, что это была она — настоящая. Никаких трюков, просто она чувствующая ритм и делающая то, что, черт возьми, хотела.
Самая горячая вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни.
Песня закончилась, а потом снова ожила. Она рассмеялась, когда поняла, что это повтор, полностью отдаваясь тому, что любила. Не думая ни о своей дочери, ни о лице Лилы. О Мейстере или том чертовом аду, откуда она пришла.
Ее взгляд остановился на моем, и она затанцевала в моем направлении. Она подняла ногу и оседлала мои колени. Ее руки обвились вокруг моей шеи, и она откинула голову назад, обнажив свою длинную бледную шею. Ее плечи держали ритм, а бедра прижимались ко мне. Я мгновенно затвердел.
Мог сказать, что она чувствовала это, потому что, когда опустила глаза, ее взгляд был тяжелым. Наклонившись, я вытащил свой член из джинсов и приподнял ее бедра. Я приставил головку к ее входу и опустил Фиби обратно вниз. Ее стоны потонули в музыке. Но она продолжала двигаться в такт, мои руки двигались по всему ее телу. Я смотрел, как она танцует, как берет меня.
Она танцевала и танцевала, пока не кончила, увлекая меня за собой. Ее голова упала мне на плечо, и она рассмеялась. Я откинул голову назад, переводя дыхание.
— Мне нравится эта песня, — выдохнула Фиби.
Я кивнул и ухмыльнулся.
— Я всегда любил ее. Но теперь она нравится мне еще больше.
Она засмеялась.
— Мне нравится текст. Слова о том, чтобы быть героями.
— Да?
— Да.
Она улыбнулась и положила голову мне на плечо. Ее голова кивала в такт, пока Боуи еще семь раз пел о героях.
— Фиби?
Она подняла голову. Ее глаза были уставшими, но такими чертовски живыми.
— Ты переедешь ко мне, когда мы вернемся. Ты не вернешься к Ли. Ты принадлежишь мне.
Рыжие брови поднялись от удивления, но затем гребаная улыбка появилась на ее губах.
— Я принадлежу тебе, — сказала она и легла, обняв меня за талию.
Занятие любовью — так она называла наш трах. Я подумал об этом, прокручивая слова в голове.
И, бл*дь, сучка была права.
Она поймала меня на крючок, я заглотил наживку, но, в отличие от других несчастных ублюдков, она никогда не