— Это нам знакомо, — высказал особое мнение Антон. — Дело, Ким, в том, что палатки в отличие от магазинов более остро реагируют на спрос и позволяют получить в отдельно взятый момент максимально возможную прибыль.
— Ну-ну, — изрек Ким скептически. — У вас что, на Земле, то же самое?
— В общем, к этому идет, — признался Антон.
Они помолчали. Миновали, притормозив у светофора, перекресток и ярмарку-распродажу по левую руку.
— Скажи, Ким, — обратился к Витязю Антон, — а почему ты отверг предложение того типа?
— Какого типа?
— Ну, представителя этого от ЕЕЕ и администрации?
— А почему я должен был его не отвергнуть?
— Но ведь это реальная возможность участвовать в решении политических и экономических проблем Пеллюсидара.
— Меня, знаешь ли, мало интересуют политические и экономические проблемы. Вспомни, о чем тебе Черномор рассказывал. Людей надо менять. Здесь наша главная проблема, — он, сняв правую руку с руля, постучал себя пальцем по лбу. — А согласившись быть на побегушках у власти, грыжу только себе наживешь и все… А че-ерт!
Ким резко затормозил. Торговых палаток здесь тоже хватало, только причиной внезапной остановки были не они. Выше по проспекту велись ремонтные работы. Причем, настолько широкомасштабные, что проехать далее не представлялось никакой возможности.
— Смотри-ка, — удивился Ким. — Метро восстанавливают! Сегодняшний Муравей совсем сбрендил.
Антон почувствовал смутное беспокойство. Что-то ему напоминали предпринятые с утра действия Муравья: приглашение Витязям участвовать в Большой Политике, палатки эти торговые, теперь — капитальный ремонт метрополитена.
«Может, это я Муравей? — пришла Антону в голову сумасбродная мысль. — Да нет, ерунда. Многомиллионный город — вероятность нулевая».
— А скажи мне, Антон, — повернулся к нему Ким, — в палатках слабоалкогольные напитки продаются?
— Должны, по теории.
— Ну тогда пошли, посмотрим.
Ким запахнул плащ, и они вылезли из автомобиля. Направились в сторону копошащихся за забором у входа в метро рабочих. Беспокойство Антона не прошло, а только усилилось. Он оглянулся на Кима. Тот остановился у палатки, покупая пиво. Потом нагнал, подавая Антону бутылку и на ходу прикладываясь к своей. Антон принял пиво с благодарностью, отхлебнул. Сразу полегчало.
Они дошли до самой станции метро и остановились, расслабленно наблюдая через отверстие в заборе, как ползает в грязи, взревывая двигателем, желтый бульдозер; как бегает и кричит истошно, словно его режут по живому, прораб; как метростроевцы в грязных робах выкладывают площадку перед станцией новенькими мраморными плитами.
В этот самый момент Антон услышал низкий вибрирующий звук. При том создавалось ощущение, что звук этот распространяется не с помощью банальных акустических волн, а на каком-то ином уровне, который не способны были перекрыть ни рев бульдозера, ни крики прораба. Антон посмотрел на Кима. Тот, по-видимому, тоже услышал звук. Наклонил голову, очень медленно присел, поставил свое пиво на асфальт, затем так же медленно выпрямился и стал расстегивать пуговицы на плаще. Еще через мгновение меч был в его руках. Вдоль обоюдоострого полированного клинка скользнула голубая искра. Антон отпрянул.
Ким поводил мечом: справа налево, потом — слева направо. Словно антенну настраивал. Потом, сперто придыхая, сказал:
— Антон, друг мой, иди-ка сюда.
— Зачем? — Антон на всякий случай отступил еще на один шаг; его беспокойство грозило перерасти в панику.
— Подойди. Чего ты боишься?
И тут Ким прыгнул вперед. На Антона.
Это произошло настолько внезапно, что ни испугаться по-настоящему, ни что-то понять Антон просто не успел. Но единственное действие, которое он мог предпринять в этой ситуации, Антону таки далось. На чистом инстинкте. Он запустил бутылкой Киму в лицо. Потом развернулся и сквозь дыру в заборе выскочил на стройплощадку.
— Стой!!! — страшным голосом закричал Ким. — Стой!!!
— Куда, мать твою?! — присоединился к нему прораб.
Но Антон ничего этого не слышал. Он бежал к станции, а в голове его билась, как в клетке, одна-единственная мысль: «Я Муравей! Я Муравей! Я — Муравей!».
Он ворвался в вестибюль. Здесь тоже возились рабочие, но задержать его они не могли, и он бросился прямо к эскалаторам. На этой станции все три эскалатора работали на спуск, и это было спасение. Перепрыгивая сразу через две-три ступеньки Антон побежал вниз.
— Стой же!!! Стой, ублюдок! — услышал он за спиной голос Кима и прибавил ходу.
«Он меня убьет, — понял Антон. — Догонит и убьет. Он в хорошей спортивной форме. Догонит и убьет. Потому что я Муравей. Я — Муравей! Догонит и убьет! Хоть бы остановил его кто-нибудь!»
В тот же момент наверху что-то взорвалось. Воздушной волной Антона подхватило, и последние метры до платформы он пролетел, практически не касаясь ступенек. Шрапнелью свистнули осколки. Антон едва устоял на ногах. Обернулся. Эскалатор, по которому он спускался, замер. Вниз по ступеням скатился меч. Но это был еще не конец.
— Не уйдешь, блядь! — донесся сверху хриплый, измененный до полной неузнаваемости голос. — Не уйдешь!
И тогда Антон предпринял то, чего при других обстоятельствах ни за что на свете не сделал бы. Он шагнул к краю платформы и спрыгнул вниз, на рельсы. А потом побежал в глухую жадную тьму метрополитеновского тоннеля…
Антон не знал, как далеко ему удалось оторваться от Кима, но когда крики за спиной стихли, он перешел на шаг. Сердце заходилось в груди, а дышать было совсем нечем. На минуту Антон вообще остановился, чтобы прокашляться и выровнять дыхание.
Было очень страшно. И уже не столько от того, что по пятам шел целеустремленно самый настоящий убийца, а потому, что волею случая Антон оказался здесь, в метро, о котором в Пеллюсидаре принято было говорить шепотом, с оглядкой и только в очень мрачной интонации. Антон и сам еще помнил тот внезапный ужас, который испытал, оказавшись здесь в первые минуты своего пребывания в Стране Чудес. И лопающиеся светильники, и звериный рык в темноте. Срочно нужно было разыскивать станцию и подниматься на поверхность.
Антон шел по тоннелю, настороженно оглядываясь вокруг.
«Что-то там говорилось, — вспомнил он, — будто метро — это канализация, сток для отходов жизнедеятельности Муравьев. Но ведь я теперь и сам Муравей. И что тогда?».
Было страшно.
В тоннеле не царила абсолютно беспросветная тьма. Кое-где под потолком висели покрытые слоем пыли светильники; в некоторых из них еще теплилась нить накала. Кроме светильников в тоннеле имелись вырезанные в стенах ниши, а также попадались иногда боковые ответвления и развилки; Антон решил с прямого пути не сворачивать, а на развилках держаться правой стороны. Чаще всего под ногами было сухо, но порой приходилось и перепрыгивать через лужи какой-то дурно пахнущей жидкости, разлитой здесь неизвестно кем и неизвестно зачем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});