Читать интересную книгу Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив - Артур Дойл

— Ты полный кретин, а я идиот, что решил нанять тебя, — бушевал Леннокс Мэйн. — Какой смысл шпионить за лошадьми, если тебя все видят?! Говорил же тебе: никому не говори, что ты связан со мной, олух чертов, — нет, тебе понадобилось открыть рот!

— Не было такого, — возмутился обвиняемый, — я никогда не болтаю. По-вашему, как бы я зарабатывал на жизнь, если бы…

— Нет, ты проболтался. Вот, послушай. — Леннокс схватил письмо со стола. — Это от моего дяди. Послушай, идиот ты чертов:

«Похоже, Вам недостаточно сказанного мной, и Вы нанимаете шпиона наблюдать за моими лошадьми. Передайте мистеру Вилли Джинсу вот что: если его еще раз увидят в моем поместье или где-то рядом, он получит порку, какой еще не видал…»

Последний абзац, в котором Стюарт Грейман высказывал свое мнение по поводу племянника, Леннокс опустил.

— Я и в мыслях не держал, что меня кто-то видел; когда я был на стене, вокруг было ни души… — пробормотал мистер Джинс. — Я честно заработал свои полсотни.

— От меня ты не получишь ни гроша, — отрезал Леннокс. — Я уже заплатил тебе все, что ты наработал, — выметайся, и больше чтоб я тебя не видел.

Вернувшись к брату, мистер Вилли Джинс пребывал в отнюдь не блестящем расположении духа.

— Куда теперь? — невозмутимо спросил толстяк.

Вилли назвал место, куда вело много маршрутов, а найти дорогу было легко; его старший брат, привычный к эмоциональным вспышкам младшего, отправился не по указанному адресу, а туда, куда они собирались с самого начала — в Эпсом. На въезде в Гайд-парк полицейский предостерегающе поднял было руку, завидев автомобиль-развалюху, но «форд» мистера Джинса подходил под определение «личная машина» согласно действующему законодательству, и братьям было позволено присоединиться к сверкающей череде машин, медленно въезжавших в парк.

Сама судьба заставила «форд» заглохнуть в десятке шагов от места, где сидели хмурые возлюбленные.

— Что за странное авто, — сказала девушка, — и разве это не тот человек, которого мы давеча видели, — ну тот, который следит за лошадьми?

— Да, он самый, — угрюмо подтвердил Джек, и вдруг вскинулся: интересно, он в курсе?

Он поднялся и подошел к шпиону; завидев Тревора, мрачный Вилли приподнял кепку.

— Добрый вечер, мистер Тревор.

— Куда вы направляетесь? — осведомился Джек.

— В Эпсом, посмотреть дерби. Большая часть лошадей уже там, кроме, — сморщился он, — кроме Ямыня.

— А его там почему нет? — спросил Джек, холодея; враждебность, с которой Джине отзывался о фаворите, наводила на худшие подозрения.

— Да потому что он не бежит сегодня, вот почему, — зло бросил он.

— Не бежит? То есть как это? — медленно переспросил Джек.

— Он охромел, — сказал человечек. — Надеюсь, вы на него не ставили?

Джек механически кивнул.

— Пойдемте со мной, — убитым голосом сказал Тревор. — Марджори, у меня скверные новости, — с тяжелым вздохом выговорил он. — Джинс говорит, что Ямынь захромал.

— Все так, — кивнул шпион, — хром, как старый Джанкет. Это другой конь мистера Греймана. Вы наверняка помните, сэр: ну тот, который все время выигрывал кентер, а потом сбивал ноги на последней сотне ярдов.

— Я о лошадях мало знаю, — сказал Джек. — Расскажите мне о Ямыне. Давно он захромал?

— Да вот уже три дня как, — ответил человечек. — Я за ним неделю наблюдал. Он надорвался в конце галопа.

— Но знает ли мистер Грейман?

— Мистер Грейман? — фыркнул наблюдатель. — Еще бы ему не знать. Своему племяннику Ленноксу Мэйну он вот говорить не захотел, зато сказал я — и даже спасибо за это не получил.

— Когда вы сказали ему? — спросил Джек, стремительно бледнея.

— Так Леннокс Мэйн знал!

Джек был потрясен до глубины души.

— Этого просто не может быть! — Он покачал головой. — Леннокс бы никогда…

— Леннокс Мэйн и родную тетю бы продал, — презрительно скривился Вилли.

— Так это Леннокс убедил тебя поставить на эту лошадь? — спросила девушка.

Джек кивнул.

— Вы уверены, что Ямынь охромел?

— Клянусь. Я знаю Ямыня как свои пять пальцев, — решительно кивнул человечек. — Это единственная лошадь с четырьмя белыми чулками в конюшнях Болдока…

— Болдок! — Девушка вскочила на ноги, смотря на Джинса. — Вы сказали — Болдок?

— Именно так, мисс.

— Кто владеет этой усадьбой? — быстро спросила она. — Фамилия?

— Грейман.

— Какой он из себя?

— Старик лет шестидесяти, седой и жесткий, как гвоздь. Тот еще старый дьявол; готов поспорить, он слишком хитер даже для Леннокса Мэйна.

Она долго молчала после того, как Джинс пошел своей дорогой дальше, а потом внезапно спросила:

— Пригласишь меня на дерби, Джек?

— Боже правый! Вот уж не думал, что тебе захочется это видеть, — покачал он головой, — видеть крушение всех наших надежд.

— Так ты возьмешь меня туда, Джек? Мы можем нанять авто на день и посмотреть гонку с его крыши. Отвезешь меня туда?

От удивления он смог только кивнуть. До сих пор она не проявляла ни малейшего интереса к скачкам.

Похоже, какие-то сведения о проблемах гнедого фаворита все же просочились наружу, потому как утром гонки на Ямыня давали уже двадцать пять к одному, а утренняя пресса муссировала слухи о постигшей его неудаче.

«До нас дошли сведения, — писала «Спортинг-пост», — что с Ямынем, «темной лошадкой» мистера Греймана, не все в порядке. Возможно, неверным будет называть этого коня «темной лошадкой», поскольку он уже дважды принимал участие в скачках, но, пока имя Ямыня не появилось в списке участников, немногие могли предположить, что сын Мандарина и Эттабелль намеревается участвовать в соревнованиях такого уровня. Мы питаем глубокое уважение к хозяину лошади мистеру Стюарту Грейману и надеемся, что слухи преувеличены».

Марджори раньше не бывала на скачках и, наверное, была бы впечатлена и более скромным событием, но Эпсом стал настоящим откровением. Это были не столько скачки, сколько гигантский фестиваль и ярмарка. Толпа пугала девушку. Стоя на крыше автомобиля, она попыталась прикинуть число собравшихся. За пестрым скопищем народу не видно было травы на холмах; люди бесчисленной фалангой тянулись от одного края скакового круга до другого, занимали все места, окружали букмекеров и заполняли беговые дорожки между гонками. Оглушающий шум, беспрестанное движение, калейдоскоп цветов, палатки и афиши привлекали ее внимание больше, чем лошади.

— Публика только о Ямыне и говорит, — сказал Джек, вернувшийся с разведки. — Говорят, что Ямынь в скачке участвовать не будет. Газеты готовят нас к этому. Боюсь, дорогая, я показал себя невероятным глупцом.

Она перегнулась через край крыши и вложила что-то в его руку — листок бумаги, с удивлением понял Джек.

— Это что — кредитный билет? Ты собираешься сделать ставку?

Она кивнула.

— Я хочу, чтобы ты сделал ставку для меня.

— И на кого же?

— На Ямыня, — ответила девушка.

— На Ямыня! — недоверчиво повторил Джек и посмотрел на билет. Тот был на сотню фунтов. Юноша только беспомощно воззрился на невесту. — Не нужно этого делать, право же, не стоит.

— Я прошу тебя, — твердо сказала она.

Джек пробрался туда, где принимали ставки букмекеры из конторы Таттерсолла, и после окончания предварявшей дерби гонки нашел там своего знакомого. Когда юноша вернулся к невесте, ставки выросли еще.

— За эту сотню мы в случае выигрыша получим две тысячи, — сказал он, — но я еле заставил себя сделать ставку.

— Я бы очень разозлилась, не сделай ты этого, — ответила девушка.

— Но зачем… — начал было он и замолчал, когда на доске появились имена участвующих лошадей. — Ямынь участвует, — прошептал он.

Никто не знал этого лучше Марджори. Она видела бирюзовый камзол жокея на предварявшем скачки параде и заметила знаменитые белые чулки сына Мандарина, когда лошади выходили к старту. Ее рука, державшая бинокль, болела от напряжения, но она все смотрела на бирюзовый камзол, пока белая лента не взлетела вверх и две сотни тысяч голосов не закричали в унисон: «Стартуют!»

Бирюзовый камзол был третьим на подъеме, четвертым на ровном участке у поворота железной дороги, снова третьим на выходе на прямую после поворота с Таттенхем Корнер — а затем пронзительный голос ближайшего букмекера возвестил: «Ямынь победил!»

— Не знаю, с чего и начать, — сказала она тем вечером. Они ужинали вместе, но на сей раз у Марджори. — Все началось с месяц назад, когда пожилой джентльмен появился в парикмахерской и прошел к хозяину, мистеру Феннету. Они говорили минут десять, после чего послали за мной. Мистер Феннет сказал мне, что у этого господина особый заказ и что нужен эксперт в покраске волос. Я сначала думала, что речь идет о нем самом, и было даже жаль, что этому джентльмену захотелось избавиться от благородной седины. Только на следующей неделе я узнала, зачем в действительности потребовались мои услуги, когда за мной прислали машину и отвезли в Болдок. И вот тогда он рассказал мне суть дела. Он спросил, все ли необходимое для обесцвечивания и окраски у меня с собой, и, когда я ответила утвердительно, посвятил меня в тайну. Он сказал, что очень щепетильно относится к масти своих лошадей и что у него есть великолепный конь с белыми ногами — вот эти-то ноги ему и не нравились. Он хотел, чтобы я выкрасила ноги, и конь стал полностью гнедым. Конечно, сначала я рассмеялась — это звучало так забавно, — но он был совершенно серьезен, а потом меня познакомили с этим самым конем. Более странного клиента у меня еще не было, — улыбнулась она.