Читать интересную книгу Сочинения — Том II - Евгений Тарле

Точно так же всецело сохранилась и другая традиция. Это была одна из самых прочных традиций промышленной политики старого порядка (не в одной только Франции), и заключалась она в том, чтобы ни под каким видом не выдавать иностранцам технических секретов; в этом отношении революция также всецело шла по стонам низвергнутого ею абсолютизма.

Мы сейчас увидим, что в целом ряде промыслов Франция стояла технически ниже Англии, Бельгии, Голландии, даже западногерманских стран. Но там, где французское правительство чувствовало превосходство Франции, оно очень ревниво оберегало тайну этого превосходства. Изготовление шелковых и отчасти шерстяных изделий считалось стоящим во Франции выше, чем в Испании, и при старом режиме правительство особенно было озабочено тем, как бы станки, служащие для этой отрасли индустрии, не попали в руки «соседних наций». Главным образом тут имелись в виду именно испанцы, больше всего потреблявшие французский шерстяной и шелковый товар. Еще 5 марта 1779 г. королевским постановлением был воспрещен вывоз за границу из Франции каких бы то ни было станков, орудий и инструментов, употребляющихся на французских мануфактурах. Несмотря на это запрещение, испанцы контрабандным путем все-таки добывали французские станки [2], и даже испанские консулы активно участвовали в этой контрабанде [3]. Чтобы затруднить эту контрабанду, правительство не остановилось тогда перед запрещением вообще перевозить станки и инструменты из одного города в другой без формального письменного всякий раз на то разрешения властей; это делалось, как говорилось в новом постановлении, потому, что станки часто перевозились в приморские или пограничные города и оттуда переправлялись за границу [4].

Если испанцы нуждались во французских станках и инструментах, служащих для изготовления шерстяных и шелковых изделий, то англичане не только не стремились узнать французские технические секреты, но даже наводняли Испанию своими собственными станками и инструментами, чтобы подорвать французскую торговлю в Испании, лишив французскую индустрию большого рынка, и французы очень страшились последствий этого удачного враждебного хода со стороны Англии [5]. Усиленная подозрительность, тщательнейшее соблюдение постановлений о воспрещении вывоза станков — вот что казалось и фабрикантам, и правительству вплоть до начала революции делом государственной важности. Революция никаких изменений в этом отношении не внесла.

Желание сохранить и укрепить экономическую независимость Франции проявляется в эпоху революции и в форме болезненной подозрительности относительно возможных происков иностранных правительств. То Екатерина, «la despote du Nord», умышленно сманивает на русскую службу самых искусных рабочих, то иностранцы скупают и вывозят французское сырье, то стремятся лишить Францию орудий производства. Так, например, 17 брюмера III года (7 ноября 1795 г.) комиссия торговли разослала по всей Франции циркуляр, уведомляющий, что в разных местах территории республики появились индивидуумы, скупающие станки, которые служат для выделки чулок и других изделий. Тотчас же закипела переписка. Администраторы округов сообщили об этой опасности муниципалитетам, муниципалитеты ответили выражением патриотических чувств и уверениями в рвении и бдительности и т. д. Например, маленькая коммуна Ceyreste тоже понимает, что «можно опасаться, не стремятся ли гнусные скупщики лишить республику этих драгоценных предметов, чтобы обогатить чужие земли и разорить наши мануфактуры», и муниципалитет торжественно обещает бороться со столь преступными замыслами и «доносить на всех, кто попытается вывезти из республики как станки для выделки чулок, так и всякие иные полезные машины» [6]. Даже муниципалитеты таких городов, где и станков подобных никогда не было, обязаны были реагировать на указанный циркуляр. «Граждане, — пишет один такой муниципалитет администраторам своего округа, — мы получили ваше письмо касательно наблюдения за тем, чтобы ни один станок, нужный для выделки чулок, не был вывезен из Франции, и мы будем сообразоваться с этим, но, насколько нам известно, в нашем округе нет ни одного такого станка» [7].

Но и до, и во время революции правительство прекрасно понимало, что, желая удержать такие страны, как Испания, в экономической зависимости, еще более необходимо самое Францию избавить от «данничества», «порабощения» более развитым в экономическом отношении странам. Эти выражения: la nation tributaire, указания на необходимость выйти, наконец, из невыгодного положения относительно Англии, повторяются упорно и представителями старого порядка — Толозаном, Калонном и деятелями Конвента и министром Директории Франсуа де Нефшато. Англия — враг, которому завидуют, стараются подражать и которого боятся.

Беспредельное и завистливое почтение, которое чувствовали французские промышленники и французские власти к английской индустрии, лучше всего характеризуется словами инспектора пикардийских мануфактур, который советуя в 1783 г. известным способом упаковывать некоторые сукна, отправляемые за границу, прибавляет: «… il faut à cet égard, comme sur tous les points, se conformer aux usages des anglais» [8]. И если мы проследим историю этих попыток французских властей ввести во Франции машинное производство, то увидим, что англичане представлялись французам конца XVIII в. главными (но, тут же заметим, не единственными), сильно обогнавшими их в техническом отношении противниками. Конечно, эти попытки займут меня тут лишь поскольку, поскольку они способствуют уяснению вопроса: было ли в конце XVIII в. машинное производство во Франции настолько распространено, чтобы оно хоть отчасти, хоть в малой степени могло повлиять на изменения в организации производства?

1. Начну с той отрасли текстильной индустрии, в которой английская техника к тому времени сделала особенно быстрые и блестящие успехи, — с бумагопрядильного производства.

В 1783 г. для французского правительства и французской индустрии было еще совершенным секретом то, что давно практиковалось в Манчестере: приведение в движение прядильных машин водяной мельницей [9] и другие усовершенствования. Власти очень интересовались английскими машинами не только потому, что они давали изделия гораздо высшего качества, но и потому, что при английских машинах могли работать (и работали) дети, а это удешевляло производство; эта сторона дела тоже весьма интересовала французов [10].

Вот как намечаются даты первого проникновения во Францию английских технических изобретений по показаниям органов французского правительства, в ведении которых находилась индустрия и особенно техническая сторона ее. Эти даты указаны были бюро, состоявшим при министерстве внутренних дел, в докладе, поданном по одному частному вопросу министру внутренних дел 2 июня 1799 г. [11]. Документ таким образом относится к самым последним месяцам занимающего нас периода и дает ретроспективные указания, имеющие значение для всей этой эпохи.

Первый «механизм» (по терминологии доклада) — так называемая «дженни» — стал известен во Франции перед тем лет за 25 (т. е. около 1774 г.). Эти «дженни» вследствие незначительной стоимости и небольших размеров своих очень распространены во Франции, но не всюду они так хороши, как в мануфактурах в Сансе, Амьене, Руаймоне, Шоле. Второй механизм — машина Аркрайта, которая проникла во Францию в 1783 г. [12] Наконец, третий род механизмов — «mull-jenny» — является комбинацией первых двух; эта машина, представлявшая значительный шаг вперед в техническом смысле, Впервые проникла во Францию в 1790 г., когда английский механик Пикфорд по поручению французского правительства выстроил два экземпляра «mull-jenny». С тех пор во Франции существовали образцовые экземпляры как «mull-jenny», так и машины Аркрайта (выстроенной еще раньше, в 1785 г., тоже по поручению правительства англичанином Мильном). Но это были лишь даты первого проникновения во Францию новых машин; эти даты важны для истории распространения технических знаний во Франции. Но насколько важны они для французской экономической истории? Насколько быстро эти изобретения перестали быть предметами, хранящимися в Техническом музее, в «Conservatoire des arts», и сделались сколько-нибудь заметным фактором эволюции обрабатывающей промышленности во Франции?

Поищем ответа на этот вопрос в других документах. Там, где сохранились отдельные показания, касающиеся той или иной местности, они неизменно подтверждают отсутствие машинного производства.

По мнению директории департамента Соммы, в Пикардии в 1791 г. прядильное дело в техническом отношении не подвинулось вперед еще с эпохи Кольбера [13]. А Пикардия была одной из самых промышленных областей Франции: полотняное, шерстяное, а в конце XVIII в. и бумагопрядильное производство были там весьма распространены. Другие нации, читаем мы в том же документе, обогнали Францию в смысле совершенства производства [14].