Этот удар Урман никак не ожидал. Он следил за движениями клинка и одновременно пытался придумать какой-нибудь трюк. Рыцарь позволил упустить левую руку противника без внимания. Сильный удар в скулу обрушился на Урмана. К счастью, из-за близкого расстояния чародей не смог ударить в полную силу, но и этого хватило. По голове будто ударили молотом, искры брызнули из глаз.
Противник не давал перевести дух, рыцарь отступил на шаг, ещё на один. Щит держался на добром слове: щепы отлетали в стороны, скобы вот-вот должны были вылететь из пазов.
Бездна! Ничего не вижу! Да, помогите же кто-нибудь! Бездна! Болваны, кто же верит в поединок!
Урман запаниковал. Слишком уж тяжело было отступать под ударами. Спина почувствовала жар от горящей засеки.
Вот и смерть пришла… Больше нечего бояться!
Урман почувствовал прилив сил. Он ударил щитом в лицо Дракону. Доски разошлись в стороны. Щита он лишился, но на мгновение остановил ошеломлённого противника. Сбитый на сторону шлем мешал видеть. Урман стащил его и бросил в голову чародея.
Щека была влажной: кровь из разбитой скулы стекала вниз. Урман коснулся капель и поднёс пальцы ко рту: соленые. Вот и всё, что можно сказать о смерти. Она солёная.
– Ты? – воскликнул чародей. Он остолбенел, будто увидел привидение. – Это действительно ты?
Он выдохся. Должно быть, никто и никогда не смог зацепить его плоть. Я лишил его самоуверенности.
Урман нанес быстрый удар, метясь в правое предплечье. Дракон отвёл меч, лезвия вновь выбили искры. На этот раз противник дрогнул.
– Стой! Бездна! – воскликнул чародей. – Ну, ладно, умри, дурак!
Они ещё раз схватились. Урман снова провёл удар по правой стороне. Дракон едва не выронил меч. Чародей ударил левым кулаком, но Урман не стал уклоняться. Он будто специально бросился под руку. И в то же мгновение отлетел сам.
Урман быстро вскочил на ноги. Потрогал зубы языком: шатаются, но ни один не вылетел. Разбитая в нескольких местах губа топорщилась.
Дракон стоял, не шелохнувшись. Обеими руками он держал рукоять меча в своей груди. Из-под пробитой брони вытекала алая жидкость.
– Урман, – прошептал чародей. – Я не знал, что ты жив.
Дракон бухнулся на колени. Голова упала на грудь.
– Подними мне забрало, пожалуйста!
Урман подошёл ближе. Он думал, что будет ненавидеть, желать унизить, но запал разом пропал. Рыцарь щёлкнул забрало. У чародея было молодое загорелое лицо, покрытое ожогами. Одна бровь не росла. Тёмные, прищуренные глаза с трудом различали склонившегося человека. Он умирает. Чудо, что ещё не умер, будто незаконченное дело не даёт отойти без боли и страдания.
– Урман, выполни последнюю просьбу… Передай моему отцу письмо… Обещай, что передашь, ради старой дружбы…
– Марий? – воскликнул рыцарь. Он увидел знакомые с детства черты. Как же он мог так измениться? Что с ним могло произойти?
– Убей мою жену… Это моё последнее желание…
Марий обмяк и рухнул на руки рыцаря. Урман бережно положил его на спину. Закрыл веки.
– Спи спокойно, мой друг!
Он ещё помнил как забрал письмо, думал, насколько будет честно убить незнакомого человека, да ещё и женщину ради просьбы… А потом разом всё нахлынуло. «Пусть погибнут все, кого вы любите»! – всплыло в памяти. Проклятье настигло Урмана.
Я убил своего лучшего и единственного друга. Сам убил, собственными руками. Некого винить, кроме себя самого. Лира, Варга, Марий – я остался совершенно один в чужом страшном мире и никто не встанет рядом. Никто не будет мне рад.
Накатило. Он сидел рядом с телом чародея и не мог найти силы, чтобы встать и идти. Кто-то кричал, тряс за плечо. Мимо всё бежали и бежали солдаты…
Ветер нанёс дыма с большой земли. Весь Радужный город заволокло пеленой, между особняками струился серый туман. Раньше на шпилях висели флаги нобилей, теперь их сменили белые ленты. Белые – знак непротивления. Город заранее, без боя, был готов отдаться узурпатору.
Легион занял город. Септимий запрокинул голову: стоял полдень, но солнца не было видно за серой мглой пожарищ. Маг слышал тонкий писк тысяч голодных глоток. С Большой земли летели стаи летучих мышей.
– Они заволокут небо своими крыльями и пожрут солнце, – услышал Септимий. Один из легионеров тоже отвлёкся на небо.
– Не смотреть вверх! – заорал сенатор. – Молчать!
Мага ещё боялись. Он мог очень многое: особенно на этой платформе, воздвигнутой прямо в море. Но не мог ничего изменить. Радужный город должен был пасть. Природа чётко давала знаки.
– Ничего, – прошептал сенатор. – Мы ещё побарахтаемся.
Там, на другом конце Хрустального моста, только что бушевало пожарище. Огненный шторм пронёсся над Чёрным городом. Деревянные домишки запылали в одно мгновение. Там ещё оставались люди… Септимий помнил крики… эти крики навсегда останутся с ним, даже за чертой жизни. Он отдал приказ. Никто не был предупреждён, слишком спешили, чувствуя на хвосте огромную армию. Женщины, дети, старики… были и верные властям, особенно из тех, кто побогаче, кому было что терять.
Город надо было сжечь, чтобы лишить армию квартир и продовольствия. Чтобы превратить неизбежную победу Максимуса в хитрую ловушку. Голодное войско пожрёт себя само. Но Септимий не желал уничтожения мага. Если Ночная хозяйка выйдет средь бела дня, то… кто, кроме Максимуса сможет отправить её назад?
– Они идут! Они идут! – с берега донеслись крики разведчиков.
Скоро всё закончится. Я много прожил и мне есть, чем гордится. Но этот пожар… необходимость… О чём я думаю в последние мгновения? Почему нет ощущения величия? Лишь бесконечное сожаление.
– Их сотни тысяч! – услышал сенатор. Легионеры перешептывались между собой. – Головы у них песьи, уши волчьи, из глаз брызжут искры…
В прежние времена паникёрам отрезали половой член и вставляли в задницу. Мы всегда требовали абсолютного подчинения и преданности. Забыли только спросить: а надо ли им это всё? Что мы смогли принести в мир, кроме безотчётного страха и ненависти?
По мосту, оглядываясь, убегали разведчики. За их спиной в клубах чёрного дыма выступали фигуры вражеских солдат.
До города было рукой подать, пахло морем, солью и гнилыми водорослями. Идти вниз стало легче и солдаты ощутимо повеселели. Младотюрки ушли далеко вперёд: Урман успел заметить бледное после разговора с Владимером лицо Арсена. Тысячник прикусил губу до крови. И эти две капельки крови, выступившие на нижней губе воина, запомнились больше всего.
Владимер приказал что-то невыполнимое, неприемлемое даже для преданного сторонника. Но Арсен не может не подчиниться, он раб, как и все мы. Что же приказал колдун? Всё одно – я чувствую беду. Корабль вот-вот пойдёт ко дну. Не пойму только: корабль – это мы все или только я один? Или весь мир? Близится последний час.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});