Антонин оглядел немалый ряд стеллажей по левую руку от Тома, шумно сглотнул.
— Эти, я так понял, ты уже прочел?
— Верно, понял, – кивнул Том, глянул на стеллажи справа, констатировал: – Осталось чуть меньше половины. Надеюсь, к концу февраля закончу.
Левый глаз Антонина нервно задергался, посмотрел на Тома как на умалишенного, спросил осторожно:
— А потом… что?
— Потом примусь за второй книжный ярус.
— А почему не сейчас… ну, сразу за второй?
— Всему свое время.
Видимых границ или ограждений между библиотечными ярусами никогда не было. Том сам их воздвиг, твердо решил, что не ступит на второй, пока не перечитает все книги на первом ярусе.
Колени Антонин подогнулись, на ощупь нашел пальцами табурет, пододвинул под себя и замедленно сел, с открытым ртом уставился на Тома.
— Не–е-ет, – выдохнул он несколько минут спустя, когда голос к нему вернулся, – нельзя тебя одного надолго оставлять. Совсем пропадешь. Ты имя‑то хоть свое помнишь?
Том ответил не сразу, замолчал на время, пока мимо проходили пуффендуйки. Первой с высоко вздернутым подбородком прошествовала Маргит Рант, следом, тихо пересмеиваясь, видимо, подшучивали над заносчивостью подруги, семенили Тамиш и Боумен.
— Даже если бы и забыл, – заметил Том шепотом, покосился на девочек, – то ты уже проговорился: поприветствовал меня по имени. Так что верный ответ «Том».
Антонин с трудом отвел взгляд от удаляющихся пуффендуек.
— Ладно, умник. А мое?
— Антонин, отвяжись, – рыкнул Том, беря с полки новые книги.
Антонин воздел лицо к потолку, артистично взмахнул руками.
— Слава, Агриппе! А Руквуда помнишь?.. Хотя таких личностей иногда забывать полезно.
На этот раз Том проигнорировал его слова, сел за стол, принялся листать фолианты, самопишущее перо приготовилось к конспектированию. Антонин от скуки постучал костяшками по табурету, нетерпеливо поерзал, вытянул шею, поглядывая за пуффендуйками, что устраивались за одним из библиотечных столов.
— Том, извинишь, я пойду кое–кого поприветствую…
Том поднял голову, перехватил взгляд Антонина как раз тогда, когда Анна Боумен посмотрела в их сторону, так же поспешно отвернулась.
— Кого? – опешил Том, уточнил с ужасом: – Боумен?!
— А что?
Том уткнулся в книгу, чтобы скрыть изумление, ответил нарочито безразличным тоном:
— Ничего. Просто удивляюсь, когда ты успел?
— Так на Зельеварении же… – принялся объяснять Антонин. – Помнишь, мы с тобой местами поменялись, а я теперь сижу как раз перед Анной. Скажу тебе, не ладится у нее с зельями, но в целом и общем девочка хорошая…
— Гм, даже слишком хорошая, – отметил Том скептически. – Не увлекайся болтовней, я уже скоро управлюсь.
— Я мигом.
Антонин моментально подскочил с табурета, привычно размашистым шагом. Том, не поворачивая головы, одними глазами покосился в сторону пуффендуек, с шумом выдохнул. Вновь попытался вникнуть в смысл трактата, но безуспешно, с раздражением захлопнул фолиант. Быстро скрутил свиток с конспектами, запихнул перо и чернильницу в сумку, вернул книгу на полку. Уже через минуту покинул библиотеку, и сразу направился к ближайшей лестнице.
На следующем этаже его догнал запыхавшийся Антонин.
— Ты чего так быстро? Я только поздороваться и успел…
— Я предупредил, что скоро закончу, – процедил Том. – К тому же я тебя с собой не звал, мог бы продолжать любезничать.
Антонин с изумлением посмотрел на него, но прикусил язык, умолчал уже готовую саркастичную шутку.
В Общей гостиной они нашли Августуса и Сенектуса, напротив них, на диване, устроился Элджи. Том ожидал увидеть что угодно, только не это: и с перебинтованной рукой Элджи улыбался так, будто совершил подвиг и с минуты на минуту ожидал награды.
— …последний раз повторяю, я не нанимался в няньки, – бунтовал Августус, бледное лицо пошло лиловыми пятнами.
Сенектус всплеснул руками.
— И слава всем святым, что не нанимался: в миг лишился бы гонорара. Хоть убей не пойму, как можно было не заметить…
— О чем спор? – вклинился Антонин, приблизившись.
Сенектус резко развернулся на каблуках, издал разоблачающий возглас:
— Ага!.. Долохов, а где ты был, когда Элджи вывалился из саней?
— Понеслась, – простонал Августус, без сил рухнул в кресло.
Том обошел крайне раздраженного Сенектуса, сел рядом с Элджи, спросил негромко:
— Что вообще происходит?
— Сенектус ищет виновного в том, что я покалечился.
— И кто виноват?
— Я, – ответил Элджи честно, вздохнул с грустью: – Только Сенектус и слышать об этом не хочет. Вон и у Августуса уже терпение лопнуло. А я же сам наклонился, мне показалось, что там, подо льдом, рыбки серебряные плавают…
Том слушал в пол–уха, рассеянно покачивал ногой, а Элджи, тыча в перевязанную руку, продолжал рассказывать взахлеб:
— …едва наложила бинты, и боль утихла… мадам Кохен такая хорошая… самая добрейшая врачевательница, которая когда‑либо меня лечила…
— Как ты сказал? – переспросил Том, внезапно посмотрел Элджи в глаза.
Элджи на миг замешкался, потом неуверенно повторил:
— Говорю, боль прошла, как только мадам Кохен…
— Да, нет, – отмахнулся Том. – После.
Элджи нахмурился, припоминая, каштановые завитушки на голове зашевелились от усердия.
— Ну, про врачевательницу, – подсказал Том, теряя терпение, затем добавил со вздохом: – Ладно, расслабь голову, иначе лопнет. Ты сказал, что мадам Кохен «добрейшая», понимаешь?
Элджи отрицательно помотал головой.
— Можно вас прервать? – обратился Том к распаленным спором Сенектусу и Антонину, Августус тоже поднял на него глаза. – У меня вопрос. Какую часть Хогвартса можно обозначить словом «добрейшая»?
Августус и Антонин недоуменно переглянулись, Сенектус перевел злой взгляд с Тома на Элджи, задержался на перевязанной руке.
— Больничное крыло.
— В «десятку», – ухмыльнулся Том. – Тогда «мудрая»?..
— «Мудрая»? – повторил Августус, глянул на старшекурсников за столом, на котором громоздились внушительные горы книги и кипы пергамента. – Знание в книгах, значит «мудрая» – это библиотека.
— Тогда Зал Славы – «отчаянный»! – подхватил Антонин. – Так вот почему ты нашел первую подсказку именно там. Здорово! Том, как ты догадался?
— Это не я, – признался Том неохотно, – а Элджи.
Элджи удивленно смотрел на довольные лица друзей, не совсем понимая, о чем речь. Но от похвалы Тома зарделся, улыбнулся неуверенно, голубые глаза засияли ярче обычного. Антонин усердно, словно решал сложнейшую логическую задачу, потер веснушчатый лоб.
— Все это хорошо, но как мы будем искать остальные подсказки? Осмотреть Больничное крыло не удастся, мадам Кохен нас и на порог не пустит. Я уж не говорю о библиотеке… Слизерин упаси попасться пред косые очи мадам Лайбрериан. Она же и мертвого уболтает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});