А в Москве как раз в это самое время — 17 августа — вышло постановление о снятии Петра Леонидовича с поста директора Института физических проблем. События уже давно принимали угрожающий характер. После конфликта с Берией и отказа работать вместе с ним над созданием атомной бомбы, после многочисленных разбирательств и критики деятельности Капицы, казалось, трудно было ожидать благоприятного для Петра Леонидовича развития событий. Однако то, что Анна Алексеевна так активно настаивала на переезде Елизаветы Дмитриевны и М. И. Сабининой в Россию, свидетельствует об обратном — Капицы, по-видимому, не предполагали такого поворота в своей судьбе. Анна Алексеевна отправляет в Париж телеграмму…
Елизавета Дмитриевна — Анне Алексеевне
«23 августа 1946 г., Париж
Дорогая Анечка, вчера получили твою телеграмму, она, конечно, была очень неожиданная, но послана она была, к счастью, вовремя, т. е. пока мы еще не успели ликвидировать свое хозяйство. Мы спокойно будем дожидаться того времени, когда будет возможность поехать к вам. Ждем твоего письма, чтобы узнать причину отсрочки нашего приезда. Я думаю, что у вас нет места, а то, которое оставалось для нас, занято, но, конечно, это только мое предположение. Теперь пойдем в консульство и скажем, что мы не летим. Ведь 15 сентября могла бы состояться наша встреча…» [М. И. Сабинина:] «…Какое счастье, что вы телеграфировали нам вовремя. Мы уже полуразорили наше гнездо, отдали нашу собачку хозяину, тем не менее у нас уютно…»
«23 сентября 1946 г., Париж
…Получили твои телеграммы и с 21 августа ждем обещанного письма, но пока оно еще не пришло. Итак, мы остались на эту зиму в Париже. Устроились мы хорошо, уголь на зиму нам уже роздали, так что не будем зябнуть…» [М. И. Сабинина:] «… Про нас можно сказать, что мы находимся целый месяц в ожидании, и как это томительно. От ваших вестей, можно сказать, зависит теперь наша жизнь, они выведут нас из полупарализованного состояния. Сидим на Crespin и не двигаемся. К сожалению, поторопились (иначе нельзя было) отдать T. S. F., и потому забава эта кончилась и мы больше не слышим Москву. В квартире у нас много места, потому что отдали шкафы и полку. Уже привыкли к переустроенной квартире. Собаку тоже отдали. С нею прекратился мой заработок».
«27 сентября 1946 г., Париж
Дорогая Анюточка, письмо твое очень тревожное, вижу, что Петя сильно переутомился и что ему нужен длительный покой. Пиши чаще о его здоровье. <…> Напиши мне, кто живет в Москве с мальчиками, пока вы с Петей отсутствуете?..»
«1 ноября 1946 г., Париж
…Слава Богу, что Пете стало лучше. <…> Воздух и тишина и спокойствие поправят его. Как вы устроились на даче?..»
«28 ноября 1946 г., Париж
…Сейчас получили твое письмо от 13 ноября. Очень обрадовались хорошему известию об улучшении Петиного здоровья. Рада, что спокойная жизнь в деревне на даче поправила его здоровье. Сообщения часто не верны и волнуют…»
Трудно сказать, узнала ли Елизавета Дмитриевна истинное положение вещей в Москве. Ее письма становятся все короче и короче. Силы уходят. Теперь в основном пишет Мария Ивановна, а Елизавета Дмитриевна ограничивается лишь короткими приписками. В конце июня 1948 года у нее случился удар. Мария Ивановна трогательно заботилась о «своей любимой подружке» и регулярно посылала Анна Алексеевне подробнейшие письма о состоянии здоровья Елизаветы Дмитриевны. Часто в них звучит бесконечная горечь: «…Как жаль, что Вы так далеко. Так бы хотелось поплакать с Вами вместе и пожалеть себя, что мы лишаемся такой цельной души, которая так умеет любить и прощать…» Много позже, когда я спрашивала Анну Алексеевну о последних годах ее матери, она все больше отмалчивалась, видимо, не хотелось ворошить воспоминаний, и только как-то сказала: «Меня не пустили к ней, когда она болела…» В конце сентября 1948 года из Парижа пришла телеграмма: «Мама скончалась этим вечером без страданий. Целую и очень тоскую…»
Только двадцать лет спустя, в 1968 году, оказалась Анна Алексеевна в Париже и смогла прийти на могилу матери. И уже после кончины самой Анны Алексеевны, разбирая ее архив, я наткнулась на маленький конвертик, в котором лежали засушенная веточка и записка: «Листочки с могилы моей мамы в Париже»…
Опала. Жизнь на Николиной Горе
17 августа 1946 года конфликт П. Л. Капицы с Берией, с которым он отказался сотрудничать над созданием советской атомной бомбы, завершился изгнанием Петра Леонидовича из созданного им Института физических проблем. Постановление об освобождении Капицы с должности начальника Главкислорода и с должности директора Института физических проблем подписал Сталин. Сохранилось письмо, которое Анна Алексеевна написала Ольге Алексеевне Стецкой, заместителю Капицы, уже после того, как постановление Сталина пришло в ИФП.
А. А. Капица — О. А. Стецкой
«Николина Гора, [без даты]
Дорогая Оленька,
Когда вы отучитесь к нам звонить и сообщать, что у вас делается? Каждый такой звонок и разговор выбивает П. Л. из колеи и волнует его. Чем меньше будет таких волнений, тем скорее он придет в себя. Вам всем на это время надо как-то прожить своим умом, совсем не опираясь на Петра Л. Ведь чему-то вы все от него научились за 10 лет совместной работы, вот теперь как раз время это все приложить на практике. Помни, что от меня спросится здоровье П. Л., а от тебя и всех других сотрудников здоровье — института. Вот это и есть та линия, кот[орой] надо держаться.
Позвони или завтра, или в понедельник Елиз[авете] Петр[овне] и скажи, что мы просим их нам позвонить, П. Л. хочет поговорить с Георг[ием] Нест[оровичем].
Интересно, как ребята будут жить одни эти три недели; хорошо, что приехал Леня.
Целую крепко. Привет.
Твоя А К.
Суббота.
P. S. Передай Олегу [Писаржевскому] информационный список, пусть пошлет, куда надо. Ему же посылаю 3.000 руб. на оплату всех долгов».
Из воспоминании Анны Алексеевны (Запись и литературная обработка Е. Капицы.)
В те годы никто не мог чувствовать себя в безопасности, а у Петра Леонидовича давно были плохие отношения с Берией. А в послевоенный год ему приходилось постоянно иметь с ним дело, ведь Петр Леонидович был членом Особого комитета по атомной бомбе, а Берия его возглавлял. Петр Леонидович говорил, что с Берией работать у него не получается. Много лет спустя наш хороший знакомый генерал армии Андрей Васильевич Хрулев рассказал нам историю, очевидцем которой он был. Он происходил из потомственного семейства золотых дел мастеров, это были честнейшие люди. Во время войны Хрулев был начальником Главного управления тыла. Нам, конечно, очень повезло, что такой человек был начальником тыла. Так вот, по каким-то делам Хрулев находился у Сталина. Вдруг в кабинет входит Берия и начинает убеждать Сталина, что Капицу надо арестовать. На это Сталин, помолчав, сказал (эта фраза хорошо запечатлелась у меня в памяти): «Я его тебе сниму, но ты его не трогай». Продолжения разговора Хрулев не знал, ему стало неловко, и он вышел из кабинета.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});