Неподалеку от деревни Фомкино встали обе гвардии. Своего рода «неприкосновенный запас» – самое элитное подразделение в Великой армии – Старая гвардия (1-й, 2-й и 3-й гренадерские полки, 1-й, 2-й егерские полки или 3-я гвард. пех. див. генерала Кюриаля – 6120 пехотинцев и 32 орудия). Она возглавлялась старым рубакой и солдафоном с бульдожьей челюстью рыжеволосым Лефевром. Под началом испытанного Мортье была Молодая гвардия, в которой числилось 7 тыс. пехотинцев и 28 орудий. На самом деле она имела под Бородином лишь неполную 2-ю гвардейскую пехотную дивизию генерала Роге (эту дивизию из 4 полков – гренадеры, егеря, вольтижеры и тиральеры – называли Средней гвардией). Из числившихся в ней 3622 человек не хватало 1178 егерей, целого полка (!), оставленных в Вильно и Витебске, т. е. в наличии было ок. 2444 человек. Тогда как ее 1-я гвард. пех. дивизия генерала Делаборда (по три полка вольтижеров и тиральеров бригадных генералов Бертезена и Ланюсса; всего – 3710 человек) к битве опоздала, задержавшись на марше из Смоленска, ожидая свои подтягивавшиеся батальоны из Витебска. Ее 1-я бригада генерала Бертезана догнала армию только через три дня после Бородинского сражения – уже за Можайском, а 2-я – генерала Ланюсса – еще позже. Приданным гвардии польским формированием на французской службе – Висленским легионом из 3 пехотных полков (четвертый застрял в Испании) численностью примерно в 2410 нижних чинов – командовал генерал Клапаред. В гвардейской кавалерии Бессьера (конные егеря и мамелюки Лефевра-Денуэтта, драгуны Сен-Сюльплиса, конные гренадеры Вальтера, польские и голландские шеволежеры Красиньского и Кольбера и элитные жандармы Дюронеля) из-за конского падежа обстановка была нерадостная – всего лишь 4600 всадников и 12 орудий. Распределенной по гвардейским частям 109-пушечной гвардейской артиллерией (пешей – генерала Друо, конной – генерала Дево де Сен-Мориса, в том числе 37 резервными орудиями) и 1200 канонирами руководил дивизионный генерал и полковник гвардии Жан-Бартелеми Сорбье – сослуживец Бонапарта по Валансу, участвовавший в войнах, начиная с… полулегендарной битвы при Вальми в 1792 г.!
По оценке на 2 сентября, на перекличке гвардейцев у Гжатска отозвалось 18 862 человека: 3300 артиллеристов, саперов и моряков (гвардейский экипаж), 4000 кавалеристов и 11 562 пехотинца. Эти, безусловно, лучшие солдаты Великой армии так и простоят без дела все сражение, и потом Бонапарта будут долго и нудно (до сих пор!) упрекать в том, что он так и не нашел им применения в тот кровавый день и тем самым якобы упустил возможность добить обескровленных русских.
…Кстати, много позже военные теоретики сильно критиковали Наполеона за то, как он спланировал, и особенно сильно ему досталось за то, как он провел Бородинскую битву. В частности, считалось, что следовало бы уделить больше внимания возможности тактического обхода русского левого фланга. Но как уже говорилось, в целом местная природа к этому все же не располагала, да и времени для столь тонких маневров у Бонапарта было маловато. К тому же со времен Ваграмской битвы Бонапарт ввиду качественного ухудшения состава его армии вынужден был прибегать к «тактике» «расточительных фронтальных атак» при помощи «больших батарей» и очень густых колонн пехоты, составленных из «больших батальонов». Гораздо больше нареканий вызвало руководство Наполеоном своими войсками в ходе сражения, но об этом чуть позже…
«Старая лисица севера» учел обе возможности наполеоновского плана нападения на русскую позицию: и обход, и фронтальную атаку.
На правом фланге и в центре – закрывавшем кратчайший путь на Москву по Новой Смоленской дороге – Кутузов разместил большую часть своих войск – по некоторым оценкам, чуть ли не 70 тыс. человек, в том числе 204 пушки, под общим началом Барклая де Толли (начштаба – А. П. Ермолов). Некоторые историки полагают, что такая диспропорция могла объясняться особой значимостью указанной дороги в случае отступления. В то же время кое-кто из исследователей склонен считать, что, ставя их так, Михаил Илларионович стремился заставить Наполеона атаковать в лоб на узком 3-километровом пространстве своего более слабого левого фланга, где местность затрудняла возможность быстрого флангового маневра. В то же время не следует исключать, что в случае серьезной угрозы для этого крыла своей армии он надеялся использовать армию Барклая как резерв и перебрасывать ее в нужном направлении. С этой целью Кутузов приказал построить мосты, переходы через ручьи и овраги для того, чтобы можно было осуществлять эти маневры. Однако сразу скажем, что в ходе сражения это получалось не всегда и с опозданием. К тому же, занимая удобную оборонительную позицию на высоком, обрывистом берегу реки Колочи, укрепленную двумя мощными батареями (в 24 и 48 орудий), правофланговые прим. 21,5-тысячного войска – II корпус Багговута (4-я пех. див. принца Евгения Вюртембергского и 17-я пех. див. Олсуфьева – всего ок. 11 500 человек) и IV корпус Остермана-Толстого (11-я пех. див. генерал-майора Н. Н. Бахметьева 1-го и 23-я пех. див. генерал-майора А. Н. Бахметьева 3-го – всего ок. 10 тыс. человек) наступать сами не могли, так как перед ними находилась сильно пересеченная местность, но, будучи плотно построенными, они окажутся под прицельным массированным огнем превосходно действовавшей в ходе всего сражения французской артиллерии. За правое крыло русской армии отвечал Милорадович.
Здесь же, правее всех – в Масловской роще – оказалась сосредоточена основная масса казаков Платова (14 полков вместе с элитным лейб-казачьим полком генерал-майора В. В. Орлова-Денисова – всего ок. 5600 человек с 12-пушечной конной батареей) и I кавкорпус генерал-лейтенанта Ф. П. Уварова (лейб-гвардейские драгуны, гусары с уланами и линейными гусарами с уланами – всего ок. 5000 человек с 24-пушечной конной батареей). Их предполагалось использовать только в случае внезапного маневра мобильным конным резервом.
…Кстати сказать, руководствуясь своим любимым собственным изречением «Полководец не может считаться побежденным до тех пор, пока у него есть резервы», Михаил Илларионович Кутузов уделял своим резервам повышенное внимание. «Резервы должны быть оберегаемы как можно долее!» – наставлял он свой генералитет перед боем. Справедливо полагая, что, не обладая даже простым численным превосходством в регулярных обстрелянных войсках, тягаться с Наполеоном в наступательной тактике на Бородинском поле ему не под силу, он предпочел «сесть в оборону» и, оставив в резерве большие силы, по мере надобности «подбрасывать их в самые горячие точки сражения», не давая врагу проломить русскую оборону, там, где она могла начать трещать! При этом Кутузов открыто признавал: «Мы имеем дело с Наполеоном. А таких воинов, как он, нельзя остановить без ужасной потери!» и отдал категорично-лаконичный приказ: «Стоять и умирать!» Тем более что подкрепления после битвы, где явственно ожидались ужасные потери, не подошли. Следовательно, при любом ее исходе (при благополучном результате для развития успеха тоже требовались подкрепления!) Кутузов готовился к… отступлению…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});